Узнав госпожу свою, Власий встал и почтительно поклонился.

- А я, Власий, приехала к тебе полакомиться твоими сотами! - сказала Катрин, вылезая из своего кабриолета.

- Великую милость, сударыня, мне тем сделали! - проговорил Власий, беря ее лошадь и привязывая к изгороди.

Катрин пошла в избу, а Власий сбегал в свой погреб и, положив там на деревянное блюдце сотов и свеженьких огурчиков, принес и поставил все это на стол перед госпожой своей, произнося:

- Покушайте, сударыня, во здравие!

Катрин, отломив небольшой кусок сотов и положив его в рот, насильно разжевала и проглотила.

- Они у тебя стали нынче нехороши! - заметила она и в то же время окидывала быстрым взглядом избу Власия и все ее убранство.

- Нет бы, кажись, нынче, - толковал ей Власий, - соты не водянистые, а многообильные и крепкие!

- Скажи, изба у тебя давно строена?.. Она как будто бы даже новая! продолжала разговаривать Катрин.

- Что ей сделалось, - изба хорошая, - всего годов десять, как строена! - объяснил Власий.

- А как же говорят, - продолжала Катрин с перекошенной и злой усмешкою, - что ты хочешь новый каменный дом строить?

- Господи! - произнес, усмехнувшись, Власий. - Да на что нам здесь каменные дома и на какие деньги их строить?

- Но у тебя сын есть, сколько я помню! - добиралась далее Катрин. - Он у тебя на чужой стороне живет?

- Да, сударыня, в Питере пребывает с малолетства.

- А в деревню часто сходит?

- Ну, этим не похвастаюсь! - сказал, печально мотнув головой, Власий. Три года, сударыня, как не бывал в деревне!

- Как же ты позволяешь это?.. Тем больше, что он женат.

- Женат, сударыня.

- Но, может быть, жена с ним в Петербурге?

- Нет-с, здесь в деревне ее держим, при нас!

- А она баба хорошая?

- Хороша, сударыня; женщина кроткая, умная, к работе только маленько слабосильна, но мы ее не нудим, не принуждаем!

- Я бы очень желала посмотреть на нее, - где она теперь?

- На полоске!.. С горохом убирается.

- А ее можно позвать?

- Для че не позвать! Дмитревна, сходи за Аксютой! - проговорил Власий, обращаясь к перегородке, за которой сидела его жена, старуха бестолковая и ленивая.

- Где ж ее там сыскать? - отозвалась та недовольным голосом.

- Ну, ну, ступай! - повторил ей хоть и тихим, но повелительным голосом муж.

Старуха обряжалась некоторое время за перегородкой и, выйдя оттуда, кивнула только наскоро головой госпоже и ушла, а Екатерина Петровна снова вступила в разговор с Власом.

- Сноха твоя скучает по муже? - спросила она.

- Как, сударыня, не скучать? Вы вот изволите говорить, как я позволяю сыну не сходить в деревню, - продолжал Власий, видимо, тронутый за самую слабую струну, - а как мне и что сделать супротив того?.. Я докладывал и покойному вашему родителю и нынешнему господину управляющему жаловался, - от всех одни ответы были: "Что ж, говорят, если он оброк и подушные оплачивает, как же и за что ж его задерживать?.." - "Да помилуйте, говорю, при чем же мы тут, родители его? Нам и взглянуть на него желается, не щенок же он нам подкинутый?.."

- Ну, вот что, старик! - успокоила его Катрин. - Я через месяц же выпишу к тебе сына.

- Сделайте божескую милость! - провопиял Власий.

В это время возвратилась его старая жена.

- Нетути ее на полосе, не нашла! - проговорила она и прошла за перегородку.

- О, ворона уховислая! - сказал с досадой Власий. - Ничего путем не сделает.

- Да ты сам, старик, сходи и отыщи сноху! - приказала ему Катрин.

- Я-то разыщу ее! - проговорил самонадеянно Власий и ушел.

Катрин довольно долго ждала его и переживала мучительнейшие минуты. "Что, если ей придется всю жизнь так жить с мужем?" - думалось ей, она любит его до сумасшествия, а он ее не любит нисколько и, кроме того, обманывает на каждом шагу. "Неужели же, - спрашивала себя далее Катрин, - это чувство будет в ней продолжаться вечно?" - "Будет!" - ответила было она на первых порах себе. "Нет, - отвергнула затем, - это невозможно, иначе я не перенесу и умру!"

Власий наконец возвратился и был смущен.

- Всамотко нет ее там, убежала, видно, дура, за грибами с другими бабами, - доложил он.

- Жаль! - проговорила недовольным голосом Катрин и встала. - Я к тебе еще раз заеду взглянуть на твою сноху, которой советую тебе не давать очень воли, а если она не будет слушаться, мне пожалуйся!

- Это беспременно-с! - отвечал старик, усаживая Катрин в кабриолет и весьма опечаленный тем, что не мог угодить ей на этот раз.

Катрин, будучи взволнована и расстроена, поехала не по той дороге, по которой приехала, и очутилась невдалеке овинов, где увидала, что в затворенную дверь одного из них тыкалась рылом легавая собака Валерьяна Николаича. Подстрекаемая предчувствием, Катрин остановила лошадь, соскочила с кабриолета и торопливо распахнула дверь овина, в которую быстро кинулась собака и, подбегая к дальнему углу, радостно завизжала. Несмотря на темноту, Катрин ясно усмотрела в этом углу какую-то женщину, а также и мужа своего, который сидел очень близко к той. Оба они, как ей показалось, были перепачканы в золе и саже.

- Какое приличное место для дворянина! - имела только силы произнести Катрин и, захлопнув дверь в овине, поскакала в Синьково, куда приехав, прошла во флигель к управляющему, которого застала дома.

- Завтрашний же день, - сказала она тому, - распорядитесь, чтобы сноха мужика Власа из Федюхина была, по моему желанию, сослана в Сибирь.

Такое приказание удивило и опешило управляющего.

- Но у ней муж есть! - возразил было он.

- Пусть сошлют и с мужем, которого извольте немедля же вытребовать.

Все это Катрин говорила строгим и отчасти величественным голосом, а затем она ушла из флигеля управляющего, который, оставшись один, сделал насмешливую и плутовскую гримасу и вместе с тем прошептал: - "Пойдут теперь истории, надобно только не зевать!"

Ченцов между тем, желая успокоить трепетавшую от страха Аксюту, налгал ей, что это заглядывала не жена его, не Катерина Петровна, а одна гостившая у них дама, с которой он, катаясь в кабриолете, зашел в Федюхино и которую теперь упросит не говорить никому о том, что она видела. Аксинья поверила, и он, обещав ей прийти на другой же день поутру в их деревню, отправился домой, неся в душе бешеный гнев против супруги своей за ее подсматриванье. В том, что Катрин затеет с ним сцену, Ченцов не сомневался и, чтобы подкрепиться для оной, зашел в стоявший на дороге кабак и выпил там целый полштоф. Катрин он нашел сидящею у него в кабинете. Она имела вид разъяренной тигрицы: глаза ее были налиты кровью, губы пересохли, грудь высоко поднималась при дыхании. Ченцов однако спокойно встретил ее огненный взгляд и проговорил негромко:

- Прошу вас уйти от меня!

- Нет, я не уйду прежде, чем не наплюю тебе в глаза! - сказала Катрин со свойственною ей несдержанностью.

- А тогда я вас угощу пулей! - объяснил ей Ченцов, показывая глазами на свое двуствольное ружье, которое он в это время снимал с плеч.

- Ах, скажите, какой воин! - произнесла насмешливо Катрин. - Если вы меня пулей угостите, вас сошлют на каторгу за это.

- Каторги я не боюсь, потому что жить с вами та же каторга.

- Кто ж вас держит?.. Уезжайте от меня!.. Силой я вас не могу удержать.

- Да и уеду, конечно!.. Что тут разговаривать об этом! - отозвался презрительным тоном Ченцов.

- Взяв, разумеется, с собой и свою прелестную Аксинью! - присовокупила Катрин.

- Да, прелестную Аксинью я возьму с собой!

- А если я вам скажу, что вы не имеете права этого сделать! проговорила Катрин с ударением.

- Я никогда не справлялся, - возразил ей со злым смехом Ченцов, - имею ли я на что право, или нет, а делал всегда, как мне хотелось!

- Ну, тут вам вряд ли удастся сделать, как вы хотите, потому что я вашу мерзавку Аксинью сошлю на поселенье: она моя, а не ваша крестьянка!