На первом листе был список лиц, подлежащих допросу по делу Грубина. Манус в списке стоял первым. Вторым князь Анд-ронников. И еще человек двадцать. Пятым стоял Бурдуков. По Протопопова в списке не было…

Затем он прочитал перевод опубликованного в шведских газетах заявления жены Грубина Алисы Яновны. Узнав о гибели мужа в Петрограде, она рассказывала о его самоотверженной деятельности в России для Германии, которой он был туда послан. Никого из людей, с которыми Грубин был здесь связан, она не называла…; Затем следовали материалы русской военной контрразведки. И среди них справка о частных встречах Грубина с Манусом. Манус забыл о раскуренной сигаре, держал ее в левой руке, пока она не обожгла ему пальцы. Выругавшись, он швырнул сигару в камин, не отрываясь от чтения. Он уже понял все.

— Зачем это у вас? — спросил он, закрыв папку и положив на нее тяжелую ладонь.

— И вы и я были тесно связаны с Грубипым, — дрогнувшим голосом ответил Бурдуков. — Ничего хорошего это нам с вами, Игнатий Порфирьевич, не сулит. Вы же понимаете.

— Отчего это дражемент в голосе? Папка же в ваших руках, — сказал Манус и начал раскуривать новую сигару, посматривая на Бурдукова.

— Да. Но только до четырех часов, когда я обязан ее вернуть человеку, которому это дело поручено. — Бурдуков подвинул папку к себе.

— Сколько это может стоить? — добродушно спросил Манус.

— Очень дорого, — тихо ответил Бурдуков.

— Но, может, вдвоем мы осилим?

— Вдвоем, конечно… вдвоем. — Бурдуков помолчал, глядя на папку, и добавил тихо — Но после этого я стану нищим.

— Сколько? — повысил голос Манус. Он начинал бой, и, как всегда в такие минуты, он спокоен, собран, лицо его непроницаемо.

— Полмиллиона, но в золоте, — неестественно смело ответил Бурдуков, но лежавшая на папке его рука подрагивала.

Манус молчал… Он думал, что цена будет значительно больше, и был уверен, что золото предназначено самому Бурдукову, и никому другому.

— Могу я знать, кого мы с вами в одно мгновение сделаем богатым? — спросил он небрежно — решение-де принято и хочется выяснить только эту в общем несущественную деталь.

— Нет, — решительно ответил Бурдуков, отводя глаза в сторону. — Поставлено условие: имя знаю только я, с меня взяли письменное обязательство, в случае чего делу дадут ход, и я пропал.

— Неосторожно с вашей стороны, — сочувственно сказал Манус. — Я ведь сам могу найти выход из положения, свой выход, понимаете? Наконец, эту папку у вашего инкогнито могут взять. Что тогда?

Худое желтое лицо Бурдукова стало медленно темнеть.

— Я столько для вас сделал, Игнатий Порфирьевич, а вы… — Он запнулся, будто от сильного волнения. — Неужели я заслужил?

— Не пойму, что вы так встревожились? — спросил Манус — Так и так папка эта перестанет существовать, и вы в полной безопасности.

— А мое обязательство?

— Ну это уж, извините, ваша оплошность, — холодно сказал Манус, думая: «Ну что ты, жадная крыса, теперь придумаешь?»

— Ужас… ужас… — забормотал Бурдуков, наморщив лоб, и вдруг спросил — А может, тогда попробовать выкупить мое обязательство?

— Это опять-таки ваша забота, — спокойно ответил Манус.

— Но, потеряв на папке, он может заломить невероятную цену.

— Поторгуйтесь… А потом я и помогу вам, тысяч двадцать — тридцать дам.

— Но как вы получите папку? — быстро спросил Бурдуков, его воспаленные глаза снова метались в темных впадинах.

— Это уже мое дело. Имеющий власть может приказать дать ему это дело… — Манус взглянул на папку — под номером 1707,— он записал номер на своем календаре.

Бурдуков понимал, что «имеющий власть»— это Протопопов, для того он в самом начале и сказал, что Протопопову крышка. А если Протопопов удержится?.. Он, конечно же, потребует папку к себе, но тогда выяснится, что папка у него, Бурдукова, ибо он взял ее под расписку в личной канцелярии министра, сказав, будто есть распоряжение дело это поручить ему.

У Бурдукова взмокла спина, руки, лоб, он выхватил платок…

Зазвонил телефон. Манус неторопливо снял трубку.

— Да. Здравствуйте, Александр Дмитриевич. — Манус подмигнул Бурдукову. — Я час назад пытался с вами соединиться, но ваш секретарь сказал, что вы приказали не соединять ни с кем. Да… Что вы говорите? Значит, это тоже факт. Ах негодяи! Ах негодяи! Понимаю, понимаю… Я приеду к вам. Ну через часок… Хорошо, постараюсь раньше. До встречи.

Манус положил трубку.

— Ну, Николай Федорович, что будем делать?

— Теряю голову, Игнатий Порфирьевич, — тяжело вздохнул Бурдуков, вытирая лицо платком.

— Не голову вы теряете, Николай Федорович, а четверть миллиона в золоте, — с усмешкой сказал Манус, едва скользнув светлыми навыкате глазами по Бурдукову, и, встав из-за стола, направился к двери.

Бурдуков вскочил и бросился за ним.

— Папку захватите, она скоро понадобится, — на ходу обронил Манус.

Они вышли в переднюю.

— Игнатий Порфирьевич… даю вам честное слово, — лепетал Бурдуков, загораживая дорогу Манусу, он даже раскинул костля-вые руки.

— Знаю я теперь цену вашему честному слову. Одевайтесь. Я доставлю вас в министерство.

— Подождите, Игнатий Порфирьевич, — вдруг решительным тоном сказал Бурдуков. — Возвращать папку в министерство опасно. Она должна быть переправлена в охранку, и на это есть срок — три дня… — Манус видел, что сейчас он говорит правду.

— А пропасть к чертовой бабушке эта папка не может? — задорно спросил Манус— Я выписываю вам чек на пятьдесят тысяч. Ладно, по случаю исчезновения Распутина на семьдесят пять…

Бурдуков стоял перед Манусом, смотря на него остановившимися глазами, и побелевшие губы его вздрагивали, точно не решаясь что-то произнести.

— По рукам, Игнатий Порфирьевич, — прошептал он наконец.

— Вернемся, — сказал Манус, первый прошел в кабинет и стал открывать сейф. — Положите сюда, — сказал он, когда толстая стальная дверь со щелкающим звуком отворилась.

Бурдуков нерешительно подошел и, оглядываясь на Мануса, положил папку в сейф.

Манус запер сейф, прошел к столу, выписал чек и бросил его Бурдукову, тот бегло глянул на сумму и спрятал чек в портфель.

— Задумано было неплохо, Николай Федорович, и за это семьдесят пять тысяч не так уж мало. За такие деньги министры сочиняют правительственные решения. Но я объясню, что вам помешало. У вас впереди ума идет подлость, а надо наоборот. Вы в министерство?

— Нет, поеду домой.

— Как хотите. Простите, я тороплюсь…

Покачиваясь на пружинном сиденье автомобиля, укутавшийся в медвежью доху Манус смотрел на заснеженную пустынную улицу, испытывая привычное чувство успокоения после хорошо проведенного дела… Но какова крыса этот Бурдуков!

Автомобиль резко остановился — Мануса чуть не сбросило с сиденья. Вплотную перед машиной клубилась черная толпа кричащих женщин, окруживших растерянного полицейского.

— Узнай, что там, — сказал Манус шоферу и задернул занавески на боковых стеклах. Попробовал прислушаться к крику толпы, но ничего разобрать не смог. В это время из-за угла вылетели на рысях конные полицейские, они с ходу врезались в толпу, рассекли ее на части и погнали за угол.

Вернулся шофер.

— Булочная объявила, что хлеба сегодня не будет, — сказал шофер, садясь за руль, и добавил — Каждый день такое…

…Манус стремительно вошел в кабинет Протопопова и увидел его понуро сидящим за своим огромным столом.

— Доброе утро, Александр Дмитриевич! — громко произнес Манус, сбрасывая доху на диван. — Убиты горем? — спросил он, крепко сжимая вялую руку министра. — Давайте-ка вместе во всем разберемся и, как положено людям дела, без эмоций… — Манус сел в кресло, поудобнее в нем расположился и спросил легко — Так что же случилось?

Протопопов ему не нравился — сразу видно, что скис: мятое серое лицо, темные круги под глазами, дергается как петрушка на нитке, ищет на столе какую-то бумагу, а руки трясутся…

— Александр Дмитриевич, нет такого события, с которым нельзя совладать, — спокойно, нравоучительно начал Манус, вертя на пальце тяжелый перстень с сердоликом. — На вашем посту тем более… Кто убил Распутина? Люди. Кто захочет использовать это против нас с вами? Тоже люди. А мы кто — пешки, что ли? Давайте-ка спокойно разберемся, что и как…