Надо, чтобы эту запись изменили, нетвёрдо велел он самому себе, спускаясь со спального возвышения, чтобы вручную отключить настойчивый продолжительный стонущий звук. Без сомнения, некоторые вещи, заранее приготовленные для его жизни здесь, требовали определённых модификаций.

Проходя мимо одной из затемнённых стен-«окон в мир», он приказал ей исчезнуть. Бодрящая волна свежего воздуха хлынула в комнату вместе с потоком яркого солнечного света. Уокер вышел на маленькое крыльцо и поймал себя на том, что пристально глядит на близлежащий ручей, который ночью переливался тёмным серебром и тихо бормотал. Пятёрка жужжащих пушистых шариков, которым он пока ещё не знал названия, искала, где бы остановиться, чтобы укрыться в тени и найти нектар. Шорохи в подлеске по другую сторону ручейка намекали на присутствие там неизвестных обитателей. Шумы не беспокоили Марка. Если бы от местных животных исходила какая-нибудь опасность, он был уверен, что его бы обязательно проинформировали об этом.

За пределами волнистых вершин заботливо ухоженного прибрежного места естественного обитания он мог видеть высокие здания, которые поднимались из центра столичного города. Ниййюю обожали купола и другие архитектурные чудеса в виде луковиц. Пристрастие, которое резко контрастировало с их собственными стройными и гибкими формами. Позади сверкающих, до блеска начищенных башен города, которые имели скромные размеры по сравнению с конструкциями, виденными им на Серематене, вдоль горизонта тянулась линия гор. На виднеющихся вершинах не было снега. Его отсутствие можно было объяснить долготой, сезоном, высотой или комбинацией всего перечисленного.

— Видишь что-нибудь?

Обернувшись, Уокер заметил, что за его спиной стоит Джордж. Пёс зевнул во всю пасть, вздрогнул от носа до хвоста и растянулся, выставив передние лапы на предельно возможное расстояние.

— Городские постройки, — сообщил Уокер своему товарищу, лишённому способности обозревать высоты. — Парковый ручеёк и растительность прямо под нами. На расстоянии — горы. Не слишком высокие, думаю.

— Никаких признаков сражений, несдерживаемых междоусобных кровопролитий или орд неистовствующих анорексичных солдат?

Уокер обратил внимание на журчащий ручеёк и расположенные вдали здания.

— Там, в ручейке нечто… выглядит возбуждённым, ну и ладно.

— Хорошо. Я голоден. Давай найдём какую-нибудь еду.

Взмахом руки Уокер вернул на место похожую на окно прозрачную стену прежде, чем повернул прочь. Где найти свидетельства продолжительной войны, о которой говорила Вийв-пим?

— Погоди. Мне надо одеться.

— Нет. — Пёс энергично заторопился через портал, который послушно отворился в ответ на его отрывисто-грубый лай. — Встретимся в общем зале, или в столовой, или в месте, как бы оно ни называлось, предназначенном для принятия пищи.

В этом не было смысла, размышлял Уокер, теребя в руках рубашку и изо всех сил пытаясь поспеть за своим приятелем. Если в состоянии постоянной войны существовал такой чудесный сельский пейзаж, куда делись признаки беспокойства, озабоченности, какие-то намёки на сопротивление? Город был прекрасно освещён в ночь их прибытия. Возможно ли вообразить цивилизацию, владевшую звездолётами, но не имевшую ни одного воздушного судна? В таком случае бомбы могут сбрасывать с воздушных шаров, но ничто не указывало на то, что народ Коджн-умма страшился атаки с воздуха. Могло ли его замешательство происходить от простого непонимания того, что ему рассказали? Но Вийв-пим ясно сказала, что это была «не настоящая война без убийств». Он решил попытаться избавиться от своего замешательства. Наверняка всё прояснится.

Джордж был прав в одном. Да и сам Марк проголодался. Может, еда поможет облегчить головную боль, которая начинала усиливаться. А он ещё и не начинал работать. Понадобится ли ему приобрести защитную экипировку в дополнение к кухонным принадлежностям?

Пёс расположился в общем зале, который смотрел на маленький внутренний садик. Никому из них не было известно ни одно из растений. Внутри садика жёлтый цвет соперничал с зелёным. Одно совершенно необычное растение пустило побег с единственным цветком, таким же длинным, как рука Уокера. Запах у него был омерзительный.

Синтезатор, который отвечал на их просьбы, запрограммировали на выполнение их нужд, но оборудование, хотя и намного более передовое, чем разработанное на Земле, не шло ни в какое сравнение с прогрессивными инструментами серематов. Уокер откусил от бледно-розового диска чего-то там, и его лицо скривилось в таком выражении, которое стало наглядным изображением вкуса.

— Если это образец местной кухни, — заметил Марк, когда с трудом проглотил достаточно продукта, чтобы суметь заговорить снова, — я могу понять, почему здесь так остро востребованы мои услуги.

— Ты слишком разборчив, Марк. Всегда. — Джордж с явным удовольствием зарылся в тарелку протеинов, столь разноцветных, сколь неидентифицируемых, которую выставил перед ним синтезатор.

Уокеру оставалось обдумывать неприятный выбор между сильным голодом и противной пищей. Когда он ковырялся в своей еде, к ним присоединилась Скви. Торопливо войдя в зал на полудюжине из своих десяти усиков, звеня украшениями из полированного металла и разноцветного пластика, к'эрему, с которой стекали капли, оставила за собой мокрый след. Предпочитая оставаться как можно более влажной как можно дольше, она не побеспокоилась посушиться после недавнего погружения в воду.

Хотя всего лишь четырёх футов ростом, когда поднималась на все десять усиков, она не испытывала трудности, усаживаясь на стул, предназначенный для более высоких ниййюю. На самом деле ей, вероятно, было более комфортно на этом незнакомом предмете мебели, чем её приятелю-человеку. Сконструированный, чтобы вместить гораздо более узкий нийюанский зад, стул Уокера превращался в неудобный птичий насест для любого человеческого существа. Постоянная перемена положения, в поисках самой приемлемой, ни к чему не привела.

— К счастью, я уже поела. Спасибо за приглашение, — отрывисто и резко выговорила она ещё до того, как кто-то отважился произнести «доброе утро». В знак дальнейшего неодобрения из гибкой розовой трубочки, коей являлся её рот, появилось несколько пузырьков, которые взмывали вверх к потолку, но на полпути лопались.

К настоящему времени совершенно привыкший к настроениям Скви, Уокер проигнорировал её презрение, удручённо ковыряясь в своей еде.

— Я предположил, что ты, Скви, задала или задашь вопрос, когда ты входила. — Незаметно просовывая в рот кусочек чего-то наподобие нарезанного ломтиками баклажана, он жевал медленно, словно производил эксперимент. Его нёбо не испытало особых впечатлений, зато желудок не бунтовал.

«Я бы убил, — уныло рассуждал Уокер, — за польский дог.[6] С горчицей, луком, специями и квашеной капустой». При этой мысли его рот наполнился слюной в количестве, достаточном для того, чтобы произвести впечатление даже на Скви. Что касается барбекю, он не отважился даже мысленно представить себе его образ. Вместо этого Уокер заставил себя съесть ещё один ломтик инопланетного баклажана.

Чтобы отвлечь свой разум от таких исторических невозможностей, как колбаса, он заговорил с к'эрему:

— Как ты спала? Пусть наше жильё не такое стильное, как на Серематене, думаю, оно весьма комфортабельно.

— Я не спрашивала твоего мнения, — ответила она грубо. Два усика подтянули к ней контейнер конической формы и ловко опрокинули жидкое содержимое в контейнер меньшего размера, из которого она изящно и со вкусом потягивала напиток перед тем, как продолжить: — Как ты уже наблюдал, эти ниййюю не настолько передовые, как наши бывшие хозяева. Но они и не особо примитивны. Мои комнаты расположены уровнем ниже, чем твои. Мне сказали, что это сделано намеренно, чтобы я могла иметь регулярный и беспрепятственный доступ к ближнему ручью и его освежающей прохладной влаге. Такая предусмотрительность — для того, чтобы создать комфортные условия высшему существу и получить его одобрение. Я отдохнула вполне удовлетворительно, благодарю.