Кроме отопления у бараков было еще одно огромное преимущество: все, кто жил в них, могли пользоваться масляными лампами, в то время как внутри палаток, накрытых шкурами животных, было совершенно темно.

Почти каждый месяц я писал письма Кретосу. Мои отчеты содержали информацию, на которую и рассчитывал купец. Я очень надеялся к весне получить от него хоть какую-нибудь весточку. Но Кретос не отвечал на мои послания.

— Как ты думаешь, Ванда, где он сейчас?

— Кретос? Даже не могу себе представить, мой господин. Возможно, он как раз находился в лагере Ариовиста, когда началась битва. Тогда вполне вероятно, что Кретос погиб от руки одного из легионеров Цезаря.

— Может быть… А может быть, и нет… Мы не можем знать наверняка. Во всяком случае, я буду выполнять все оговоренные в нашем соглашении условия. Когда я наконец выплачу все долги и рассчитаюсь с Кретосом, я отправлюсь в Массилию.

— Неужели ты все еще пытаешься строить какие-то планы, мой господин? Наверняка твои боги сейчас потешаются над тобой. А что, если боги Цезаря сделают тебя полноправным гражданином Рима, а потом сенатором?

Ванда улыбнулась.

— Еще маленьким мальчиком я мечтал, что наступит день, когда я стану владельцем огромного торгового дома в Массилии. Я хотел иметь собственную виллу и много нубийских рабынь…

— Ты хочешь развлекаться с нубийскими рабынями? — спросила Ванда, глядя на меня с деланным пренебрежением.

— Конечно, — пошутил я, — но сначала я подарю тебе свободу, Ванда.

— Это правда, Корисиос?

Она вновь назвала меня по имени! Я обнял Ванду, а она продолжила:

— Если разобраться, то ты в определенном смысле этого слова тоже являешься рабом. Ты раб своих долгов, раб Кретоса… Но иногда ты становишься рабом своей собственной рабыни, — прошептала Ванда мне на ухо. Она освободилась от моих объятий, сделала шаг назад и сняла свою тунику через голову. Ванда смотрела на меня и улыбалась так, как могут улыбаться только влюбленные. — Но у нас с тобой все хорошо, правда, Корисиос?

Она была права. Нам выделили отдельную комнату в теплом жилище, мы могли не беспокоиться о еде, которой всегда было вдоволь. Мне платили приличное жалованье, несмотря на то что я иногда целыми неделями бездельничал в канцелярии. Но я не тратил времени даром, а занимался выполнением поручений Кретоса. Мы с Вандой обошли все рынки в Весонтионе вдоль и поперек, побывали в каждом кабаке и на всех до единого постоялых дворах. А долгие зимние ночи принадлежали только мне и Ванде. Я тщательно составлял список изделий, производимых местными ремесленниками и крестьянами, а также списки всего, что продавалось на местных рынках, но было привезено издалека. Я вел записи, в которых фиксировал минимальные и максимальные цены на самые разные изделия. Анализировал, делал соответствующие выводы, в результате которых становилось понятно, какие товары пользуются у местных жителей особым спросом, но почти не завозятся сюда купцами. В своих подробных отчетах я упоминал имена торговцев и купцов, а также названия всех предлагаемых ими изделий. Пользуясь моими записями, Кретос мог узнать также имена местных ремесленников и названия мастерских. Разговаривая с людьми и торговцами на рынках, я, к своему величайшему удивлению, понял, что жители Галлии готовы были обменять практически все что угодно на римское вино. Друиды, с которыми мне приходилось общаться в Весонтионе, проклинали Рим и утверждали, будто римляне завоюют Галлию не при помощи меча или лопаты, а всего лишь при помощи бочек с вином. Можно подумать, кельтам недостаточно было напиваться до полусмерти сладким как мед пшеничным пивом! Ведь мы употребляли этот напиток в огромных количествах задолго до прихода римлян, сейчас же мои соплеменники, словно обезумев, заливались вином. Так утверждали наши жрецы, но, честно говоря, такому любителю вина, как я, их обвинения казались несколько однобокими и надуманными. Даже будучи кельтом, я был готов признать, что по вкусовым качествам вино римлян намного превосходило наше пшеничное пиво.

Некоторые римляне — к их числу принадлежал и Авл Гирт — считали, будто завоеватели оказывали жителям захваченных ими земель огромную услугу, продавая им неизвестные ранее напитки, затуманивающие сознание. Как бы там ни было, я всегда придерживался мнения, что вино ни в коем случае нельзя сравнивать со злом, которое римляне называли болезнями Венеры. Захватчики приносили с собой эти страшные недуги, передающиеся во время полового акта, и многие кельты уже страдали от них. Вино же, на мой взгляд, являлось божественным напитком, подарком римского бога Меркурия, покровителя торговли. Конечно, фалернское нельзя было купить ни на одном из местных рынков, однако ингредиенты для отменного пряного вина можно было раздобыть с легкостью: греческое белое вино со смолами, мед, черный перец, лавровые листья, шафран и финики. Везде, где легионеры задерживались дольше, чем на два месяца, на рынках появлялись продукты и напитки, к которым привыкли римские солдаты. Конечно же, при условии, что в те места вели более или менее приличные дороги, по которым могли проехать телеги. В декабре и январе из-за льда, снега и грязи доставка продовольствия превратилась в неосуществимую задачу. Это означало, что те, кто не успел вовремя запастись достаточным количеством греческого вина, не могли предложить в конце года своим гостям пряное вино. А у нас гости бывали довольно часто — офицеры из канцелярии Цезаря, простые легионеры, просившие меня написать письма их родственникам, или Урсул, примипил десятого легиона, который, похоже, считал меня своим лучшим другом. Криксос научил меня готовить великолепный глинтвейн. Согласен, это варево не может сравниться с фалернским шестилетней выдержки, но оно вполне подходит для того, чтобы хоть как-то скрасить вечера, которые я был вынужден проводить в обществе римских офицеров.

— Требатий Теста, — сказал однажды вечером Гай Оппий шутливым тоном. Несколько офицеров пришли тем вечером в наш барак. — Когда Цезарь закончит военную кампанию в Галлии, ему понадобится еще один легион, чтобы спасти свою голову. Только на этот раз ему придется оплачивать услуги легиона юристов, а не простых солдат.

— Каждый, кто располагает достаточным количеством денег, — возразил молодой трибун, — может не обращать особого внимания на закон.

— Требатий Теста прав, — согласился Авл Гирт. — Один мой родственник написал мне, что сейчас в Риме каждый, кто претендует на выборную должность, может вполне открыто выставлять прямо на улицах столы, у которых имеющие право голоса граждане получают в качестве взятки определенную сумму денег! Вы можете себе это представить?! Римские политики подкупают избирателей, совершенно не опасаясь, что их за такие действия привлекут к ответственности!

— При Сулле[59], — заметил Урсул, — это было бы просто невозможно.

— Конечно, — усмехнулся Авл Гирт, — Сулла ни за что не стал бы подкупать своих соперников. Он просто велел бы своим убийцам расправиться с ними.

Все рассмеялись, а я велел рабам наполнить опустевшие кубки.

— Законы рынка, — начал философствовать Лабиэн, — вполне применимы не только к торговле, но и к политике. Всего лишь через год после начала военной кампании в Галлии у Цезаря появилось достаточно средств, при помощи которых он может подкупить трибунов. Они спасут его голову, продлив через четыре года его полномочия проконсула в провинции Нарбонская Галлия еще на пять лет. Тогда у Цезаря будет иммунитет, позволяющий ему избежать каких-либо судебных разбирательств.

— Но это не значит, что проблема будет решена. Цезарь всего лишь получит очередную отсрочку на пять лет. По истечении данного срока ему придется в очередной раз искать способ, позволяющий уйти от ответственности. Что же он будет делать?

— Тогда он распустит свои легионы, а каждый трибун к тому времени станет почти таким же богатым, как сам Красс. Неужели ты думаешь, что кто-то отважится судить Цезаря? Да они будут боготворить его!