Если нечаянно не ранит, а убьет?

   - Ты же лучший, - наниматель облизал губы. - Так мне сказали. Справишься.

Глава 34. Новые дороги

   Интуиция - это способность головы чуять попой.

   Жизненная реальность.

   Пятый день пути.

   Долэг решила стать моряком. И выйти замуж за Гавина. Добраться до Ашшара и еще дальше, быть может до самых Туманных островов, за которыми - все знают - ничего нет, кроме моря.

   Но все - потом, когда Тисса совсем выздоровеет. Со стороны Тиссы крайне непорядочно заболевать как раз тогда, когда предстоит свадебное путешествие. И свадьбу устраивать без сестры!

   Долэг подобным образом никогда не поступит.

   Но она уже простила Тиссу, потому что понимает - той самой неохота в каюте сидеть, когда вокруг море и вообще все иначе! И поэтому надо вставать! Ходить! Делом заняться, правда, каким именно, Долэг не уточняла. Она знала о предстоящей разлуке, но нисколько не печалилась, видя во всем удивительнейшее приключение. Да и о чем волноваться, когда на корабле люди Урфина, а в порту будут ждать рыцари Деграса, и нет защиты более надежной.

   Конечно, плохо, что Тиссе нельзя со всеми...

   Тиссы вообще как будто бы и нет.

   Игра в прятки. А от кого она прячется?

   От злых людей, которые Тиссу хотели убить и думают, что убили. Долэг никому не расскажет, она поклялась молчать. Наверное, Урфин поверил клятве, если позволил увидеться...

   А краснота почти прошла, и на голове появился мягкий пушок, который Тисса то и дело трогала, пытаясь смириться, что длинных волос у нее больше не будет.

   Зато мыть не надо.

   Расчесывать.

   Заплетать.

   И вообще если купить парик...

   Но стоило про парик заикнуться, как Урфин помрачнел и потребовал выбросить глупости из головы. Только какие это глупости, если Тисса выглядит ужасно?

   Нет, она всецело осознает, что так было надо и ее почти не мучает совесть за ту, другую, женщину, которую казнили. И наверное Тисса растеряла остатки порядочности, если ее не пугает признание, сделанное мужем. Более того, почему-то признание это вызвало не ужас, как должно бы, а почти восхищение. Ей бы заставить Урфина поклясться, что он никогда не сделает ничего подобного - нельзя же убивать невинных людей ради виновной - а она промолчала...

   Впрочем, Тисса подозревала, что даже если клятва будет дана, то исполнять ее Урфин не станет.

   Он такой, какой есть.

   Чудесный.

   И немного бестолковый.

   Только мужчина способен забрать в дорогу украшения, меха, но позабыть о нижнем белье. А из платьев взял, похоже, те, которые под руку подвернулись. И конечно, подвернулись совершенно очаровательные наряды из шелка, ситца и тончайшей шерсти, которые никак не годились для путешествия.

   Нет, в каюте было тепло и даже жарко - огонь разводили в квадратной каменной печи, от которой по стенам расползались медные трубки с водой. Но ведь придется сходить на берег...

   Тисса старалась не думать об этом, как и о том, что ждет ее на берегу.

   И вообще ждет.

   Кто она теперь?

   Тисса Дохерти умерла и... и кто тогда жив?

   Как ее имя? И как ей дальше быть? Прятаться? Урфин рассказывал про Ласточкино гнездо, которое в представлении Тиссы вовсе не было Замком, скорее той самой драконьей пещерой, откуда нет выхода. И до конца дней Тиссе предстоит сидеть взаперти?

   Бояться, что однажды появится кто-то, кто узнает ее? И обман вскроется.

   Урфин пострадает.

   И когда Тисса все-таки высказалась, осторожно - ей очень не хотелось показать себя неблагодарной, но и молчать, не зная, что ждет дальше, она не могла - Урфин ответил:

   - Ребенок, в твоей голове слишком много мрачных мыслей. Ее пора хорошенько проветрить.

   И выяснилось, что платья ей не нужны: до Ласточкиного гнезда Тисса будет носить мужскую одежду, потому как если и будут искать - на этом месте сердце оборвалось, неужели все еще не закончилось? - то мужчину и женщину.

   - Уверен, из тебя выйдет очаровательный оруженосец, - сказал Урфин, с трудом сдерживая смех.

   Ей нравилось, когда он смеялся. Тисса сама начинала улыбаться, забывая о том, что леди не улыбаются без повода... впрочем, ей давно следовало выбросить все эти глупости про леди из головы.

   Леди скорее умрет, чем примерит мужскую одежду.

   А Тиссе даже понравилось. Удобней, чем в юбке. Только шерстяные чулки неприятно колются. И короткие штаны как-то очень уж ноги облегают...

   Но под шубой и не заметно...

   На голову опускается пуховой платок, а на платок - высокая шапка.

   - Там холодно, - поясняет Урфин. - А ты еще очень слаба.

   И ребенок. Она помнит, потому что теперь иначе, чем на ребенка на Тиссу не смотрят. Возможно, это правильно, но все равно обидно. Немного.

   Но стоило взглянуть в зеркало, как обида проходила: Тисса и вправду на женщину не похожа.

   Снаружи было ветрено и снежно. Сизо-черное, какое-то одичавшее море норовило опрокинуть корабль. Стонало дерево. Натянутые снасти гудели. И белые паруса, поймавши ветер, трещали от натуги.

   Держались.

   - Не бойся, - Урфин обнял, хотя Тисса и не подумала падать. - Тебя не мутит?

   - Нет.

   Ей хорошо. Свободно. Пожалуй, впервые за все время, Тисса вновь ощущает себя свободной. Она способна дышать и дышит, глотая обжигающе холодный воздух, ловит губами снежинки и плачет, но от счастья. Море не причинит ей вреда.

   Оно позволит кораблю пройти.

   И берег встретит бескрайностью суши.

   Дальше? Какая разница, что будет дальше, если здесь и сейчас она счастлива. Почти.

   - Ты вернешь себе свое имя, - голос Урфина тонул в грохоте волн. - Нет такого дела, которое нельзя пересмотреть. И нет такого закона, который нельзя изменить.

   Но как это сделать?

   Урфин знает. И если спросить - расскажет, сколь бы ни отвратительна была правда. Однако желает ли Тисса знать? Дедушка говорил, что нельзя работать на бойне и сохранить руки в чистоте. И Тиссе кажется, что эта его поговорка подходит.

   - Иногда войны не избежать, - Урфин если не читает ее мысли, то весьма к тому близок.

   - Но ты будешь осторожен?

   - Конечно.

   Настолько, насколько получится. И ведь оба это понимают. Отговаривать? Умолять? И возможно, он поддастся на уговоры, но... это неправильно.

   - Ты ведь будешь меня ждать?

   Урфин знает ответ, но ему надо услышать. И Тисса сжимает пальцы:

   - Буду. Если ты обещаешь вернуться.

   - За тобой - обязательно. Будет новый суд. И тебя оправдают, потому что не найдется никого, кто осмелится выступить против. Я сознаюсь в обмане. Буду наказан...

   - Как?

   - Сурово. Отлучением от двора. Или ссылкой... хотя не с моим счастьем, чтобы она продлилась долго. А потом мы вернемся и купим, наконец, дом. Я ведь должен сдержать свое обещание.

   Протяжный звук разносится над морем, и серая равнина замирает на мгновенье. Разломы туч вспыхивают золотом и пурпуром.

   - Смотри, - Урфин разворачивает Тиссу к солнцу, такому яркому, что она слепнет.

   Ненадолго.

   Смотреть? Тисса смотрит, опасаясь моргнуть, чтобы не пропустить чудо. В желтом мареве, в пене туч, в белом кружеве снегопада плывут тени. Огромные. Неторопливые.

   Кружат крылатки.

   И трубный рев рога врывается в чужую песнь, заставляя вздрогнуть.

   - Они же не собираются...

   - Нет. Ашшарцы считают, что паладины перевозят души умерших за море, в страну, где нет войны.

   Корабль складывает паруса, и Тиссе видится в том подобие поклона.

   А гиганты приближаются. Они спускаются к самой воде, придавливая волны тяжестью теней. И огромные плавники вспарывают сизую гладь.

   - Встреча с паладинами - большая удача...