Фюрер был не один. Его сопровождал невысокого роста, но плотный товарищ, одетый в просторную куртку из линялой джинсовой ткани и полотняные белые брюки, мне точно такие же купила Вера Васильевна в Севастополе в девяносто первом году.
— Наш писатель, — представил меня незнакомцу бывший генсек рабочей партии. — О нем вы уже слыхали…
— Весьма рад встрече, — сказал мужик, лет ему было порядка сорока, в джинсовой куртке. — Но признаюсь: кроме «Мясного Бора» ничего из вашего пока не прочитал…
— Этого вполне хватит, — улыбнулся Станислав Гагарин. — Особенно если вы имеете некоторое отношение к армии и войне…
Промахнуться я таки не мог, на предстоящем совещании мирные люди не предполагались, новая Гражданская война в России стала историческим фактом.
Все трое, и молодой Саша тоже, рассмеялись.
— Извините, пертайгеноссе письмéнник, — сказал Адольф Гитлер, — но я вижу вам не сказали о тех, кто будет сегодня здесь. Мой спутник — Наполеон Бонапарт. И к войне, и к армии, согласитесь, отношение он имеет…
— Тогда…
Я повернулся к богатырю Саше, Александру Филипповичу, как он представился мне.
— Тогда ты… Тогда вы…
— Совершенно верно, Станислав Семенович, — приветливо и тактично улыбнулся Саша. — Я тот, кого потом назвали Македонским, по месту моего рождения, так сказать…
Не скажу чтоб я так вот взял и смутился. Слава Богу, скольких великих людей повидал с апреля 1990 года, но приспособиться к тому, что рядом с Гитлером, к которому ты вроде как уже привык и его «Майн Кампф» читаешь как Библию на сон грядущий, рядом со старым добрым знакомцем возникают вдруг Наполеон Бонапарт и великий сын македонского царя Филиппа, привыкнуть к этому не так-то просто.
Бонапарт мне не показался.
Ничего в императоре примечательного не было. Может быть, надень император привычные сюртук да треуголку, образ завоевателя в сознании моем разом бы включился. Но была на Бонапарте расхожая одежда нашего времени, и потому пока не видел я в нем рокового потрясателя Европы, рядовой товарищ, не более того.
Правда, на способность Корсиканца твердеть лицом, разительно напоминая медальной чеканки профиль сира, внимание я обратил. Потом и другие признаки императорства просеклись, но это было потом, а сейчас времени разглядывать национального героя Франции уже не было: во входных дверях показался товарищ Сталин.
…Телефон зазвонил вновь, едва я положил трубку, закончив нелегкий и неприятный разговор с Ольгой Васильевной, начальницей отдела полиграфических материалов на книжной фабрике в Электростали.
Речь шла о том, что мой верный компаньон Дурандин завез картон не того качества, который был нужен нам для двух книг сразу — первого тома Библиотеки «Русские приключения» и второго тома «Русский сыщик».
— Может быть наберу только на одну книгу, — сказала Ольга Васильевна, — а остальное не знаю куда и девать…
— Твою мать! — категорически определил я дурандинскую накладку, не первую, увы, и не последнюю, видимо, в нашей совместной — а фули делать?! — работе и едва положил, точнее, швырнул в сердцах телефонную трубку, панасоник снова требовательно завякал.
— Заколебали тебя, бедняжка, — сказала мне супруга, видя мой расстроенный вид и догадываясь, что разговор с Электросталью был далеко не радостным для меня. — Давай возьму трубку… В случае чего — тебя нет дома.
Я расстроенно махнул, Вера произнесла нейтральным тоном обычное: «Слушаю…», а Станислав Гагарин подался было в кабинет, где ждали его странички нового романа, только что принесенные с машинки Ириной Лихановой.
Дойти до стола Одинокому Моряку не удалось, меня поразил изменившийся голос Веры, когда она после обычного «здравствуйте», вдруг растерянно произнесла:
— Это вы, Иосиф Виссарионович… Конечно, конечно! Дома, дома он, товарищ Сталин!
Надо ли говорить, что я уже развернулся и быстро пересек небольшой наш холл, в котором у кресла на журнальном столике примостился телефонный аппарат.
Вера уже протягивала мне трубку, в ее глазах я прочитал и недоуменную настороженность, и некое опасение, вполне уместное в случае, когда твоему мужу звонит Отец народов, пусть он и является на данном этапе посланцем из Иного Мира. Сталин — он и в Африке Сталин… И я попрошу сомневающегося в том, что его жена не смотрела бы испуганными глазами на мужа, если б его попросил к телефону Вождь всех времен и народов, попрошу написать мне по адресу: 143000, Московская область, Одинцово-10, а/я 31, написать, что его супруге без разницы — звонит ли мужу товарищ Сталин, Лаврентий Павлович Берия, товарищ Брежнев или президент Соединенных Штатов Америки.
— Слушаю, — сказал я, внутренне готовый уже к новым приключениям: посланцы Зодчих Мира попусту мне никогда не звонили.
— Добрый вечер, товарищ сочинитель, — донесся до меня чуточку насмешливый голос вождя. — Сталин говорит…
— Слушаю, товарищ Сталин! — уже побойчее, по-капитански рявкнул я в мембрану.
— Неприятности какие, понимаешь? — прозорливо определил Иосиф Виссарионович. — Наложенный платеж медленно поступает или Степан Иванович Король в Электростали захандрил?
«Дались ему мои заботы!» — со смешанным чувством мысленно воскликнул Станислав Гагарин, но вслух произнес: — С переменным успехом, товарищ Сталин…
— Собрать народ необходимо, поговорить вместе, — будничным тоном сообщил мне вождь. — Сложные времена наступают… Приходите завтра в шестнадцать часов на Пушечную улицу, место вам знакомое, понимаешь. Будут новые товарищи, их вам непременно надо узнать. Будущие герои вашего романа, понимаешь… Вере Васильевне от товарища Сталина поклон. До встречи.
В Москву я выехал первой после обеденного перерыва электричкой — москвич мой так и скучал в гараже без шофера, хотя и отремонтированный после того, как пришмандон Дима Бикеев, напившись некоей дьявольской гадости, шваркнул, нароялившись, машину аж о несколько деревьев сразу.
Поэтому на Пушечной, в известном мне помещении я был за полчаса до назначенного вождем срока, и первым кого увидел и принял за боевика организации, назначенного стеречь совещание, был рослый парняга по имени Саша, который оказался великим полководцем из далеких времен до рождения Христова, покорившим Ойкумену и навсегда прославившим собственное имя.
— Логос и Эргос! — с силой произнес Александр Македонский. — Слово и Дело… Вот что! А у нас пока одни только слова, увы, заболтались мы с вами, господа-товарищи…
Совещание проводил Сталин, только ему с руки было заниматься этим в России, а может быть, полномочия имел от Зодчих Мира, во всяком случае, парадом командовал коммунистический генсек, и сие казалось естественным и натуральным.
А парад был суперзвездным! Такие собрались люди в помещении некоего совместного предприятия, под ширмой которого работала, как я понял, резиденция посланцев Иного Мира…
Про Гитлера, Бонапарта и Сашу Македонского я уже говорил… Товарищ Сталин привел с собою Чингиз-хана с Батыем и подвижного старика, похожего ухватками на пожилого мальчишку, в котором я узнал несмотря на современную одежду, Александра Васильевича Суворова.
Генералиссимус, пытаясь заглянуть мне в лицо, спросил: «В каком звании изволите пребывать? Где сражались?». Узнав же, что я всего лишь капитан-лейтенант, а сейчас и вовсе обратился в писательское обличье, великий полководец утратил ко мне интерес. Но Папа Стив на старика не обиделся и с любопытством, не стесняясь, рассматривал его, стараясь разгадать эту далеко не понятую современниками и потомками личность.
Значит, оказалось их, без меня, разумеется — Сталин с Гитлером, Македонский с Бонапартом, Чингиз-хан с внуком и Суворов — семеро, и все уже сидели за столом, когда в дверях, сопровождаемый вахтером, появился восьмой, на удивление кряжистый мужик, похожий на медведя или на маршала Язова, как представляла Дмитрия Тимофеевича наша преподлейшая контора управления.