Я присвистнул.

— У тебя еще много подобных сюрпризов?

— Батисти.

На фото он фигурировал на переднем плане. Но со спины. Я просто не обратил на него внимания.

— Батисти, — глупо повторил я. — Конечно. Он тоже повязан с ними?

— Его дочь Симона — жена Эмиля Поли.

— Значит, семья?

— Семья и прочие. Это и есть мафия. С Герини было точно так же. Дзукка был женат на двоюродной сестре Вольгро, Неаполитанца. Если в Марселе не будет семьи, все с треском развалится. Дзукка понимал это. Потому и примыкал к семье.

— «Nueva famiglia», — сказал я с горькой улыбкой. — Семья новая, а мерзости старые.

Снова пришла Мари-Лу, закутанная в большую махровую простыню. Мы почти забыли о ней. Ее появление стало порывом свежего воздуха. Она посмотрела на нас, как на заговорщиков, потом закурила, налила нам по приличной порции виски «лагавюлен» и опять удалилась в дом.

Вскоре до нас донеслись сначала звуки бандонеона Астора Пьяццоллы, затем саксафона Джерри Муллигэна. Один из самых прекрасных музыкальных дуэтов этих последних пятнадцати лет. «Буэнос-Айрес», «Двадцать лет спустя».

Передо мной оказался набор разрозненных фактов. Осталось только свести их воедино. Уго, Дзукку с Морваном. Аль Дакиля, его телохранителей и двух убийц с Морваном и Тони. Лейлу с Тони и двумя убийцами. Но все они не связывались друг с другом. Но куда девать Батисти?

— А это кто? — спросил я, показав на фото на очень изысканного мужчину, сидящего справа от Жозефа Поли.

— Не знаю.

— Где этот ресторан?

— На туристской базе Рестанк. При выезде из Экса, по дороге на Вовенарг.

У меня в голове мгновенно вспыхнули сигналы опасности. Сведения об Уго я перевел на Лейлу.

— Лейла! Ее труп мы нашли недалеко оттуда.

— Что она могла там делать?

— Этот же вопрос я задаю себе.

— Ты веришь в совпадения?

— Я не верю ни во что.

Я проводил Бабетту до ее машины, предварительно убедившись, что на улице не подстерегает никакая опасность. Никто не поехал за ней следом. Ни машина, ни мотоцикл. Снаружи я ждал еще несколько минут. Успокоившись, я вернулся в дом.

— Будь осторожен, — сказала она.

Она ласково погладила меня по затылку. Я обнял ее.

— Я уже не могу отступать, Бабетта. Не знаю, куда это меня заведет. Но я не отступлю. У меня в жизни никогда не было цели. Сейчас она у меня есть. Какая бы она ни была, но меня она устраивает.

Мне понравился блеск ее глаз, когда она оторвалась от меня.

— Единственная цель — это жить.

— Что я и говорю.

Теперь мне надо было противостоять Мари-Лу. Я надеялся, что Бабетта останется. Они могли бы спать в моей постели, а я на диване. Но Бабетта мне ответила, что я довольно высокого роста, чтобы спать на диване, даже в ее отсутствие.

Мари-Лу держала в руках фотографию.

— Кто они такие?

— Грязные сливки общества! И опасные, если хочешь знать.

— Ты займешься ими?

— Очень может быть.

Я взял у нее фотографию и еще раз рассмотрел ее. Она была сделана три месяца назад. По воскресеньям вечером «Рестанк» обычно закрыт. Бабетта получила фото от журналиста из «Меридиональ», приглашенного на праздник. Она попытается побольше разузнать о его участниках, а главное, о том, что там потихоньку затевали вместе братья Поли, Морван и Веплер.

Мари-Лу сидела на диване. Подобрав под себя ноги. Она подняла на меня глаза. Следы побоев почти исчезли.

— Ты хочешь, чтобы я ушла, да?

Я показал ей на бутылку виски «лагавюлен». Она кивнула в знак согласия. Я наполнил два стакана и один подал ей.

— Я не могу все тебе объяснить. Я влип в большую неприятность, Мари-Лу. Вчера вечером ты это поняла. Дела пойдут еще хуже. Находиться здесь станет опасно. Это крутые ребята, — закончил я, снова вспомнив о рожах Морвана и Веплера.

Она не сводила с меня глаз. Я очень сильно ее желал. Мне хотелось наброситься на Мари-Лу и взять ее прямо здесь, на полу. Это был простейший способ избежать разговора. Я не думал, что она тоже хотела, чтобы я набросился на нее.

— Я это поняла. А кто я для тебя?

— Шлюха… Которая мне очень нравится.

— Подлец!

Она швырнула в меня свой стакан. Я это предчувствовал и увернулся. Стакан разбился о плиточный пол. Мари-Лу застыла неподвижно.

— Хочешь другой стакан?

— Да, пожалуйста.

Я снова налил ей виски и сел рядом. Самое трудное осталось позади.

— Ты хочешь уйти от своего сутенера?

— Я не умею ничего делать.

— Я хотел, чтобы ты занялась чем-нибудь.

— Ах, вот как. Но чем? Пойти кассиршей в «Призюник», да?

— Почему бы и нет? Дочка моего сотрудника работает кассиршей. Она твоя ровесница или чуть постарше.

— Ты говоришь об аде!

— А трахаться с незнакомыми мужиками лучше?

Она молчала. Смотрела на дно своего стакана. Как в тот вечер, когда я подобрал ее в баре «О’Стоп».

— Ты уже думала об этом?

— В последнее время я не нарабатываю нужной суммы. Я больше не могу выносить… Чтобы меня драли все эти типы. Поэтому меня избили.

— Я считал, что из-за меня.

— Ты был только предлог.

Начался рассвет, когда мы закончили разговор. История Мари-Лу была историей всех Мари-Лу на свете. В мельчайших деталях. Начиная с того, что ее изнасиловал безработный папочка, пока мамочка вкалывала приходящей домработницей, чтобы прокормить семью. Братья, которым на тебя было плевать, потому что девчонка. Если только братья не узнают, что ты водишься с каким-нибудь белым или, что хуже, с арабом. По любому пустяку на тебя дождем сыпались пощечины. Потому что пощечины — это ругательства бедняка.

Мари-Лу убежала из дома в семнадцать лет, выйдя вечером из лицея. Ее школьный дружок струсил. Первый дальнобойщик, которого она встретила, ехал в Рим.

— Я все поняла лишь на обратном пути. Поняла, что я стану шлюхой. Он бросил меня в Лионе, дав пять франков. У него были жена и дети, которые его ждали. Он меня поимел не просто за деньги, все было по-хорошему, я его очень любила! Ведь он мог вышвырнуть меня без гроша. Он был первый, но не самый худший.

Все мужики, которых я встречала после него, тоже думали лишь об одном — получить свое удовольствие. Так продолжалось неделю. Для их куриных мозгов я была слишком красивая, чтобы быть честной женщиной. Наверно, их слегка пугало, что я такая соблазнительная. Или же они видели во мне шлюху, в которую я превращалась. Ты сам как думаешь?

— Я думаю, что взгляд других — это смертоносное оружие.

— Хорошо говоришь, — с усталым видом согласилась она. — Но ты же не полюбишь девку вроде меня, правда?

— Те, кого я любил, ушли.

— Но я-то могу остаться. Мне терять нечего.

Ее слова потрясли меня. Она была искренна. Она раскрывала свою душу. И она, Мари-Лу, приносила себя в жертву.

— Я не вынес бы любви женщины, которой нечего терять. Любить — это и есть возможность терять.

— Ты просто больной, Фабио. Ты ведь несчастен, да?

— Я этим не хвастаюсь!

Мой ответ вызвал у меня смех. Не у нее. Мари-Лу смотрела на меня, и мне показалось, будто в ее глазах я вижу грусть. Я не понял, кого она жалеет — себя или меня. Ее губы припали к моим губам. От нее пахло маслом из орехов акажу.

— Пойду спать, — сказала она. — Так лучше, да?

— Так лучше, — невольно повторил я, подумав, что уже слишком поздно, чтобы заниматься с нею любовью. И это заставило меня улыбнуться.

— Ты знаешь, — сказала она, встав с дивана, — на фото я узнала одного типа. (Она подобрала с пола фотографию и ткнула пальцем в человека, сидящего рядом с Тони.) Это мой сутенер. Рауль Фарж.

— Вот это да!

Даже наилучший из диванов всегда неудобен. На нем спишь только по принуждению. Потому, что кто-то другой занимает твою постель. Я не спал на моем диване с той последней ночи, которую в доме провела Роза.

Мы разговаривали и пили до рассвета с надеждой снова спасти нашу совместную жизнь. Предметом обсуждения не была наша любовь. Дело было в ней и во мне. Скорее во мне. Я отказывался удовлетворить ее настоящее желание — иметь ребенка. Но не мог привести ей никакого убедительного довода. Просто я был пленник моей жизни.