Изменить стиль страницы

Баруа. Я понимаю. Но ты судишь о Пастере, как судил бы о ком-нибудь из наших современников, о ком-нибудь из его учеников. Я не собираюсь защищать его философское мировоззрение… Но ты совершенно забываешь о том, что мы обязаны своим научным материализмом этому неисправимому спиритуалисту!

Зежер (делает жест рукой, как бы отстраняя что-то). Я знаю не хуже тебя, чем мы ему обязаны, хотя, по-моему, подобные слова мало подходят для выражения признательности… (Короткий смешок, обнажающий зубы, особенно белые на фоне желтого лица.) Пастер счел своим долгом публично занять откровенно метафизическую позицию, мы имеем право высказать о ней свое мнение. Благодарю покорно! Слишком часто нам тыкали в глаза его речью при вступлении в Академию, чтобы у нас оставались на сей счет хоть какие-нибудь сомнения!

Баруа. Пастер был так воспитан и унаследовал такие взгляды, что не мог – как это сделали мы после него и благодаря ему – сделать верные философские выводы из своих научных открытий. Его нельзя упрекать за то, что он не был достаточно молод и не нашел в себе сил для пересмотра своих убеждений.

Терпеливо ждет несколько секунд. Зежер молча отворачивается.

Ты несправедлив, Зежер.

Зежер. Ты находишься под влиянием Люса.

Баруа. Я этого не отрицаю.

Зежер. Тем хуже для тебя. Люсу часто не хватает твердости, а иногда и проницательности; он одержим манией терпимости.

Баруа. Пусть так. (После паузы.) Забудем об этом, ты вправе поступать, как хочешь. (С улыбкой.) Но кроме права, существует и ответственность…

Он возвращается к столу и садится.

Официант приносит стаканы.

Вы уверены, что Порталь придет?

Крестэй. Он мне сам сказал.

Зежер. Не будем его ждать.

Баруа. Дело в том, что у меня хорошие новости, и я хотел бы, чтобы все были в сборе… Да, друзья мои, материальное положение «Сеятеля» по-прежнему великолепно. Я только что закончил полугодовой отчет. (Показывает ведомость.) Вот он. Еще полгода назад, когда мы начинали, у нас было всего тридцать восемь подписчиков. Теперь их уже пятьсот шестьдесят два. Кроме того, в прошлом месяце в Париже и в провинции было продано восемьсот выпусков. Все полторы тысячи экземпляров июньского номера уже разошлись.

Крестэй. Сотрудничество Люса, без сомнения, оказало нам большую поддержку.

Баруа. Бесспорно. С того времени, как четыре месяца назад он дал нам свою первую статью, число подписчиков увеличилось ровно вдвое. Июльский номер «Сеятеля» выйдет в количестве двух тысяч экземпляров. Я даже хочу предложить вам довести его объем до двухсот двадцати страниц вместо ста восьмидесяти.

Зежер. Для чего?

Баруа. А вот для чего. Корреспонденция журнала неуклонно возрастает. В этом месяце мне пришлось прочесть около трехсот писем! Я распределил их с помощью Арбару по темам, которые в них затронуты, и передам каждому из вас те, что его касаются. Вы сами убедитесь, что многие из писем очень интересны. Думаю, им стоит уделить в нашем журнале соответствующую рубрику. Нас внимательно читают и обсуждают, и письма служат тому доказательством. Мы должны ими гордиться и поступим неразумно, если похороним в ящиках стола этот вклад читателей в общее дело. Поэтому я предлагаю печатать ежемесячно самую важную часть нашей почты, сопровождая ее, по мере надобности…

Входит Порталь.

Добрый день!.. сопровождая ее пояснениями автора статьи.

Порталь непривычно серьезен, он рассеянно пожимает руки Крестэю и Баруа; затем садится.

Арбару. А со мной вы решили не здороваться?

Порталь (приподнимаясь). Извините, пожалуйста. (Улыбается через силу и снова садится.)

Зежер. А мы уж думали, что вы не придете.

Порталь (нервно). Да, я сейчас очень занят. Я только что из библиотеки Дворца правосудия. (Поднимает глаза и читает во взглядах друзей немой вопрос.) Думается, мы скоро услышим важные новости…

Баруа. Важные новости?

Порталь. Да. В эти дни я смутно почувствовал что-то… тягостное. Я вам все расскажу. Возможно… произошла судебная ошибка… Кажется, это весьма серьезно…

Все с интересом слушают.

(Понижая голос.) Речь идет о Дрейфусе…[25]

Крестэй. Дрейфус невиновен?

Баруа. Невероятно!

Арбару. Вы шутите?

Порталь. Я ничего не утверждаю. Я сообщил вам лишь то немногое, что знаю сам; впрочем, пока еще вряд ли кто-нибудь знает об этом больше. Но все обеспокоены, чего-то доискиваются… Говорят даже, что Генеральный штаб ведет расследование. Фокэ-Талон тоже заинтересовался этим делом: он потребовал, чтобы я представил ему подробный доклад о процессе Дрейфуса, происходившем полтора года назад.

Молчание.

Зежер (обращаясь к Порталю, наставительно). Гражданские суды, заседающие каждый день, для которых судопроизводство превратилось в ремесло, могут вынести ошибочный приговор. Но военный суд, состоящий из лучших представителей армии, которые не являются профессиональными юристами и поэтому судят с величайшей осторожностью и крайней осмотрительностью…

Баруа. Особенно когда речь идет о государственной измене… Это просто утка.

Крестэй. Я вам скажу, что это такое: вся возня затеяна…

Вольдсмут (взволнованным, но твердым голосом). …евреями?

Крестэй (холодно). …семьей Дрейфуса.

Баруа. Как, вы здесь, Вольдсмут? Я и не заметил, когда вы вошли.

Арбару. И я не заметил.

Зежер. И я.

Обмениваются рукопожатиями.

Порталь (Вольдсмуту). Вы тоже что-нибудь слышали об этой истории?

Вольдсмут поднимает к Порталю свое заросшее лицо, омраченное глубоко затаенной болью. Он едва заметно кивает головой, прикрывая глаза воспаленными веками.

Баруа (запальчиво). Но вы, надеюсь, уверены, что здесь не может быть ошибки?

Вольдсмут делает жест, полный покорности и сомнения, словно говоря: «Как знать? Все возможно…»

Несколько мгновений все молчат, чувство неловкости нарастает.

Баруа. Возьмите, Вольдсмут, я принес ваши корректурные листы…

Порталь (Вольдсмуту). Вы совсем не знаете этого Дрейфуса?

Вольдсмут (он моргает чаще, чем обычно). Нет. (Пауза.) Но я присутствовал при разжаловании… Я видел это.

Баруа (с раздражением). Что «это»?

Глаза Вольдсмута наполняются слезами. Он молчит. Долго и робко смотрит на Баруа, потом на Арбару, Крестэя, Зежера.

Он чувствует себя одиноким, на губах его – покорная улыбка побежденного.

II

«Господину Ж– Баруа,

улица Жакоб, 99-бис, Париж.,

20 октября 1896 года.

Дорогой друг!

Я лишен возможности прийти к вам (пустяк, досадное происшествие, которое, однако, уложило меня на несколько дней в постель). И тем не менее мне очень нужно увидеться с вами. Не сочтите за труд взобраться ко мне на шестой этаж завтра или, самое позднее, послезавтра.

Простите мою бесцеремонность. Это не терпит отлагательства.

Преданный вам Ульрик Вольдсмут».

На следующий день.

вернуться

25

Дрейфус, Альфред – офицер французского Генерального штаба, по происхождению еврей из богатой эльзасской семьи, переселившейся во Францию после того, как в 1871 году Эльзас отошел к Германии.

В сентябре 1894 года в руки полковника Сандерра, начальника разведывательного отдела французского военного министерства, попал документ, украденный из канцелярии немецкого военного атташе в Париже Шварцкоппфа. Документ этот, без даты и подписи, представлял собой сопроводительную записку – опись французских секретных документов, которые могли быть переданы немецкому атташе только офицером французского Генерального штаба. Подозрения Сандерра пали на Дрейфуса. По указанию начальника Генерального штаба, генерала Буадефра, опись была подвергнута графологической экспертизе. Один из экспертов склонился к тому, что она написана Дрейфусом, второй отрицал это. Тем не менее военный министр, генерал Мерсье, отдал приказ об аресте Дрейфуса. Вести расследование было поручено полковнику Пати де Кламу. Пати де Клам продиктовал ничего не подозревавшему Дрейфусу текст описи. На основании того, что почерк Дрейфуса якобы совпадал с почерком, которым был написан этот документ, Дрейфус был предан суду. Официальное следствие вел майор Бессон д'Ормшевиль. 19 декабря Дрейфус предстал перед военным судом. В качестве его защитника выступал известный адвокат Деманж. В качестве наблюдателя, присланного военным министром, на процессе присутствовал полковник Пикар. В момент, когда суд удалился для вынесения приговора, судьям было вручено Пати де Кламом «секретное досье», о котором ни подсудимый, ни его защитник не были поставлены в известность. Это «секретное досье» представляло собой сфабрикованную полковником Сандерром переписку немецкого и итальянского военных атташе в Париже; было использовано одно подлинное письмо, в котором упоминался в качестве тайного агента некто Д. (как впоследствии выяснилось – Дюбуа). В результате суд приговорил Дрейфуса, как агента Германии, к разжалованию и вечной ссылке на о-ва Спасения.

В 1896 году полковнику Пикару, который сменил Сандерра на посту начальника разведывательного отдела военного министерства, попадает в руки документ, изобличающий в изменнической деятельности офицера Генерального штаба Эстергази. Расследуя это дело, Пикар обнаруживает, что опись, послужившая уликой против Дрейфуса, написана почерком Эстергази. Пикар сообщает об этом генералу Буадефру и требует ареста Эстергази. Сведения о деле Дрейфуса попадают в печать. Правые газеты пользуются ими для разжигания антисемитизма и нападок на республику. В то же время Бернар Лазар публикует свои первые статьи в защиту Дрейфуса. Военные власти, обеспокоенные протестами общественности, усылают Пикара в дальнюю и опасную командировку. В ответ на запрос депутата-националиста Кастлена в палате депутатов военный министр Бийо и министр внутренних дел Барту заявляют, что Дрейфус виновен, был осужден справедливо, с полным соблюдением законности.

На пост начальника разведывательного отдела вместо Пикара назначают полковника Анри, который, дабы упрочить обвинения против Дрейфуса, дополняет досье 1894 года новой фальшивкой – сфабрикованным им письмом немецкого атташе к итальянскому, где сказано о роли Дрейфуса как немецкого шпиона.

Семья Дрейфуса, добиваясь пересмотра дела, обращается к вице-председателю сената Шереру-Кестнеру. Последний, ознакомившись с материалами Пикара, высказывает военному министру Бийо свое мнение, что дело Дрейфуса должно быть пересмотрено. Дело Дрейфуса все в большей мере занимает французское общественное мнение. Личная судьба невинно осужденного становится как бы символом борьбы за элементарные демократические права, на которые покушается реакция. Как указывал Ленин, «…достаточно оказалось такого «неожиданного» и такого «мелкого» повода, как одна из тысяч и тысяч бесчестных проделок реакционной военщины (дело Дрейфуса), чтобы вплотную подвести народ к гражданской войне!» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 31, стр. 78). Однако руководители французского рабочего движения не поняли смысла дела Дрейфуса. Сторонники Геда заняли сектантскую позицию, считая, что рабочего класса оно не касается; Жорес и его сторонники, защищая Дрейфуса, не заняли в развернувшейся кампании самостоятельных позиций, стояли на позициях буржуазного гуманизма.

В ноябре 1897 года Эстергази был обвинен в государственной измене. В связи с провалом этого агента германское правительство отозвало из Парижа своего военного атташе Шварцкоппена, который, уезжая, заверил президента Французской республики, что Дрейфус никогда не был его агентом. В январе 1898 года военный суд тем не менее оправдывает Эстергази, и генерал Пелье, проводивший следствие по делу Эстергази, требует наказания Пикара за проступки против дисциплины и чести французского офицера.

В 1898 году общественная борьба вокруг дела Дрейфуса достигает предельной остроты. Все общество делится на дрейфусаров и антидрейфусаров, считающих, что пересмотр приговора нанесет ущерб престижу французской армии и правительства.

Публикуя 13 января 1898 года в газете «Орор» свое знаменитое «Я обвиняю!» – письмо президенту Французской республики, в котором он указывал на действительных виновников фальсифицированного процесса, – Эмиль Золя добивался, чтобы против него было возбуждено судебное преследование за оскорбление армии. Это должно было позволить ему изложить перед судом присяжных доказательства невиновности Дрейфуса. Однако обвинение, выдвинутое против знаменитого писателя, содержало только три фразы из его письма, относившиеся к процессу Эстергази, тем самым ему запрещалось касаться в суде вопроса о виновности Дрейфуса.

Процесс Золя продолжается с 7 по 23 февраля 1898 года. Золя и его адвокаты всячески стремятся вывести прения из узких рамок, поставленных обвинением. 17 февраля генерал Пелье, давая свидетельские показания, официально подтверждает существование «секретного досье» и тем самым нарушение законности во время суда над Дрейфусом.

Суд приговаривает Эмиля Золя к максимальному наказанию, возможному по такому обвинению, – году тюремного заключения и штрафу в размере 3000 франков. Писатель вынужден бежать в Англию. Пикар уволен в отставку.

Однако вопрос о «секретном досье» по-прежнему волнует общественное мнение. Летом 1898 года военный министр, генерал. Кавеньяк, вынужден, чтобы подтвердить виновность Дрейфуса, огласить в палате депутатов «секретное досье». Палата голосует за опубликование документов по делу Дрейфуса. Жорес в серии статей «Доказательства» показывает всю неубедительность аргументации антидрейфусаров. В письме на имя президента Республики Пикар сообщает, что письмо Шварцкоппена, в котором Дрейфус назван немецким агентом, – грубая фальшивка. Военный министр требует ареста Пикара за разглашение документов, имеющих отношение к национальной обороне. Однако, офицер, которому Кавеньяк поручил проверку «секретного досье», также убеждается, что оно состоит из грубых подделок. Полковник Анри, вызванный для объяснений, признает, что он автор фальшивого документа, сфабрикованного им в «интересах страны». Арестованный, Анри кончает жизнь самоубийством. Это вызывает отставку Кавеньяка, генералов Гонса, Буадефра и Пелье.

Новый военный министр Зюрленден продолжает утверждать, что Дрейфус виновен. Правительство высказывается за пересмотр дела. Зюрленден подает в отставку. Назначается новое следствие. 3 июня 1899 года кассационный суд аннулирует решение военного суда 1894 года и назначает новое рассмотрение дела военным судом в Ренне. Реакция провоцирует волнения, уличные беспорядки. Правительство подает в отставку.

После создания нового правительства, во главе которого становится умеренный республиканец Вальдек-Руссо, следствие по делу Пикара прекращается; Золя получает возможность вернуться но Францию. 8 августа в Ренне открывается второй процесс по делу Дрейфуса, который проходит при закрытых дверях. После месяца дебатов Дрейфуса вновь признают виновным, однако, принимая во внимание смягчающие обстоятельства, приговаривают его к 10 годам каторжных работ. Одновременно Дрейфусу намекают, что, если он попросит о помиловании, его просьба будет удовлетворена. Дрейфус соглашается и в сентябре 1899 года получает помилование.

Однако борьба вокруг его дела не прекращается. В 1902 году в палате депутатов Жорес, обличая беззакония, совершенные при предыдущем правительстве, выступает против приговора Реннского военного суда. В 1903 году начинается новое следствие, в результате которого обнаруживается множество фальшивок, содержащихся в деле. 15 июня 1906 года кассационный суд начинает третье рассмотрение дела Дрейфуса и 22 июля выносит решение, которым приговор Реннского военного суда аннулируется. На этом заканчивается дело. Дрейфуса награждают орденом Почетного легиона.