Керевал обнажил свой меч. Это был прекрасный гладкий бронзовый клинок, часть дани, которую каждый торговец с острова за западным морем должен был заплатить народу Сэрмэннина чтобы ему разрешили двигаться дальше на восток. Керевал внезапно ударил мечом по древку копья, и ярость этой атаки заставила Скатэла отступить назад.

— Война? — спросил Керевал. — Что ты знаешь о войне, Скатэл? — он вновь полоснул мечом, неистово ударив по обломку древка. — На войну, Скатэл, я должен вести своих людей через неприютные горы, затем через земли людей Сэрэла. Ты будешь сражаться с ними?

Меч резанул в третий раз, срезав толстую щепку с необтёсанного ясеневого древка.

— А когда мы захороним наших мертвецов, жрец, и перейдём через следующие горы, мы придём к народам большой реки. Они не любят нас. Но вероятно мы их тоже одолеем?

Он вновь полоснул мечом.

— А когда мы пробьём себе дорогу через реку, и поднимемся в дальние горы, там союзники Рэтэррина будут ждать нас со своими копьями. С сотнями копий!

— А как же Ваккал дошёл до Рэтэррина? — спросил Скатэл. Ваккал был тот человек, который возглавлял воинов, чтобы помочь Ленгару стать вождём.

— Они шли потайными тропами, ведомые твоим братом, — сказал Керевал, — кроме того, их было всего пятьдесят. Ты думаешь, что я смогу тайно провести всех наших копьеносцев? А для того, чтобы захватить Рэтэррин, потребуются все наши воины, а тогда кто останется здесь, чтобы защищать наших женщин?

— Бог защитит их! — настаивал Скатэл.

Керевал снова резко хлестнул мечом. На этот раз Сктаэл уронил древко и развёл руки в стороны, словно предлагая Керевалу воткнуть тяжёлый меч себе в живот, но вождь покачал головой.

— Я дал слово, — сказал Керевал, — и мы дадим Ленгару из Рэтэррина время, чтобы он сдержал своё слово.

Он приподнял меч, и его остриё исчезло в грязном клубке волос растрёпанной бороды Скатэла.

— Будь осторожным в том, что болтаешь в этом племени, жрец, так как я всё ещё руковожу здесь.

— А я всё ещё главный жрец, — в ответ выкрикнул Скатэл.

— Сокровища будут возвращены! — закричал Керевал. Он повернулся к своему народу.

— Мы выбрали невесту, которая намного прекраснее, чем любая девушка, какую мы когда-либо посылали на ложе Эрэка, — объявил Керевал. — Она передаст ему наши молитвы.

— А что ты будешь делать, — Скатэл повторил вопрос Камабана, — если бог откажется от своей невесты?

Он внезапно повернулся и выхватил бронзовый нож из руки Лекана. На мгновение все подумали, что он сейчас нападёт на Орэнну, но вместо этого он оттянул свою собственную бороду левой рукой и полоснул по ней ножом, срезав большую прядь спутанных волос. Затем он кинул волосы в центр храма.

— Своей бородой я накладываю проклятия на Керевала, если бог откажется от новобрачной! И если это произойдёт, будет война, только война! Война, смерть, кровь и жертвы, до тех пор, пока сокровище не вернётся!

Он гордо прошествовал к своей старой хижине, и люди расступились, пропуская его, а позади него в своём храме от ужаса дрожала Орэнна.

Камабан наблюдал, а попозже, когда никто не видел его, он поднял прядь волос Скатэла и скрутил её в кольцо, сквозь которое он пристально посмотрел на затянутого облаками Слаола.

— Он будет бороться со мной, — сказал он богу, — даже не смотря на то, что он любит тебя так же, как я. Поэтому ты должен повернуть его мысли, так же, как я свернул его волосы.

С этими словами он выбросил кольцо из волос в реку, протекающую мимо селения Керевала. Он сомневался, что это мелкое колдовство способно эффективно что-то изменить, но оно могло помочь, а Камабан знал, что ему нужна помощь, так как бог поставил перед ним гигантскую задачу. Вот почему он вернулся в Сэрмэннин в то время, когда в нём властвует невеста солнца, так как в это время Чужаки наиболее восприимчивы к предложениям, магии и переменам.

А Камабан должен изменить весь мир.

Стоунхендж i_003.jpg

Хэрэгг, Каган и Сабан прибыли в селение Керевала в тот же день, что и Орэнна, но они пришли под вечер, и хорошая погода превратилась в страшный ливень, который молотил по тёмной земле и промочил насквозь волосы и плащ Сабана. Хэрэгг разгрузил лошадей и повёл животных в ветхую хижину, очевидно, своё жилище. А потом повёл Сабана и Кагана в большую хижину, которая располагалась на самом высоком холме внутри деревянного частокола вокруг селения. Вода потоками стекала с соломенной крыши хижины, которая была самой большой, какую Сабан когда-либо видел. Такой большой, что когда он пронырнул внутрь, он увидел, что её конёк крыши поддерживается пятью массивными брёвнами. В помещении пахло рыбой, дымом, шерстью и потом, и оно было заполнено людьми, пирующими при свете двух больших костров. Барабанщик бил в барабан из кожи, в углу хижины флейтист играл на флейте, сделанной из кости цапли.

Когда вошёл Хэрэгг, повисла тишина, и Сабан почувствовал, что люди настороженно относятся к большому торговцу, но Хэрэгг не обратил на них внимания, направившись к небольшому человеку, сидящему в отдельной части зала неподалёку от дымящего костра. Жёсткие волосы у него были втиснуты в бронзовый ободок, а лицо густо усеивали серые татуировки.

— Вождь, — прошептал Хэрэгг Сабану. — Зовут Керевал. Достойный человек.

Камабан сидел рядом с Керевалом, хотя сначала Сабан не узнал своего брата, увидев колдуна с впалыми щеками, глубоко сидящими глазами и с устрашающим лицом, обрамлённым костями, вплетёнными в волосы. Затем колдун указал длинным пальцем на Сабана, согнул его и показал, что тот должен подойти и сесть между ним и вождём, и Сабан понял, что это его брат.

— Тебе много понадобилось времени, чтобы добраться сюда, — проворчал Камабан, без какого-либо приветствия. Он представил своего брата Керевалу, который улыбнулся в знак приветствия, затем хлопнул в ладоши, призывая к тишине, чтобы сказать пирующим о том, кто такой вновь прибывший. Люди уставились на Сабана, когда услышали, что это брат Ленгара, затем Керевал велел, чтобы раб принёс Сабану поесть.

— Я сомневаюсь, что он хочет есть, — сказал Камабан.

— Хочу, — сказал Сабан. Он был голоден.

— Ты хочешь есть эту гадость? — спросил Камабан, показывая Сабану чашу с тушёной рыбой, водорослями и жесткой бараниной. Он вытащил полосу водорослей. — Ты полагаешь, что я буду есть это?

Керевал проигнорировал отвращение Камабана, и заговорил с Сабаном.

— Твой брат вылечил мою любимую жену от болезни, которую никто не мог вылечить! — он лучезарно улыбнулся Сабану. — Она снова в порядке! Твой брат творит чудеса!

— Я всего лишь лечил её правильно, — сказал Камабан, — в отличие от глупцов, которых вы называете лекарями и жрецами. Они не смогут вылечить и бородавку!

Керевал забрал водоросли из руки Камабана и съел их.

— Ты путешествовал с Хэрэггом? — спросил он Сабана.

— Очень далеко, — сказал Сабан.

— Хэрэгг любит путешествовать, — сказал Керевал. У него были маленькие блестящие глаза на добродушном и улыбчивом лице. — Хэрэгг верит, — продолжил он, близко наклоняясь к Сабану, — что путешествуя, он найдёт волшебника, который даст его сыну язык и уши.

— Что Кагану нужно, так это хороший удар по голове, — злобно проворчал Камабан. — Это излечит его.

— Правда? — нетерпеливо спросил Керевал.

— Это хмельной напиток? — спросил Камабан, и взял украшенный горшок, что стоял рядом с Керевалом. Он поднёс его ко рту и жадно выпил.

— Ты останешься здесь теперь? На лето, вероятно? — с улыбкой спросил Керевал Сабана.

— Я сам не знаю, для чего я здесь, — признался Сабана, бросив взгляд на Камабана. Он был ошеломлён переменами, произошедшими со своим братом. Камабан, заикающийся калека, теперь восседал на самом почётном месте.

— Ты здесь, маленький братец, — сказал Камабан, — чтобы помочь мне перенести храм.

Улыбка исчезла с лица Керевала.