— О да, — беззаботно расхрабрился я. — Успел оглянуться, когда мне дали под зад.

— И что же? — приподнял бровь мой радушный хозяин.

— Там был один маленький и… как это сказать… весь в меху. А другой был огромен. По виду не иначе как германский бог Один.

Демарат шевельнул морщинками на любу и жадно отпил из своего бокала.

— Мне сегодня снилось нечто подобное… — проговорил он неотчетливо и стал неторопливо и словно нехотя подниматься на ноги. — Отдохни, гипербореец. После трапезы отдайся Морфею. Здесь тебе нечего опасаться.

Будь мы в ином времени и в ином месте, я бы подумал позже, что познакомился с выдающимся гипнотизером. Кажется, я уснул мгновенно.

Нетревожно снилась слитная толпа, гомонившая поодаль в бесцветных сумерках. Гомон ее касался меня, был обо мне и слабо меня притягивал, а я слабым усилием души сопротивлялся.

Меня разбудило деликатное похлопывание по плечу. Невольным рывком я привел тело в сидячее положение и, продирая глаза, сказал «сейчас», видимо, по-русски.

— Послушай меня, гипербореец. — Демарат пригнулся к моему лицу. — Там эти выродки настаивают, что ты равеннский лазутчик. Признали сагум, нашли на нем кровь.

Я, наконец, совладал с путами сна, вспомнил, что в правление уже никому в наши дни не известного императора Валентиниана столицей Западной Римской Империи была мало кому теперь известная Равенна, а не великий Рим.

— Сагум — тот самый, — сказал я, не чувствуя, не помня никакой ясной опаски, не то что страха. — Я одолжил его у мертвеца, иначе пришлось бы странствовать нагишом. Он был убит стрелой.

— Где? — скупо полюбопытствовал Демарат.

— Там, — махнул я за пределы шатра и за реку. — У озера.

— Очень хорошо, — и вправду довольно сказал Демарат. — Покажи им труп.

Получалось скверно.

— Нет, — нахально уперся я. — Тебе покажу, им не стану показывать.

Демарат задумался.

— Почему?

— Я устроил ему погребение. Какое сумел. Тревожить его незачем. — И я добавил, осмелев вконец: — Он такой же, как мы с тобой.

Он выпрямился и вдруг звонко щелкнул пальцами.

— Такой же… Не удивлюсь, если это был кто-то из моих старых дружков, — услышал я над собой его спокойный голос. — Но пока есть одно маленькое отличие, и в нем — волчья ловушка.

Я понял, что надо незамедлительно подняться на ноги и внимательно слушать стоя.

— Думай, гипербореец, — не шутя повелел гипостратег. — Если ты не покажешь им труп, без нового не обойтись. Либо ты, либо кто-нибудь на пробу. — Он презрительно кивнул в сторону выхода из шатра. — Покажи им свое волшебство. Заодно убеди меня.

— Оно не мое, — невольно стал отпираться я.

— Как знаешь, а только нам придется выйти, — без сочувствия сказал Демарат и указал мне на пояс. — У меня свои прихоти… И будь посланец самого Зевса или какого угодно Одина, у меня нет желания оказаться прибитым к перекладинам наподобие того еврейского царя Иисуса, кого иные почитают за бога… Здесь это умеют делать быстрее, чем в Риме, без судебных проволочек. Ты подумал.

Сделалось страшно? Помню, что наконец сделалось.

— Да. Благодарю тебя за помощь, гипостратег, — сказал я ему.

— Идем, — просто повелел он и пропустил меня наружу первым.

В мире ясно и золотисто вечерело, в назревавшей прохладе гуннская вонь оседала, как сырой дым.

Сами гунны, разношерстное в буквальном смысле и разнобойное ростом племя, стояли тут, отстраненные от шатра дюжиной мощных воинов в одинаковых железных шлемах, холено блестевших на закате. Их поднятые пики символизировали дворцовую ограду.

Демарат вышел и сразу положил руку мне на плечо.

— Будь внимателен, — тихо, но, опять-таки, не сочувственно шепнул он и подтолкнул меня вперед.

Толпа зашебуршилась, но — опасливо. Я чувствовал, что гипостратег Деамарат держит ее укротительским взглядом.

— Кто видел его сегодня? — громко задал он вопрос на эллинском наречии и тут же повторил его на чужом, невнятном языке.

Воины в шлемах чуть расступились прямо перед нами, образовав как бы открывшиеся ворота. Но гипостратег не вышел из них к варварам и меня не выпихнул к ним.

Вперед выдавился из толпы тот самый — маленький, мохнатый, рогатый, что утекал от озера… Он начал тыкать в меня пальцем и гомонить. Демарат что-то сказал, и тот испуганно отскочил назад и нырнул обратно в толпу.

— Он снова утверждал, что ты сжег двоих воинов. Я предложил ему убить тебя, — с бесцветной улыбкой сказал мне гипостратег. — Заметь, гипербореец, я не приказывал.

— Заметил, — сказал я, между тем покрываясь мерзостно едким потом.

— Кто видел его вчера? — снова громко вопросил он толпу.

Вопрос был вновь произнесен дважды, и первый раз — на латыни, а потом — опять на каком-то варварском наречии.

Трое за «воротами», стоявшие плечом к плечу, подняли руки. Эти, напротив, все, как один, были ладны и статны, двое с кудрями русыми до плеч, третий — брюнет, видом черкес.

— Вы были во вторую стражу? — вопросил гипостратег.

— Да, игемон, — ответил один из светловолосых на плохой латыни, видимо, старший.

— Видели его?

— Видели, игемон, — кивнули разом все трое.

— Не обознались?

— Игемон, пусть покажет свой сагум, — сказал старший.

Сагум появился по нашу сторону заграждения в руках нового эпизодического персонажа — крепкого воина, ростом повыше Демарата и, значит, выше всех вокруг. Чуть позже я узнаю, что это и есть личный телохранитель гипостратега.

— Это его плащ, игемон, — подтвердил светловолосый. — Я целился в него.

— Но сейчас я не вижу на пришельце никаких ранений, — заметил как бы в мою пользу Демарат.

— Он был очень быстр, — потупился светловолосый и — нашелся: — Пусть разденется.

Демарат перевел взгляд на меня.

— Раздеваться не стану, — даже не думая, сразу выпалил я.

Демарат усмехнулся мне в лицо жестоко и одобрительно и снова повернулся к толпе.

Сердце во мне стучало бешено, но страх куда-то подевался, словно сердце вышибло его вон своими ударами.

— Ты слышал его ответ, — сказал Демарат.

— Это он, — не отступился светловолосый. — Я свидетельствую, игемон. Лазутчик.

Демарат вздохнул устало и сказал легко:

— Ты промахнулся вчера — убей сегодня. На этом месте. Если ты уверен в том, что он — тот, кто удрал от тебя и твоей стрелы.

«Удрал от этой, не удрал от другой…» — успел подумать я, не пойми о ком из нас.

Заграждение между нами расступилось еще шире.

Страх снова кольнул в животе… И все потекло перед глазами… Неподвижным оставался лишь указующий перст гипостратега… потом и он поплыл в сторону… Я видел впереди руку с коротким копьем, опускавшимся острием на меня.

Глаза мои! Их хотелось в те мгновения вытряхнуть из головы, они будто превратились в раскаленные угли… Глаза вспухали, электрически саднили.

Вспышка молочного магния оттолкнула меня назад, но не обожгла. Потом — толчки серого тумана. Остальное — крики, звон, топот — вспомнилось потом.

«Как сверкнуло вдруг! Я подумала — молния убивает кого-то… а грома все нет. Кричат только. Смотрю: как овцы, пустились все друг через друга!» — так потом рассказывала Ниса, выпучив глаза и прижав к вискам ладошки.

— Ты ничего не видишь? — услышал я осторожный вопрос гипостратега.

— Пока — плохо, — признался я. — Но должно пройти.

— Что-нибудь требуется? — гипостратег сделался вдруг поразительно участливым.

— Если можно, холодной воды, — попросил я.

Меня трясло и довольно сильно тошнило.

— Я говорил — кто меня слушал?! — набатным гласом воззвал гипостратег. — Он — посланец неба. Он — не человек, неужели не видно?

Ответом было невразумительное эхо.

— Довольно! — оборвал эхо Демарат. — Это — добрый знак!

Мне поднесли таз. Я опустил лицо в воду, впервые обрадовавшись холоду, поплескал себе на шею.

— Хвала богам, — негромко, на эллинском сказал Демарат, стоя рядом. — Кому должно — тот оправдался.