«Согласились мы на такое перемирие, — за писал один из участников делегации в своем дневнике, — лишь бы вырваться из тиранских рук и предостеречь короля и Речь Посполитую; да чтобы этим ненадежным перемирием задержать Хмельницкого».

Обе стороны не придавали значения этому соглашению и деятельно готовились к войне. Теперь уже и в Польше почувствовали, что борьба предстоит не на жизнь, а на смерть. Король Казимир, еще недавно рассыпавшийся в изъявлениях благосклонности к козакам, объявил, что лично поведет новую армию. Польское дворянство во что бы то ни стало хотело возвратиться к прежним порядкам, к прежнему «панованию» над русским народом.

Но перевес сил и таланта был на стороне Хмельницкого.

XIII. ЗБАРАЖ И ЗБОРОВ

Еще не истекло время перемирия, а Украина снова огласилась ружейными залпами и застлалась густым дымом пожарищ.

Крестьяне «козачились», «чинили бунты, лупы[107] и наезды». «Покозачившиеся» — это не то же самое, что козаки. Они не отправлялись сами в походы, а призывали козаков, как регулярную воинскую силу восстания, если им невмоготу было справиться с «земянином»[108] или со старостой своими силами.

В начале весны крупный загон, вожаком которого был сын Кривоноса, прозывавшийся Кривоносенко, действовал в Полесье и завладел городом Острогом. На Волыни, под Житомиром, под Черниговом, под Овручем — всюду действовали загоны, с каждым днем повышавшие свою утихшую было активность. В самом Киеве также было неспокойно. Еще в декабре 1648 года, незадолго перед приездом туда Хмельницкого, мещане толпами ходили по домам, где жили шляхтичи, грабили их, а многих поубивали. В марте следующего года повторилось то же самое.

Польское войско стояло под Константиновом. Отсюда рассылались во все стороны отряды для уничтожения загонов. Многострадальный город Бар, занятый в то время повстанцами, был отбит паном Ляндскоронским; поляки рубили всех, захваченных с оружием в руках. Аналогичные карательные экспедиции производились поляками и в других районах.

Когда истек официальный срок перемирия, эта жестокая «местная» война приняла еще более острые формы. Пользуясь вступлением польского войска в Волынь, паны начали появляться в своих именьях, отбирали у крестьян собранный ими хлеб, а их самих немилосердно истязали и казнили. Крестьяне, в свою очередь, проникались все бóльшим ожесточением к панам.

Характерны в этом смысле события в Киеве. В мае в город вошла тысячная толпа повстанцев под предводительством киевского цырюльника Полегенького, состоявшего на службе у Хмельницкого, но отпросившегося в отпуск. Киевские мещане тотчас примкнули к повстанцам, и в течение трех дней поляков избивали; более 100 ксендзов и монахов были утоплены в Днепре. Главным вдохновителем киевских событий был брацлавский полковник Нечай, но вполне вероятно, что они произошли с ведома и молчаливого одобрения Богдана. В это время уже начиналась открытая война. Оставленный Киселем в ставке Богдана шляхтич Смяровский был уличен в шпионаже и казнен. Недавние любезности, которыми обменивались новоизбранный король с козацким гетманом, были забыты. Стало очевидным, что теперь слово принадлежит только мечу. Естественно, что Богдан счел необходимым очистить свой «столечный город», являвшийся во многих отношениях образцом для других городов, от шляхетского элемента. Налет Полегенького был самым простым средством для этого, а жестокость такого средства была всецело в духе той кровавой борьбы, которая разыгрывалась на полях Украины[109].

Положение в стране усугубилось двумя страшными бедствиями. Первым из них был голод. «Того ж року саранча великая была, — пишет летописец, — и збоже зопсовала, же дорожнета великая была и на хлеб, и на соль, и на сено»[110].

Другим тяжким бедстием явились беззастенчивые действия союзников — татар. Орде было все равно, кого грабить. Пока не возобновилась война с Польшей, татарские загоны шныряли по союзной Украине. «И многие места поплюндровали, — говорит Хмельницкая летопись, — церкве попустошили, невесты и девицы псотили, стацеи невзмерные брали, коне, быдло и овцы, и много трудности людем чинили»[111]. Один помещик, пан Щепановский, жаловался впоследствии, что татары разорили его поместье и увели всех женщин. Это было массовым явлением.

С северных рубежей Украины приходили вести одна другой тревожнее: передовая польская армия в составе 20 тысяч шляхтичей и наемных рейтаров и 20 тысяч вооруженных слуг уже стояла наготове. Ее возглавляли старый полководец Фирлей, Александр Конецпольский и Остророг. После долгих переговоров в эту армию прибыл со своим отрядом и Вишневецкий. Сам король спешно собирал «посполитое рушенье» (массовое ополчение) — до 50 тысяч человек — и лично собирался повести его на соединение с передовой армией. С недели на неделю стотысячное войско поляков должно было вторгнуться в Украину и затопить восстание потоками народной крови.

В этой грозной обстановке и вождь восстания и весь украинский народ оказались на должной высоте.

«Побеждает на войне тот, у кого больше резервов, больше источников силы, больше выдержки в народной толще», говорил Ленин[112]. В грозную годину испытаний в толще украинского народа обнаружились неиссякаемые источники выдержки и самоотверженного мужества. Народ показал себя достойным своих отцов — вольных запорожцев. Стар и млад поднялись на борьбу против грозившего нашествия.

«Все, что было живого, — повествует Самовидец, — поднялось в козацство, так что вряд ли можно было найти в каком-нибудь селе человека, не собиравшегося в войско или не пославшего туда своего сына. Если же кто не мог итти лично и не имел сыновей, то посылал слугу. Часто все мужчины уходили из дому, оставляя только одного для присмотра, потому что нанять работника было очень трудно».

О том же свидетельствуют побывавшие в то время на Украине московские люди: «Мая де, государь, в розных числех изо всех Польских (то есть украинских. — К. О.) городов Запороские козаки и всякие деревенские пашенные люди, конные и пешие, все пошли к Запороскому козачью гетману к Богдану Хмельницкому в сход к Киеву, и в Польских де, государь, городах остались только самые старые люди да самые малые»[113].

Не только украинский народ прислал своих сынов Хмельницкому, — вся степная удаль Южной Европы явилась сюда: иные в расчете на добычу, иные из ненависти к панам, иные по зову Богдана. Крымский хан Ислам-Гирей привел в июне огромную орду, в составе которой были и степные ногайцы, и буджакские татары, и крымские горцы, и пятигорские черкесы, которых впервые увидели козаки. Турция прислала 6 тысяч румелийцев. Прибыл отряд донских казаков; явились даже отряды цыган.

Трудно установить численность этого разноплеменного войска. Повидимому, под знаменами Хмельницкого двинулось в поход, за вычетом рассеянных вдоль литовско-польской границы отрядов, около 100 тысяч козаков и такое же количество татар и прочих пришлых людей.

Управлять этой колоссальной ратью, говорившей на разных языках, веровавшей в разных богов, совершенно по-разному вооруженной, шедшей в бой во имя различных целей, было задачей неимоверно трудной. Богдан Хмельницкий с этой задачей справился прекрасно.

Польский передовой отряд не принял боя с надвигающимся, подобно туче, войском Хмельницкого и оттянулся в город Збараж — владение Иеремии Вишневецкого[114]. Хотя поляков было гораздо меньше, чем наступавших, но оборонительные достоинства позиции и значительное превосходство в вооружении до некоторой степени уравнивали положение противников.