Неуклюже, нервничая, устав после бега, Рейнард покорно осваивал движения под терпеливые наставления Роя. Горящие фары создавали мирок яркого света в окружающей тьме — мирок, единственными обитателями которого были два их раздетых тела. Рейнарду и правда казалось, что вне освещенной области простирается безднами ничто, небытие: реальным было лишь это безмолвное единение борьбы, двойственный образ реальности, то неясно размытой (когда они отскакивали друг от друга), то сфокусированной в точке ясности, когда они внезапно входили в клинч.
Рой, в качестве инструктора пока что нанесший ученику всего один-два слабых удара, вдруг быстро и сильно врезал Рейнарду в грудь и сразу же сбоку по голове. Судорога чисто физической ярости подхлестнула Рейнарда к обороне: он сразу же собрался и напрягся, с пылким воодушевлением ожидая следующего удара. Он отпарировал его неловко, и костяшки пальцев Роя больно задели ему кожу над правым соском. Еще и еще удар обжег и без того саднящее тело — его охватило бешенство, он страстно желал причинить боль крупному обнаженному телу своего инструктора. Он бил как попало, без техники, ослепнув от ярости; его противник, защищаясь с непринужденной легкостью, отмахивался от ударов, как от мух. Когда Рой шагнул в область яркого света, Рейнард на миг увидел его лицо: сильное и хищное, как у волка, но совершенно спокойное и бесстрастное — рот изгибался в привычной, довольно глупой улыбке. Это зрелище вызвало у Рейнарда новый приступ бешенства: он бросился в атаку и на секунду застиг Роя без защиты. Он нанес еще удар, вложив в него всю силу, и с дикой радостью увидел, что попал Рою кулаком прямо в губы. Рой глухо хмыкнул и внезапно схватил руки Рейнарда словно в тиски.
— Вы только гляньте! — Он хохотнул.
Все еще кипя от ярости, Рейнард мгновение сопротивлялся — затем, сознавая огромное превосходство Роя в силе, ослабил мускулы. Ярость его утихла; он вдруг почувствовал, как им овладевает непомерная слабость. Это ощущение было странно приятным, напоминая пробуждение после анестезии у зубного врача; ему хотелось громко расхохотаться, закричать, сморозить какую-нибудь чушь. К его удивлению, Рой все еще его не отпускал; подняв взгляд к лицу друга, он увидел темные, как водоем, глаза и полные губы, изогнутые, как и раньше, в приятной безликой усмешке.
Внезапно устыдившись, Рейнард опустил глаза.
— Извини, — сказал он, — я сорвался.
Рой на мгновение усилил хватку и фыркнул.
— Этого-то я и ждал, — сказал он.
— К-как? — запнулся Рейнард.
— Хотел убедиться, что ты дашь сдачи — я хотел, чтобы ты разозлился. Знаю, это неправильный бокс — тебе еще надо все правила усвоить — но штука в том, что тебе надо научиться драться, а это не выйдет, коли у тебя кишка тонка. Без злости никакая техника тебя не спасет.
Последние слова Рой произнес странно приподнятым тоном. Внезапно он отпустил хватку и напоследок хлопнул Рейнарда по плечу.
— С тобой все в порядке, парень, у тебя выйдет. Он отошел и принялся искать свою одежду.
— Надо нам поторапливаться, так что давай одевайся, — сказал он. — Выпьем по кружке в «Солдате», и я тебя отвезу домой… Пиво тебе теперь придется урезать, раз уж ты взялся за тренировки… С курением тоже бы неплохо завязать. Тебя это вообще не заботит?
— Я много курю, — признался Рейнард.
— Я бы на твоем месте постарался бросить, — Рой говорил, как показалось Рейнарду, с излишним нажимом. — Дело не в каком-то там физическом вреде — дело, знаешь ли, в психологическом эффекте. — Полуодетый, в незаправленной рубашке, он пристально смотрел на Рейнарда. — И вообще, курение — отвратная привычка, — добавил он, натягивая носки, — а потворствовать себе в этом проще простого… Для мальчишек еще сгодится, но раз ты теперь один из нас, — и снова он как будто слишком уж подчеркнул эти слова, — тебе хорошо бы суметь без этого обходиться. Я знаю, это трудно — я сам черт-те сколько бросить не мог — все время срывался, сам понимаешь, а потом стыдно было, хоть убейся. Но, по большому счету, оно того стоит.
— Я, наверное, брошу, — отозвался Рейнард. — Все равно я вкуса сигарет не чувствую толком — в последнее время. Может быть, это из-за того, что я разбитый какой-то.
Рой кивнул.
— Вот именно, — сказал он. — Сам убедишься, что он вернется — вкус, я имею в виду. Брось на время — и ты потом от этого гораздо больше удовольствия получишь. Мой тебе совет, — добавил он мимоходом, — мне, по крайней мере, это помогло, — никогда не курить в постели или когда ты один… Ну что — готов? Ладно, тогда вперед за обещанной пинтой.
Он забрался в машину, и Рейнард за ним. Плато опустело: остальные участники «тренировки» (если они ими были) исчезли. В слабом свете луны ровный ритм меловых холмов нарушали смутные неровные контуры насыпей и укреплений, составляющих так называемый «лагерь» — вновь заброшенный и бесхозный, обитель ветра.
7. Годен к военной службе
В течение нескольких следующих недель тренировки Рейнарда продолжались довольно регулярно, следуя программе, намеченной Роем Арчером. Рейнарду казалось, что Рой скорее доволен его успехами; самого же его поражало то, как тренировки его изменили. Он чувствовал, что у него улучшилась не только физическая форма — состояние ума тоже стало более стабильным; тревожное чувство «распада», ощущение, что его «индивидуальность» вот-вот от него ускользнет, почти ушло в прошлое: оно было сродни некой зазорной привычке, от которой он уже почти избавился, и хотя, подобно привычке, оно все еще жило в глубине его сознания, искушение ему уступить ослабевало, по мере того как проходили недели.
Вдобавок, повинуясь настоятельному совету Роя, он почти бросил курить. Редкие моменты слабости сопровождались у него такими невыносимыми муками вины, что его стала сдерживать сама боязнь угрызений совести. К тому же, когда он, не удержавшись, закуривал, то обнаруживал, что вкуса табака по-прежнему не ощущает, и это тоже помогало уменьшить искушение.
Миссис Лэнгриш, если и обнаружила в нем перемену, ничего не сказала. Рейнард уже какое-то время старался понять, заметила ли она, что состояние его здоровья улучшилось: раскрывать истинную причину этого ему не хотелось так сильно, что он, даже дома, нередко прибегал к уловкам, стараясь скрыть свое хорошее самочувствие и время от времени напуская на себя прежний унылый и апатичный вид. Его все более поздние приходы домой с вечерних тренировок также не вызвали никаких нареканий; и действительно, он всегда с удивлением обнаруживал, что еще совсем не так поздно, как ему казалось. Это, несомненно, объяснялось тем, что домой он обычно приезжал на машине с Роем, а не на автобусе.
Тщательно скрывая от матери истинную природу своих вечерних занятий, он тем более ревностно утаивал свои «тренировки» от остальных. На работе он ни словом не обмолвился о дружбе с Роем; и когда тот заходил в банк — что случалось частенько — ни словечком, ни единым жестом они не выдавали, что их связывают тесные узы. Более того, Рейнард для общения с Роем усвоил отрывистый и чуть ли не грубый тон и иногда про себя осуждал друга за его слишком уж дружелюбный вид.
Однажды вечером, когда они ехали вверх к тренировочной площадке, он почувствовал, что Рою прямо — таки не терпится добраться до места.
— У нас сегодня для тебя сюрприз, — Рой коротко рассмеялся. — На все нужно время, — добавил он с загадочным видом, — но мы потихоньку обустраиваемся, а раз на носу холода, то немного комфорта не помешает.
Эти загадочные слова отчасти разъяснились, когда они подъехали к лагерю: один из стоявших неподалеку заброшенных ниссеновских бараков выглядел обитаемым. Ярко светились окна, у входа двигались фигуры, изнутри доносились приглушенные голоса. Рой припарковал машину сбоку от барака и не без гордости провел Рейнарда внутрь.
Помещение превратилось в гимнастический зал: были установлены «кони» и брусья, с потолка свисали канаты и трапеции. Небольшая площадка для бокса была огорожена веревками; в одном конце зала стоял на козлах стол, а на нем — титан с чаем и поднос с бутербродами. От коксовой печки в центре исходило тепло, а в углу установили двухъярусные койки с одеялами и соломенными матрасами. Десяток-другой молодых мужчин уже тренировались — Рейнард был почти уверен, что узнал в одном из них Спайка Мандевилла, боксера. Рой начал не спеша переодеваться в спортивную форму, и Рейнард последовал его примеру. Вскоре один из мужчин, явно наделенный некими полномочиями, отдал краткую команду, и все остальные, включая Роя и Рейнарда, выстроились в три шеренги. Затем последовали полчаса интенсивных физических упражнений и двадцать минут строевой подготовки, после чего участники разошлись по залу: одни к брусьям, другие к канатам, кое-кто направился к боксерскому рингу.