— Вы же хотите поселить кремменскую голытьбу в доме Ринтеленов — это ли не нажим на богачей? — сказала Карен.

— Пораскиньте умом, Трой, — воскликнул Иетс. — Простая логика! Сначала вы передаете народу ринтеленовское поместье, а потом захотите передать ему ринтеленовские заводы.

— Может быть, Уиллоуби руководствуется политическими соображениями, — упавшим голосом сказал Трой. — Человек! Три коктейля!

Официант принес три порции «Французского № 75». Трой жадно выпил свою, не дожидаясь Карен и Иетса, и тут же сделал официанту знак повторить.

Иетс между тем говорил:

— Политические соображения! Как бы не так! Во-первых, их нет; во-вторых, они неясны; а в-третьих, — кто с ними считается?

— Политика! — сказал Трой. — Чушь!

— Политика — это то, что делается на местах. Может быть, где-то в верхах и есть свои особые соображения. Может быть, разумные, а может быть, глупые, а может быть, там и сами не знают, чего хотят. Но пока эти соображения дойдут до мест, они успевают настолько расплыться, что уже никакой силы не имеют.

— А при чем тут Уиллоуби? — сердито буркнул Трой.

— Уиллоуби как раз из тех, кто действует на местах. Но мы ведь тоже не на луне действуем. Вы понимаете мою мысль?

— Я понимаю только то, что понимают мои солдаты. — Трой вдруг понурил голову. — Но меня с ними разлучили…

— Ну, ну, ладно, — сказала Карен.

— Я, кажется, дал ему достаточно времени.

— Кому?

— Уиллоуби! Мог уже решить что-нибудь в своей безмозглой башке! А если он забыл, так я ему напомню. Я ему житья не дам, этому мозгляку, этому чистоплюю толстозадому!…

Он с усилием выбрался из своего кресла, едва не опрокинув при этом столик, и, буркнув какое-то извинение, крупными шагами пошел к выходу.

— Что он задумал? — с беспокойством спросила Карен.

— Я, кажется, знаю. — Иетс нахмурился. — Не натворил бы он беды…

— Пойдите за ним, Иетс… — сказала Карен умоляюще.

Иетс покачал головой:

— Это его только взбесит. Есть вопросы, которые человек должен сам для себя решать.

Без Троя комната показалась Карен чересчур просторной и пустой. Она закурила, но не могла скрыть своей тревоги.

— Он вам очень дорог, правда? — спросил Иетс. Она чувствовала взгляд его проницательных темных глаз, видела тень лукавой улыбки на его губах.

— Да, — призналась она.

— Я очень рад за вас. — В тоне Иетса были теплота и искренность.

— Рады? Не думаю, чтобы из этого что-нибудь вышло.

— Почему?

— Я его слишком люблю, — сказала она. — И я считаю, что нечестно взять такого человека и в то же время стремиться сохранить для себя что-то свое, личное. Но прежде чем я от этого откажусь, я должна убедиться, что он действительно способен заменить мне все.

Иетс погладил ее руку.

— Я сам когда-то так рассуждал. Но это лишь приводит к тому, что начинаешь чувствовать себя одиноким и несчастным. Когда я вернусь домой, если только моя жена не изменилась за это время, я сумею любить ее по-настоящему.

Карен молчала. Ей вспомнилась маленькая француженка, которая приходила к ней в Париже разыскивать Иетса.

Немного погодя Иетс сказал:

— Во время войны все было иначе. Но сейчас, стоит мне закрыть глаза, я вижу Рут. Закройте глаза, Карен. Каким вы видите своего избранника?

— Каким? Каждый раз иным, но чаще всего я вижу его человеком, принимающим удары. Он умеет при этом сохранять достоинство, но все-таки он принимает, а не дает сдачи. А женщине, черт возьми, хочется видеть своего избранника героем. Я желаю, чтобы он давал сдачи…

— Откройте глаза, Карен. Как вы думаете, что сейчас делает Трой?

— Уиллоуби? — встрепенулась она. Иетс, весело улыбаясь, смотрел на нее поверх своего бокала с «Французским № 75».

Трой застал Уиллоуби в тот момент, когда он собирался выйти из своего номера. Уиллоуби был в длинных брюках, пилотке и при всех своих орденских планках. Китель оттопыривался от револьвера, с которым он не расставался. Он ни разу не выстрелил из этого револьвера; ни разу не был даже вблизи таких мест, где могла бы возникнуть в этом надобность, но на всякий случай всегда носил его с собой.

— Сэр! — Трой слегка пошатывался от действия коктейля и от того, что бежал по лестнице, перескакивая через три ступеньки. — Сэр, мне нужно задать вам один вопрос.

Такого великана, как Трой, нельзя было просто отстранить с дороги.

— Это что, непременно сейчас? Я тороплюсь на свидание.

— Оно и видно, — сказал Трой. Он прислонился к косяку двери и сверху вниз глядел на своего тучного начальника. Все в этом человеке претило ему. Трой так и не завел себе длинных брюк. Во время боев они ему не нужны были, а сейчас было бы уж очень глупо путешествовать за ними на интендантский склад.

— С вопросами прошу обращаться в служебное время! — сказал Уиллоуби, беспомощно взирая на массивную фигуру Троя, по-прежнему загораживавшего ему путь.

— Да я тут одно маленькое пари заключил, — Трой насмешливо склонил голову набок.

— Вы пьяны, — сказал Уиллоуби. — Хорошо, идем, по дороге скажете.

Трой сделал налево кругом, пропуская Уиллоуби. Но, дав ему выйти из номера, он обхватил его своей ручищей за плечи и хриплым шепотом спросил:

— Так как же с поместьем Ринтелен? Вы помните, сэр, — я хотел там устроить всех тех, которых мы освободили из концлагерей.

— Да, да, я помню, — Уиллоуби как раз собирался ехать в замок. И пора было.

— Когда мне можно начать переводить их?

— Я вас оповещу своевременно.

— А когда?

Уиллоуби высвободился из объятий Троя:

— Капитан, я не привык, чтобы меня понукали!

— Я же только прошу дать мне ясный ответ, — с пьяным упорством настаивал Трой. — Реквизируете вы поместье или не реквизируете?

— Кто вас подослал? — В Уиллоуби все кипело. Это, конечно, опять штуки Иетса. С приездом Девитта Иетс вообразил, что теперь можно беспрепятственно ублажать битых фрицев и отравлять жизнь ему, Уиллоуби. А этого дурня используют в качестве ширмы.

— Меня подослал? — Трой наморщил лоб, силясь понять вопрос.

— Это не ваш котелок сварил, Трой. Кто накачал вас, говорите?

Прямой отказ Трой бы еще мог перенести, но эта уклончивость, да еще после его неудачи с Карен, оказалась выше его сил.

Они дошли до площадки лестницы. Трой шагнул вперед и снова загородил Уиллоуби дорогу:

— Подполковник Уиллоуби, это именно мой котелок сварил. Это меня прямо и непосредственно касается. Я освободил людей лагеря «Паула». Я потерял немало солдат в этой операции. И я хочу знать, ради чего все это было — чтобы вы и генерал Фарриш могли любоваться своими фотографиями в газете?

Уиллоуби побелел от злости; даже в полутьме лестничной клетки была видна зловещая белизна его лица. Он попытался оттолкнуть Троя.

Трой не сдвинулся с места:

— Я хочу получить ответ, и притом совершенно определенный. Никаких уверток, никаких увиливаний, никаких липовых обещаний. Достаточно мы и сами этого блюда кушаем и других кормим. Даете вы мне поместье Ринтелен или нет? А если даете, то когда?

— С завтрашнего дня вы в военной администрации не работаете! — завизжал Уиллоуби.

— Благодарю вас, сэр, — спокойно сказал Трой. — Я считаю, что получил ответ.

Он дал Уиллоуби пройти и медленно пошел следом. Он видел, как Уиллоуби почти бегом пересек вестибюль. «Ничем его не проймешь, — подумал Трой. — Ничем».

Он вернулся в бар и тяжело сел в то самое узкое креслице напротив Карен.

— Человек! — крикнул он. — Три коктейля.

Карен и Иетс сразу увидели, что он не в себе. Карен так и подмывало расспросить его, но она выжидала. Он отвернулся от нее.

— Мне хорошо. Мне теперь гораздо лучше.

— Что вы сделали? — спросил Иетс.

— Схлопотал себе увольнение. Спасибо вам. Вы мне подали прекрасную мысль.

Иетс почувствовал себя приниженным. Что он может? Только говорить и говорить. А вот тут человек пошел и сделал что-то. И вот — смотрите.