Сэр Майкл пробежал вслух свои заметки, изредка поднимая глаза, чтобы добавить какие-нибудь объяснения или удостовериться, что принц Агамазар не спит. Но сигарета дымилась, да и глаза молодого человека были только чуть приоткрыты.

— Вывод такой, — сказал сэр Майкл, дойдя до конца своих заметок: — Знаете, принц Агамазар…

— Нет, нет, прошу вас. Я вас буду звать Майкл, вы меня — Боджо!

— Боджо?

— Нет, это не мое настоящее имя, Майкл, но так меня звали в школе — Боджо. И я предпочитаю, чтобы мои западные друзья так меня и называли. Итак, прошу: ваш вывод.

— Вывод такой, Боджо. Если вы ищете администратора, я вам не подхожу. Да и вообще, по-моему, никаким культурным и связанным с культурой предприятиям администратор сверху не нужен, я хочу сказать — не нужен во главе предприятия. Из-за этого многие начинания глохнут, заходят в тупик. Чиновники, которые пытаются руководить, только замедляют дело. Это не творческие люди. Они убивают энтузиазм, а не вызывают его. Разумеется, администрация нужна, но не во главе предприятия. Это мое убеждение, Боджо. Так что если вам нужен солидный британец-администратор, то мы с вами только зря теряем время.

— Это дельное замечание. Ценю, Майкл, старина. Нет, мы вовсе не теряем времени зря.

И вдруг он сел, выпрямился и пристально посмотрел на сэра Майкла.

— Да, все, что вы сказали, очень правильно. Мне все это очень интересно. Но скажите мне одно — честный ли вы человек?

— Денег не ворую, если вы об этом, — ответил Майкл довольно резко. — Думаю, что я вполне честен, может быть, даже слишком честен для этакого «деятеля-сеятеля» культуры, слишком честен в своих вкусах, суждениях, мнениях. Не карабкаюсь на всякие колесницы моды. Я чту талант, а не наглое умничанье.

— Да, да, мне уже об этом говорил тот человек, из Министерства финансов, и я вижу, что это правда. Но сейчас я не о своем фонде думаю, Майкл, дружище. Тут мы сговоримся, я уверен. Хотите взять фонд в свои руки — милости прошу. Но сейчас я думаю о другом. Меня страшно мучает одна вещь. Мне очень нужен совет, а мои люди дать мне его не могут. Мне нужен совет от вас, англичан, Майкл.

Принца Агамазара вдруг охватило такое волнение, что он вскочил с кресла, ткнул сигаретой в пепельницу и зашагал по комнате взад и вперед. Потом повернулся к сэру Майклу.

— У меня сложные личные дела. Меня они губят, Майкл. Посмотрите на меня. Я вполне сильный, здоровый, мужественный человек — настоящий мужчина. И не такой уж я урод, как по-вашему?

— Напротив, Боджо. Могу сказать, что любая из знакомых мне англичанок сочла бы вас весьма привлекательным. Я хочу сказать, помимо всех ваших денег, вашей власти — просто как мужчину.

— Так в чем же дело? Я предлагал все, да, все, даже брак — свадьба по-европейски, цилиндры, фраки, вуаль, флёрдоранж — все, что у них полагается. Бесполезно. Неужели во мне есть что-то отталкивающее?

— Мы все часто себя об этом спрашиваем, Боджо. Не вы один. Но если я могу вам помочь, я готов. Ну, так что же происходит?

— Сейчас увидите!

И принц Агамазар нажал оглушительно-громкий звонок — несомненно отель «Кларидж» ставит такие только в апартаментах восточных владык. Появился Великий визирь, выслушал приказание на родном языке и исчез. Сэр Майкл встал, у него перехватило дыхание, он не спускал глаз с дверей. И конечно, тут вошла Шерли. На ней было светло-зеленое полотняное платье, она переменила прическу, очень загорела, пожалуй, немного похудела, но все же осталась сама собой — честное слово, лучшей в мире!

Она попыталась сделать деловитое лицо и вопросительно взглянуть на своего хозяина, но ничего не вышло. Большими сияющими глазами она смотрела на сэра Майкла, заливаясь румянцем. Он взглянул на нее, пробормотал что-то, сам не сознавая, что именно, и подался к ней. В ответ она как-то беспомощно, по-детски дрогнула. И тут все древние предки, все темноглазые Стратеррики, чьи демонические страсти всегда проступали на лице сэра Майкла, отбросили директора Комси и взяли верх, заставив его распахнуть объятия. Она влетела в них, как большая золотая птица.

— Она моя, Боджо! Мы скоро поженимся!

— О, Майкл! Правда? Когда же?

Принц Агамазар переводил глаза с нее на сэра Майкла, полуоткрыв рот, с совсем не принцевским видом.

— Значит, вы знакомы?

— Мы любим друг друга уже много-много времени! — гордо заявила Шерли.

— Простите, Боджо, но если ваши личные дела связаны с ней, — сказал сэр Майкл, — тут я ничем помочь не могу, разве что увезти ее поскорее.

21

Прощальный вечер в Дискусе затеяла Элисон — она сказала, что это необходимо. Сэру Джорджу только что сообщили, что его назначили заведующим небольшим отделом Министерства высшего образования по естественным наукам: нечего и говорить, что этот отдел расширялся с неудержимой силой. Он должен был заняться органической молекулярной химией, хотя сэр Джордж сам не знал, с чем это едят. Одного Дрейки не могли решить: дали ли сэру Джорджу эту должность благодаря сэру Финли Эвону (так думал сам сэр Джордж) или же вопреки ему (так думала Элисон). Но как бы то ни было — к работе надо было приступать немедленно. Разумеется, Элисон вздохнула с облегчением и, может быть, именно поэтому предложила устроить прощальный вечер в Дискусе. И кроме того, как хорошо знал сэр Джордж, Элисон по временам любила покупать себе новые, внушительных размеров шляпы и в них играть роль милостивой Хозяйки Замка.

И вот наступил этот вечер; в четверг, тридцатого мая, от шести до восьми все собрались в кабинете генерального секретаря. Был приглашен весь штат, вместе с женами и мужьями, все, кроме Тима Кемпа, — с тех пор как он увел труппу О'Моров, его в Дискусе не видали. Почти все явились, хотя, разумеется, нашлись и тут неприятные или невезучие люди, которые всегда не могут или не хотят ходить на вечера. К половине седьмого кабинет сэра Джорджа был почти полон и более скромные гости распространились в приемную Джоан Дрейтон. И как это часто бывает, им там было куда веселее, чем важным гостям в главном помещении.

Здесь, в кабинете, прием проходил совсем не так приятно, как надеялись Дрейки. Элисон играла свою благородную роль милостивой Хозяйки Замка, но после того как она полчаса раскланивалась, улыбалась, восклицала («Но вы же ничего не пьете!») и спрашивала, кто что будет делать после ликвидации Дискуса, ей стало как-то не по себе. И сэр Джордж, мысленно принимавший трогательные проявления преданности от верных сослуживцев, тоже был немало разочарован тем, как обернулось дело. Оба супруга чувствовали, что слишком многие из гостей, и особенно те, кто должен был знать, как надо вести себя на прощальном вечере, никак не хотели войти в соответствующее настроение.

Никола Пемброук, чья пылкая цыганская красота никогда не вызывала симпатии Элисон, привела с собой мужа, болезненного, хрупкого музыковеда, человека разочарованного и насмешливого, у которого на лице было написано, что он только сейчас вкусил от жизни и обнаружил, что это просто гигантский кислейший лимон.

— Что же вы собираетесь делать теперь, дорогая миссис Пемброук, когда Дискуса не будет? — спросила ее Элисон.

Не дав жене ответить, доктор Пемброук ядовито сказал:

— Ее пригласили в музыкальный отдел этого нового фонда Агамазара. Столь же идиотское занятие, как и тут, в Дискусе.

— Да что вы! — Элисон взирала на них с высот — милостивая Хозяйка Замка. — Там, кажется, сэр Майкл Стратеррик? Не представляю себе, неужели он может интересоваться музыкой, понимать ее?

— Конечно нет. А кто вообще понимает? Но он хотя бы обещал предоставить Никола полную свободу действий.

— И должна сказать, — решительно заявила Никола, — он обаятелен, как никто.

— У Никола слабость к обаятельным мужчинам. — Доктор Пемброук изобразил кислую улыбочку. — Не могу ее упрекнуть — столько лет она меня терпит!

Элисон мысленно согласилась с ним, но вслух сказала довольно холодно: