Ну конечно, не согласна. И не потому, решил он, что она бесчувственна и глупа, а потому, что их разделяют целых двадцать пять лет и она выросла среди всего того, что вселяет в него ужас. Рука, которую он держал — она теперь стала влажной, и он выпустил ее, сделав вид, будто хочет закурить сигарету, — была из другого века, нынешнего века. И вдруг он с тоской почувствовал, что, если, отбросив всякое притворство, он откровенно выскажет ей все, что, думает о ее необычайной красоте, ограбив, ради ее восхваления, мифологию и поэзию, она просто-напросто не поймет этого и будет смотреть на него, как на помешанного. Но все же, каков бы ни был этот век, она женщина, и под ее плоскими разговорчиками и милыми пошлостями, возможно, скрываются неподвластные времени тонкие ощущения и чувства. Может быть, стоит рискнуть?

Полил дождь, и мир за стеклами, дробясь, расплывался и тускнел. Он почувствовал, как она ближе придвинулась к нему, и был уверен, что она сделала это невольно. И так как он теперь молчал, она с чисто женским усердием принялась болтать. Заговорив о людях вроде их шофера, она сообщила ему, что «мальчики», как она выразилась, молодые люди ее поколения, вовсе не привлекают ее, хотя многие за ней ухаживали, особенно на танцевальных вечерах в «Бассейне», куда она больше не ходит. Они все слишком молодые, желторотые и пустоголовые, хотя один «мальчик» был очень «милый», такой «обходительный» и вместе с тем «артистичный» и прямо влюблен в свой киноаппарат; но он уехал к тетке в Бурнемут. Все это и еще многое он выслушал как бы в полусне: от недавнего приподнятого настроения и следа не осталось. Постепенно смеркалось; дождь усиливался; машина остановилась на пустыре, шофер не знал, куда ехать.

Последующие три четверти часа были полны раздражения, отчаяния, проклятий всем картам и дорогам, которые превратились в проселки, улочки и тупики. Шофер был хмур и молчалив, он жаждал только одного — приказа повернуть назад; Шерли не падала духом и готова была оказать ему любую моральную, но отнюдь не практическую поддержку; а сэр Майкл, в котором даже вожделение угасло из-за путаницы, дождя и бесполезной траты времени, начал про себя проклинать всю эту поездку, которая теперь казалась дурацкой и нисколько не походила на задуманный им удалой рейд Комси. Даже если он в конце концов найдет эту Бодли-Кобем, у него все равно уже не осталось и капли терпения.

Был уже пятый час, когда они свернули на дорогу, по которой, видимо, никто не ездил вот уже много лет, и, прыгая на ухабах, со стуком двинулись к чудовищному особняку, построенному около 1875 года, по всей видимости, архитектором, который по вечерам запоем пил коньяк и зачитывался Вальтером Скоттом. Если леди Бодли-Кобем действительно жила здесь, то, глядя на ее особняк, этому трудно было поверить. Но несомненно, это был тот самый дом, который они искали. Сэр Майкл помог Шерли выйти и велел ей поскорей бежать к огромному подъезду, где можно укрыться от дождя, потом повернулся к шоферу, который сидел неподвижно, и велел ему подождать, присовокупив, что ждать можно в доме, за стаканом чая.

— Как, в этом доме? — сказал шофер ехидно. — Да если хотите знать мое мнение, тут одни покойнички. Дураки мы, что сюда забрались!

— Ну, как вам угодно, можете торчать здесь, — сказал сэр Майкл резко.

Когда он подошел к Шерли, она изо всех сил тянула огромную ручку звонка. Откуда-то изнутри донеслось резкое звяканье. И больше ни звука. Она посмотрела на него с неуверенной улыбкой, и ему захотелось погладить ее по щеке, холодной, влажной и такой прелестной. Он яростно дернул ручку, и звон не смолкал до тех пор, пока дверь не распахнулась.

— Вам чего? — Голос человека, открывшего дверь, был не менее подозрителен, чем его взгляд. На нем была белая, вся перепачканная домашняя куртка, мешковатые фланелевые штаны и огромные домашние туфли. — Здесь ничего не требуется.

— Я сэр Майкл Стратеррик. — Он произнес это громко, с расстановкой. — Леди Бодли-Кобем ждет меня.

На мужчину это не произвело ни малейшего впечатления.

— Никого пускать не велено. — Он потряс головой и выпятил нижнюю губу. — Никого. Не велено, и все тут!

Это был один из тех жалких изгнанников, чье иностранное происхождение видно сразу, но невозможно понять, откуда они родом, хоть и ясно, что они из крестьян: под таких работает клоун Чико Маркс.

— Слушайте, я специально приехал из Лондона повидаться с леди Бодли-Кобем и вовсе не намерен стоять здесь и препираться с вами. Либо проводите меня к ней, либо скажите, где ее найти. Ну, живее.

Слуга недоверчиво покачал головой и, что-то проворчав, впустил их и повел по коридору, чуть не до самого потолка заваленному ящиками, в каких обычно перевозят мебель. Он повернул налево и указал на дверь.

— Как доложить?

Сэр Майкл бросил на него уничтожающий взгляд и протянул визитную карточку. Войдя, он не затворил за собой дверь, и они услышали чей-то смех, доносившийся, однако, издалека, словно комната была бесконечно огромна.

— Все это как-то странно, не правда ли, сэр Майкл? — Шерли смотрела на него, широко раскрыв глаза. — Как хорошо, что я не одна. Просто не верится, что здесь кто-то живет, право.

Мне следовало это предвидеть, — пробормотал он. — Эта мегера, наверно, какая-нибудь противная чудачка. Десять против одного, что ничего у нас не выйдет, Шерли. Что ж, сам виноват. Надо было сперва напустить на нее кого-нибудь другого. Как глупо.

— Но вы не поручаете другим то, что вам самому не по силам, сэр Майкл, — сказала она гордо. — Так поступают только настоящие Руководители.

На миг ему показалось, что она смеется — а он был бы рад этому, даже если бы она смеялась над ним, — но ее сияющий взгляд убедил его, что она говорит от всей своей души, такой верной и преданной. Боже мой, что он делает, куда идет?

Иностранец, родом неизвестно откуда, вернулся, ухмыляясь, и указал им дорогу. Это оказалось далеко не лишним, потому что с первого взгляда комнату, высокую и огромную, можно было принять за мебельный склад. Кушетки и диваны, столы и столики, кресла и стулья, стенные часы, шкафы, картины, мраморные бюсты, бронзовые лошади были свалены вперемешку, образуя какие-то фантастические и шаткие стены, меж которыми сэр Майкл и Шерли пробирались, словно по мебельному туннелю. Указав дорогу, слуга мгновенно исчез, предоставив их самим себе. Они очутились на большой поляне посреди зарослей ореха и красного дерева. Здесь в кресле, как на троне, восседала величественная старуха с волосами, выкрашенными в ярко-рыжий цвет, и густо, как у клоуна, нарумяненным лицом. А рядом с непринужденной улыбочкой примостился Тим Кемп. Он попыхивал трубкой, она курила сигару. У обоих в руках были бокалы, а между ними стояло несколько бутылок джина различных сортов, который они, видимо, усердно дегустировали.

— А, Стратеррик, привет! — сказал Кемп. — Как, и вы здесь, мисс Эссекс! Вот приятная неожиданность!

Видимо, они пьют уже не час и не два, решил сэр Майкл. Ему и прежде приходилось видеть Кемпа таким самоуверенным и вознесшимся до небес.

— К чертовой бабушке этакую неожиданность! — заорала старуха, ткнув сигарой в сторону Шерли и метнув в нее яростный взгляд. — Сколько раз говорила, чтоб сюда не смели водить девчонок!

— Мне вы этого не говорили, — с твердостью возразил сэр Майкл. — А мисс Эссекс — мой секретарь.

— Знаю я, кто она такая… — начала было леди Бодли-Кобем.

Но Кемп остановил ее.

— Нет, Аннабела. На этот раз вы ошибаетесь. Вы всегда правы, но не сейчас.

— А вы почем знаете, Тим?

— Эта девочка мой друг, Аннабела.

— Да я ее и разглядеть толком не могу. Впрочем, это и ни к чему. Зато я вижу этого сэра Майкла или как там его. Высокий, темный, недурен собой и, наверно, мошенник. В Канне такими пруд пруди. Налейте ему, Тим.

— Благодарю вас, — сказал сэр Майкл. — Я бы не отказался от глотка виски.

— Здесь этот фокус не пройдет! — прикрикнула на него старуха. — Не держу виски. Здесь пьют только джин. Поэтому-то мы с Тимом сразу снюхались. Милейший человек. Я его сразу раскусила. Милейший.