— Но тогда в четверг она спросит, что со мной было. Она всюду сует свой нос, эта мисс Бэри.

— Ну, скажете ей что-нибудь — придумайте что хотите. — Он говорил с раздражением, ему не по душе были эти ничтожные ведомственные интриги. — Хотите еще хереса?

— Нет, нет, большое спасибо.

Беря у нее стаканчик, он накрыл ладонью ее руку. Это прикосновение, каким мимолетным оно ни было, раздуло тлевшие в нем чувства. Он стоял над ней неподвижно, хотя весь пылал. Как ни плотен ее кокон старомодной благопристойности, она женщина и должна понимать, что он чувствует. Он ничего не сказал и стоял затаив дыхание, чтобы не спугнуть то, что должно было свершиться.

Она подняла голову и взглянула на него. Этот взгляд пришел из глубины тысячелетий.

— Ну хорошо. Но только раз. Смотрите же — только один.

— Что один? — Это до такой степени противоречило его жизненному опыту, что он действительно не понял, о чем она говорит.

— Вы ведь хотите меня поцеловать? — Она отнеслась к этому сугубо по-деловому. — Ну, хорошо, только не больше одного раза. И пожалуйста, без глупостей, по-хорошему.

Сердце у него бешено колотилось, и он, чувствуя себя от этого глупо, поцеловал ее прямо в губы, но как мог деликатнее. Потом огромным усилием воли заставил себя отойти от нее. Он допил виски и только тогда решился снова на нее посмотреть. Вполне можно было ожидать, при гаком деловом подходе, что теперь она листает блокнот или пудрит нос, но, к его удивлению, она сидела в той самой позе, в какой он ее оставил, и смотрела на него — глаза ее были широко раскрыты и блестели, а губы как будто слегка дрожали. Как же теперь быть? Он действительно не знал, что делать. Как будто много лет и близко не подходил к женщине.

— Ну что ж, сэр Майкл. — Тон ее нисколько не переменился. — Я воспользуюсь свободным временем и с утра уложу волосы. Но если на службе будут считать, что я дома, мы с вами не сможем встретиться здесь, правильно? Куда же мне приехать? На вокзал?

— Нет. Я закажу автомобиль. Кажется, дом этой старухи в нескольких милях от станции, так что лучше ехать на автомобиле. — Он был рад избавиться от дурацкого ощущения и теперь говорил кратко, начальственно. — Конечно, нам нельзя встретиться здесь или где-нибудь поблизости. Ждите меня на западной стороне Беркли-сквер в четверть третьего.

Она старательно повторила его слова.

— Да захватите блокнот.

Она кивнула.

— А как быть со стенограммой сегодняшнего совещания? Кажется, мне полагается ее расшифровать?

«Кое-что она схватывает довольно быстро, — подумал он. — Полчаса назад она не бросила бы ему это „кажется“».

— Не беспокойтесь. Текст моего выступления мне не понадобится, а больше почти ничего и не было сказано. Кроме болтовни о запросе в парламенте. — От него не укрылось ее удивление. — Ну ладно, Шерли, напечатайте что-нибудь в таком духе: «Сего числа, под председательством директора, состоялось совещание с участием таких-то и таких-то. После обмена мнениями относительно предполагаемого запроса в парламенте председатель обратился к собравшимся с просьбой одобрить его точку зрения, что Комси необходима более творческая и смелая линия». Записали?

— Нет, вы так быстро говорили.

— В таком случае повторяю. — Видя, что она записала, он продолжал: — После заседания временный секретарь директора, мисс Шерли Эссекс, попросила его поцеловать ее один раз по-хорошему. Он исполнил это желание, причем, к огромному ее облегчению, вел себя как истый джентльмен.

— Не понимаю, зачем вы смеетесь над собой.

— Итак, Шерли, пожалуйста, будьте на Беркли-сквер ровно в четверть третьего. До свидания. — Он подошел к своему столу и уселся в кресло. А когда он посмотрел на дверь, девушка все еще стояла на пороге, не сводя с него глаз. — Пока все, Шерли.

— Я понимаю. До свиданья.

Но вместо того чтобы уйти, она расплакалась.

Он вскочил.

— Да что с вами?

Но когда он дошел до двери, она уже быстро бежала по коридору. Выпив опять виски, он почувствовал, что не вынесет еще одного вечера в этой мышеловке, и позвонил Кларисе. Никто не ответил. Тогда он дозвонился Мэвис, которая осыпала его упреками и сказала, что все равно уже приглашена к обеду. Андреа была дома и начала прямо с того, что жаждет его видеть, но тут он почувствовал, что не хочет видеть ее, и понес какую-то околесицу, мол, говорят, будто ей предложили сделать эскизы декораций и костюмов для новой пьесы в театре Олд Вик. Потом, одурев окончательно, он взял телефонную книгу и долго водил пальцем вверх-вниз по четырем столбцам с фамилией Эссекс, а когда глаза у него начали уже слезиться от мелкого шрифта, нашел наконец: Джевон М. Эссекс, Уинстон-авеню, 5. После этого он сказал себе, что надо поехать в клуб, покуда он окончательно не свихнулся.

В клубе его немедленно обступили четверо людей, от которых он бегал уже не одну неделю.

9

Ровно в четверть третьего сэр Майкл увидел Шерли, ждавшую его на Беркли-сквер. На ней был костюм — кажется, синевато-зеленый — и нарядная коричневая шляпка, отчего она показалась ему не только очаровательной, но и, к его удивлению, очень элегантной. В неярком апрельском солнце площадь казалась нарисованной акварелью. То был один из тех необычайных дней, когда Мейфэр как бы переносится из Лондона в таинственную иноземную столицу, может быть, в какой-нибудь Руритании, только побогаче. Сэр Майкл, который позавтракал очень легко, но побаловал себя бутылкой превосходного «трамине», почувствовал вдруг, как настроение у него поднимается, как его захлестывает редчайший прилив радости под воздействием какой-то иной Луны, отнюдь не той, в которую нацеливают ракеты; он быстро открыл дверцу изнутри и буквально втащил девушку в машину, словно она и в самом деле, как это казалось, была чудесной добычей.

Автомобиль был с откидным верхом, вполне просторный и удобный, но шофер оказался не из тех, кто открывает дверцы и угодливо поправляет ковры. Это был угрюмый длинноволосый юнец, сильно смахивавший на эстрадного певца, и хотя он соблаговолил выслушать объяснения сэра Майкла, как добраться до дома леди Бодли-Кобем, неподалеку от Хенли-Уоллингфорда, но ясно дал понять, что ему эта поездка ни к чему. Как выяснилось, он все время, днем и ночью, развозил, как он выразился, «звезд театра, кино и телевизора» по студиям и ночным клубам и, видимо, считал поездку в Беркшир путешествием в самые темные трущобы. За какие-нибудь три минуты они с сэром Майклом решительно невзлюбили друг друга.

— Какая вы сегодня нарядная, Шерли, — сказал сэр Майкл, когда она уселась с ним рядом. — Не знаю, какое впечатление вы произведете на Бодли-Кобем, но я лично совершенно очарован. — Он убедился, что стекло, отделявшее их от шофера, поднято до самого верху, и продолжал: — Между прочим, вы разбираетесь в картах автомобильных дорог?

— Боюсь, что тут от меня будет мало толку, сэр Майкл, но я постараюсь.

— Скоро нам придется заняться этим, дорогая. Помяните мое слово, не пройдет и часа, как мы заблудимся, если не будем справляться по карте. Этот шофер сущий кретин. Вот увидите, стоит нам выехать из Лондона, как он поведет себя так, словно мы блуждаем у границ Монголии. Но вполне возможно, нас ждут приключения — если только вы любите приключения.

— Как приятно ехать в таком большом автомобиле.

— Да, недурно! А блокнот вы захватили?

— Вот он!

Она подняла блокнот маленькой ручкой, затянутой в коричневую перчатку, и он накрыл ее своей рукой, на которой перчатки не было, а она уронила блокнот на колени, сдернула перчатку и руки не отняла. От этого он словно разделился на две враждебные половины — с одной стороны, он чувствовал себя ослом, держась с ней за руки, а с другой — буквально таял от наслаждения. Автомобиль тем временем остановился, снова тронулся и потащился по какой-то западной окраине. Сэр Майкл сказал:

— А вам когда-нибудь приходило в голову, Шерли, что, перестав верить в ад, мы, в сущности, стремимся поскорей сделать адом землю? Уличное движение, шум, эти мерзкие заводы, идиотские объявления, бессмысленные лица, вся эта проклятая суматоха и хаос — если это не ад, то что это такое? Или вы со мной не согласны?