— Знамо, домой.

— Еще что тебе ведомо?

— Тех же коней в санях с белым холстом я видел ночью, как первым петухам пропеть. Они промчали через площадь из нашей улицы на Козару. Боле мне ничего не ведомо.

Микуле было лет тридцать пять, косая сажень в плечах и росту саженного, серые глаза пытливые, лицом пригож И напоминал он Павле мужа Малка Любечанина, рано погибшего.

— Ты в сторожке‑то почему? Тебе бы воином на коня! — пытала Павла.

— Не берут. Я иной веры, чем все в дружине.

— Теперь возьмем, — пообещала Павла и спросила Ольгу: — Не так ли, матушка?

— Так, Павла. Возьми его к своему Добрыне, как из Новгорода вернется. А пока пусть с нами отца Григория ищет, — Ольга еще раз прошлась по дому, заглянула в опочивальню, увидела разоренное ложе, сенник, одеяло и изголовник валялись на полу.

— Смотри, Павла, знать, сонного умыкнули.

В это время за спиной Ольги появился воевода Претич.

— Матушка княгиня, токмо что услужители храма нашли под кручей на Почайне тело убитого пономаря.

Глаза у Ольги потемнела от гнева. Она прикусила нижнюю губу.

— Это вызов, — тихо сказала княгиня, — Это мне вызов от Богомила, но не христианам. Они токмо жертвы, — Ольга повернулась к Претичу: — Велю тебе, воевода, поднять дружину, пустить ее в город и чтобы ноне же все белые кони вместе с владельцами были на теремном дворе. Спросим, кто из них был в разбое.

Княгиня Ольга понимала, что этой мерой она мало чего достигнет. Ежели нет улик, кто отважится признаться, что повинен в злом деянии. Она вышла из дома, покинула двор и, не садясь в сани, направилась к храму. Она размышляла, и никто не мешал ей в этом. Павла и воины шли поодаль. Ольга же искала путь, каким могла бы прийти к цели. А цель одна: найти священника Григория, который стал ей близок и дорог. Не случайно же она назвала его духовным отцом. Ее острый ум недолго блуждал в потемках. Было очевидно, что это дело рук верховного жреца Богомила. Он настойчиво добивался отторжения служителя христианской веры от великой княгини, которую считал еще в лоне своей веры. «Ну нет, Богомил, так ты меня не удержишь. Ты выбрал самый неверный путь. Слышал же, что сказали русичи: «Волю княгине!» Волю в выборе веры! И потому… — Ольга глубоко вздохнула, словно собиралась прыгнуть в ледяную воду. — И потому ноне же повелю тебя и всех твоих жрецов взять под стражу. А там посмотрим, чья возьмет». Княгиня, однако, рисковала, и без согласия градских старцев, бояр и воевод — всех тех, на чью совесть опиралась великая княгиня, она не могла только своей властью взять под стражу Богомила и его слуг. Он носил титул верховного жреца державы, и за его спиной стояли сотни тысяч язычников. С этим нужно было считаться.

Но и на совете можно было допустить промашку, едва речь пойдет о взятии под стражу Богомила. Ему будет ведомо о том в сей же час. И он сумеет себя защитить. И потому Ольга подумала, что ей надо заручиться поддержкой лишь самых преданных ей и ее сыну людей. И чтобы решение совета до поры оставалось в тайне.

Княгиня отвлеклась от размышлений только близ паперти храма. Тут собралось уже много христиан, кои ждали, когда откроются врата церкви. Но престарелый протоиерей Михаил вовсе не думал начинать службу, потому как страдал за отца Григория. И даже услышав о том, что к храму пришла великая княгиня, остался к этому безучастный. Весть об исчезновении отца Григория лишила его сил и желания исправлять службу.

Княгиня Ольга не посетовала на то, что ей не удалось войти в храм, постоять на богослужении. Она понимала священнослужителей и покинула Соборную площадь. Но, уже подъезжая к теремному двору, она услышала звон церковного колокола, возвещающего о начале службы в храме, о праздновании Крещения Христова. И Ольга порадовалась тому, что протоиерей нашел в себе силы вести службу.

Едва переступив порог терема, Ольга распорядилась послать гонцов к градским старцам и вельможам, с коими могла бы найти понимание, а с этим получить благословение наложить опалу на Богомила. Еще велела послать сотню воинов к Священному холму.

— Возьми его в хомут, воевода Претич, и никого с холма не выпускай, — наказала Ольга.

Совет доверенных состоялся ближе к вечеру, и княгиня получила поддержку старцев и вельмож об аресте Богомила и его жрецов. А в это время на теремной двор прибежал Микула и, забыв о чинах, потребовал от бояр, чтобы его отвели к княгине.

— Ее волю я исполнял, ей все и выложу, — заявил он дворскому, когда тот попытался узнать, с чем явился Микула.

Как доложили княгине Ольге о Микуле, она вышла к нему навстречу не мешкая.

— Говори, с чем пришел, — потребовала Ольга.

Микула поклонился, но шапку забыл снять.

— Мой нетий, сын сестрин Акун, охотник за зверем. У него же собака добрая Гор. Она взяла след от дома батюшки Григория и привела нас с Акуном на Почайну к пещерам.

— И вы вошли в пещеры?

— Нет, матушка княгиня. Там власть демона. Куда же нам?

— Где твой племянник?

— На Почайне затаился. Ждет, как кто выйдет из пещер. С ним же прихожан трое.

— Позови Брячислава, — велела Ольга отроку, который привел Микулу.

Тот убежал, и вскоре появился телохранитель Ольги.

— Слушай, Брячислав, возьми двух десятских с воинами, седлайте коней и ему коня, — показала она на Микулу, — спешите за ним, куда он поведет. Ищите в пещерах отца Григория. Да смолянки не забудьте.

Брячислав, храбрый воин, бледнел на глазах у Ольги.

— Но, матушка княгиня, там царство демонов тьмы, и никто не выходил оттуда живым.

Княгиню опалило гневом, как он смел показать свой страх! И уже готова была обрушить на голову воина свой гнев, но вмешалась мужественная Павла:

— Матушка, не гневайся на сотского. Я поведу воинов. Многажды бывала в пещерах у кудесника Любомира, и сказал он мне слово против злой силы.

— Иди, любая сестра. Да хранит тебя архангел Михаил, — И княгиня проводила всех до крыльца, повторяя: — Токмо не мешкайте!

Теремной двор гудел словно улей. К этому часу из города пригнали уже несколько десятков белых коней. При них были и хозяева. Боярин Карл и с ним дотошные дети боярские искали подноготную пропажи отца Григория, допытывали владельцев белых коней, но пока безуспешно.

Тем временем отряд во главе с Брячиславом и Павлой, коя ехала в санях, примчал к берегу речки Почайны, где при впадении в Днепр были входы в пещеры, кои прятались за густыми зарослями терновника, под карнизом нависших каменных утесов. Неподалеку от одного из входов, затаившись в терновнике, сидел Акун. Он держал в руках лук, и на тетиве покоилась стрела. Рыжий охотничий пес напряженно всматривался в темноту.

Брячислав поднялся к Акуну, показал на собаку:

— Пусти ее, видишь, как рвется, — Поводок и правда был натянут.

— Не пущу Пропадет зазря. Задушат ее демоны, — отвечал Акун.

— А ежели их нет? — спросил Брячислав.

— Как это нет? — удивился Акун. — Иди испытай.

Подошли Павла и Микула.

— Ты дай Гора Павле, — сказал Микула племяннику.

— Ишь ты! Да ведь собака…

— Давай, давай, сынок, и не бойся за пса, — И Павла взялась за поводок

— Ладно уж, — Акун отпустил пса и подал Павле рукавицу— Возьми, так ловчее держать.

Павла надела рукавицу и едва успела как следует взяться за поводок, как Гор потянул ее к входу в пещеру. Через миг они уже скрылись в ней. Брячислав обнажил меч и поспешил следом. Воин догнал его и подал факел. Еще три воина с зажженными смолянками скрылись следом за сотским.

Гор так быстро тянул Павлу, что она едва поспевала за ним, хотя ни зги не видела впереди. Пес то рычал, то скулил, то повизгивал. Видимо, и ему было страшно в подземелье. Павла задыхалась от быстрой ходьбы, спотыкалась, билась о стены локтями. Но вот подземный ход расширился, и факел Брячислава осветил большую залу и три новых подземных хода. Гор потянул Павлу к правому из них, скрылся там. Павла поспешила за ним. Она задела за камень, который мешал ей пройти, сдвинула его, и в сей же миг сверху на Павлу обрушились камни. Она пронзительно крикнула, тявкнул Гор, и все стихло. Да вскоре заскулил пес.