Изменить стиль страницы

— Где Рябоконь? — спрашивает вбежавший рыжий красноармеец с кровавой царапиной на лице. — Срочно нужно! Где он?

— На сцене. А что?

— Чума в Ореховке всех коммунистов порезал. На город идет! Скорей позовите!

— Придется обождать. Сейчас нельзя, идет спектакль.

— Пошли вы к чертям собачьим!

Рыжий рвется на сцену, его не пускают.

— Подождите. Сейчас!.. Сергей Матвеевич пишет крупными буквами записку:

«Военком прислал сообщить: Чума наступает на город».

Яго торопливо выходит на сцену. Он ждет, когда задыхающийся от мук ревности Отелло закончит свой монолог:

— Клянусь в руках его платок свой видел!
Клятвопреступница, ты в камень сердце
Мне превратила, заставляешь дело
Мое назвать убийством, а не жертвой.
Платок я видел.

Сергей Матвеевич подает рукой знак Наташе, но она ничего не замечает. Она поднимается с постели и оправдывается:

— Значит, он нашел. Платка я не дала.
За Кассио пошлите: пусть правду скажет.

Олег ничего не может понять. Почему вдруг появился Яго? Почему он прерывает Дездемону?

— Одну минуту, генерал! Из Венеции пришло внезапное известие. Посланец просит передать записку. Прочитайте ее скорее и дайте свои распоряжения.

Василий Иванович изумлен и ничего не понимает. Он неуверенно берет записку и читает. Дело скверное! Сволочь этот Чума, нашел время!..

— Яго! Передайте посланцу, пусть бежит в Трамот, пусть там готовят лошадей! Я сейчас.

Яго исчезает.

Наташа видит по лицу Рябоконя, что произошло нечто тревожное и непредвиденное. Трамот… Почему Трамот? У Шекспира нет никакого Трамота. Она повторяет свою реплику, помогая Отелло войти в прерванный диалог:

…За Кассио пошлите: пусть правду скажет.
О т е л л о. Он уже сказал.
Д е з д е м о н а. Что он сказал?
О т е л л о. Что был с тобою в связи.

Тихо в зрительном зале. И тихо в городе. Рыжий красноармеец уже добежал до Трамота — конный двор совсем рядом, в соседнем квартале — и поднимает тревогу.

А ревнивый мавр уже задушил на сцене Дездемону. Он выходит на авансцену, его встречают аплодисментами. Василий Иванович поднимает руку, требуя спокойствия. Голос его гремит на весь зрительный зал.

— Товарищи, внимание! В Ореховке Чума вырезал семьи большевиков и движется на город. Предлагаю коммунистам немедленно собраться на конном дворе Трамота!

Василий Иванович не стал снимать грим с лица и переодеваться. На это нужно было время. Дорога́ была каждая минута. В своем необыкновенном бархатном мундире и шелковой чалме он побежал на конный двор, держа в руке кирасирский палаш. За ним, освещенные яркой луной, мчались святопольские коммунисты. Олег смотрел им вслед.

— Ты тоже пойдешь с отрядом? — вдруг услышал он голос Розочки над ухом.

Она вместе с Фирой Давыдовной незаметно подошла сзади.

Неожиданный вопрос смутил юношу.

— Поеду, если возьмут, — краснея, ответил он.

— Мама, а мне можно? — Розочка прижалась к руке матери.

— Разумеется, нельзя. У вас есть, Олег, оружие?

— Нет.

— Тогда возьмите…

Фира Давыдовна Достала из сумочки маленький револьвер и передала Олегу. А Розочка сказала:

— Беги скорее, а то не догонишь!

И Олег побежал вслед за коммунистами на конный двор.

Для удобства борьбы с контрреволюцией Рябоконь в свое время настоял на том, чтобы оружие и лошади находились в одном месте. Неподалеку от конюшни во флигеле помещался штаб. Здесь в козлах стояли винтовки, хранились ящики с патронами и валялись седла. В несколько минут обозных лошадей можно было превратить в кавалерийских.

Когда гимназист подбежал к Трамоту, во дворе уже выстраивался конный отряд бойцов. Василий Иванович гарцевал на рыжем жеребце. Полная луна, висевшая над городом, ярко освещала пышный наряд героя шекспировской пьесы. Рябоконь пробовал, хорошо ли скользит в металлических ножнах кирасирский палаш. На бедре его висел маузер в деревянной кобуре лимонного цвета.

— Василий Иванович, мне можно с вами? — Олег схватил Рябоконя за бархатные малиновые штаны.

— Крой! — разрешил Василий Иванович и поправил шелковую чалму на голове.

Чернокожий комиссар

Гибель Светлейшего img_53.jpeg
Гибель Светлейшего img_54.jpeg

Миновав пустынную базарную площадь, всадники выбрались на шоссе и, обогнув опущенный железнодорожный шлагбаум, выехали за город. Яркая луна щедро лила серебристые потоки света. С левой стороны шоссейной дороги тянулись городские бахчи, с правой — распаханные черные поля. Они уходили в неведомую даль, и Олегу казалось, что именно здесь притаились бандиты атамана Чумы, готовые каждую минуту открыть огонь по отряду Рябоконя.

Олег, почти не ездивший верхом, быстро разбил себе ноги и сейчас мучился от боли и от сознания предстоящих неприятностей. Зачем он так легкомысленно согласился на эту опасную поездку? Он никогда не был в бою и, стреляя в тире, ни разу не попал ни в картонного буржуя, ни в генерала, ни в Ллойд Джорджа. Сказать по правде, Олег по-настоящему трусил, и если бы было можно, он с радостью повернул бы коня обратно. В самом деле, как приятно было бы сейчас, вытянув ноги и закинув руки под голову, спокойно и бездумно дремать на топчане. Он ругал себя и невольно вспоминал Розочку, подтолкнувшую его на этот необдуманный поступок. Он завидовал ей. Она сейчас не боялась бы. Олег вспомнил первое знакомство в шаланде контрабандиста Никифора и шторм на Черном море. Он тогда валялся на дне лодки вместе со всеми пассажирами, а она, хрупкая девочка, ухаживала за матерью, потерявшей сознание. И самое удивительное, чего Олег не мог забыть, Розочка не умела плавать. Если бы не он, она могла бы потонуть у одесского берега. Это он ее спас.

Отряд коммунистов через час с небольшим доскакал до Рогачевки, большого села, жители которого тайком поддерживали Катюшу. Василий Иванович слышал об этом, но не знал, в какой хате жил ее главный сторонник, бывший вахмистр Цыбуля. Чека два раза увозила его в город и оба раза освобождала за недостатком улик. Рябоконь счел полезным проверить дом Цыбули, но вначале решил завернуть к коммунисту Ефиму Качуре.

Все окна в селе, закрыты глухими ставнями, закреплены железными засовами и болтами. Ворота на крепких запорах. Во дворах заливаются собаки.

Василий Иванович оставил отряд в засаде, за густыми вишнями возле церковной ограды, предупредив, что и случае нужды даст три выстрела, а сам подъехал к хате Качуры. На толстой проволоке, протянутой через двор, отчаянно заметался пес, гремя цепью.

Рябоконь свернул в узкий проулок, решив через огород добраться до хаты и постучать в окно. Привязав коня и перепрыгнув через плетень, он зашагал по грядкам, путаясь в помидорных кустах и ломая густую ботву.

Чей-то легкий придушенный смех привлек внимание Василия Ивановича. Он насторожился, заметив парочку под вишней на низенькой скамеечке. Парень в расшитой украинской рубашке обнимал девушку (Рябоконь догадался — дочку Ефима, Галю). Увлеченные поцелуями, они заметили Василия Ивановича, когда он приблизился к хате и занес руку, чтобы постучать в окошко.

При ярком свете луны Галя увидела черное лицо Рябоконя и обомлела от ужаса.

— Нечистый! — закричала она не своим голосом. — Черт!

Парень мигом перемахнул через плетень и кинулся наутек. Находчивая девушка не растерялась, она юркнула в калитку и спустила с цепи бесновавшегося пса. К счастью, Василий Иванович успел выдернуть кол из плетня, не то пришлось бы ему плохо. Огромная дворняга с рычанием бросилась на незваного гостя. Получив меткую затрещину, она с воем отскочила в сторону, но тут же пошла в новую атаку.