И тут дом начал кровоточить.

По крайней мере, так ей показалось. Из трещин в полу потекли океаны темной, пузырящейся крови.

Нет, не крови… грязи.

Той же самой пахнущей канализацией грязи, которая была на улицах и которая исторглась из ванной наверху.

Мой дом, мой гребаный дом… разваливается! Он весь разваливается!

Кэтлин всхлипнула. Содрогнулась всем телом. Из головы словно что-то вылетело. И хотя она была не в силах осознать, что именно, она по-прежнему испытывала чувство потери, огромной щелью разделившей настоящее и ее прошлую жизнь, какой она была всего пару часов назад.

Встав на четвереньки, она поползла по то и дело подрагивающему дому. Пробираясь через сочащуюся из пола грязь, она миновала гостиную, потом разгромленную столовую, и оказалась на кухне. Страх холодными пальцами провел ей по затылку, словно уговаривая держаться подальше от грязи и того, что могло в ней прятаться, но к тому моменту она уже ни на что не обращала внимания.

Продолжая сжимать кочергу, она остановилась.

Задрала голову и прислушалась, как зверь.

Она слышала, как падают сверху кусочки потолка. Как бежит вода. Как капает жижа. Но не это ее интересовало. Она слушала рептилию, которая забралась к ней в дом и лишила ее прежней жизни. Она убьет ее. У нее в голове осталось одно желание — прикончить тварь.

Она здесь.

Кэтлин хорошо это знала.

Если она будет слушать, то услышит, как эта тварь скользит из комнаты в комнату, выслеживая ее… злющая змея, бесшумная, с узорчатым телом, мерцающими зелеными глазами и треугольной головой, даже сейчас приподнятой для броска…

Вот она!

У нее перехватило дыхание. Она услышала, как что-то мягкое и большое упало на пол в гостиной, словно удав, прыгающий на жертву с дерева в джунглях. Да, эта тварь пришла за ней, толстотелая и извивающаяся. И теперь ищет ее в полутьме. Она не покажется, пока не будет готова убивать. Она скользила вперед, петляя в грязи. Все ближе и ближе.

Кэтлин сбросила пальто, чтобы оно не сковывало в бою ее движения.

Еще ближе. Теперь она была почти различима.

Кэтлин напряглась, подняла кочергу.

Теперь она ее видела… спиралевидную форму, то и дело появляющуюся из грязи. Тварь поняла, где она находится, и сейчас будет атаковать. С криком Кэтлин ударила ее кочергой, и в лицо брызнула жгучая жидкость. Тварь плюнула в нее ядом? Глаза жгло. Свободной рукой она стряхнула с себя вещество. На ощупь оно было как прохладное желе. Снова взмахнула кочергой, но тут что-то произошло. Удар пришелся вскользь, и в лицо Кэтлин снова брызнуло желе. Скользнув по маслянистому телу твари, кочерга выпала из рук. Кэтлин услышала, как та звякнула об пол.

Змея зашипела и двинулась на нее.

Не дав ей себя укусить, Кэтлин схватила ее за шею. Ощущение было не из приятных Большая змея должна быть гладкой и пульсирующей от мышечных сокращений, но эта тварь была мягкой… почти как желе. Окостеневшие пальцы практически пронзили ее плоть. На ощупь она была рыхлой, как бурые пятна на гниющем яблоке. Казалось, каждый ее дюйм шевелился, лоснясь от жира. На руки Кэтлин хлынула жидкость. Растущие из туловища колючки врезались ей в пальцы, как шипы на стебле розы.

Это была не змея.

Это был червь.

Огромный, почти желеобразный червь. Он был толще пивной банки, и казалось, продолжал распухать. Извивался у нее в руках как пожарный шланг под высоким давлением. Он выскальзывал у нее из пальцев, и она не могла ничего с ним поделать. Это было все равно, что держать резиновую трубу, смазанную свиным салом. Он двигался. Корчился. Извивался, вращаясь по спирали.

А потом выскользнул.

Всем своим мерзким весом упал Кэтлин на колени и тут же атаковал. Она подумала, что червь будет целиться ей в лицо, глаза или шею. Но этого не случилось. То, что он сделал, было гораздо ужаснее — Он метнулся ей между ног как огромный, вялый член, потом вскинул голову, юркнул под кофту, раздирая щетиной пупок. Его раздувшееся туловище скользнуло между ее грудей, как иногда делал ее муж.

Эффект был отвратительным.

Ее груди были тяжелыми от молока, и червь, казалось, знал это.

Она закричала и упала задом в черную жижу. Она дергала и тянула червя, но тот скручивался у нее в руках, истекая густой, пенящейся слизью. Она не могла ни удержать его, ни оторвать от себя. Черв раскрыл рот, разорвав лифчик, и обвил собой ее левую грудь. Она закричала. Из пасти веяло холодом. Она чувствовала, как его зубы царапают ее как иголки. Она принялась колотить чкрвя, оставляя на туловище глубокие рубцы от ногтей, но тот вонзил в нее свои зубы.

Кэтлин издала дикий, пронзительный вопль.

Зубы червя проникли ей в грудь, пронзив молочные железы, из пробитых каналов хлынула кровь и теплое молоко. Она сопротивлялась все сильнее, но зубы держали крепко. Рот сжался до сморщенного отверстия и присосался к ее соску. Она чувствовала, как все туловище червя пульсирует, осушая ее. Боль была невероятная. Это было все равно, что подключиться к доильному аппарату. Но настоящая боль пришла потом, когда червь своим мощным, энергичным сосанием оторвал ей сосок.

В тот момент, когда его зубы потеряли захват, Кэтлин рывком выдернула его из-под кофты, и швырнула через всю комнату. Она сложилась пополам под сокрушительными волнами невероятной боли. Кофта была сырой от крови.

Но червь не собирался бросать начатое.

Он двинулся на нее, чтобы прикончить.

Скользнул через грязь и прыгнул на нее. Она поймала его извивающееся туловище обеими окровавленными руками. Сжала, пытаясь разорвать, но оно было жидким и эластичным. Потом с безумным криком поднесла его ко рту и, вцепившись зубами, рассекла оболочку. Под напором ее рук и зубов червь треснул. Она раскусила его пополам, рот наполнился хлынувшей, булькающей слизью.

Ее тут же вывернуло наизнанку. Мучения добавляла истерзанная грудь. Она знала, что пока не потеряла сознание, должна освободиться, должна выбраться из дома.

Спотыкаясь, она бросилась к двери, оставив позади извивающиеся половинки червя. Крича и рыдая, вошла в глубокую, почти по бедра, пузырящуюся грязь… мерзкую, и все же успокаивающе теплую.

Что-то плавало там.

— Ребенок, — воскликнула она, подхватывая предмет. — Мой… ребенок…

19

Тони проверил еще несколько домов в районе и всюду нашел следы разрушения. Не просто разрушения от воздействия грязи. Дома не развалились сами по себе — черви испещрили их туннелями, как личинки испорченное мясо в поисках лакомства.

Пробираясь сквозь топкую жижу, заполнившую улицы, он то и дело слышал крики.

Что это за гребаный кошмар?

Все-таки здорово, что Чарис здесь нет. Он надеялся, что она в безопасности. Черви пользовались грязью как вектором в поисках своих жертв, и до сих пор это очень хорошо работало. Городские улицы рассматривались как территория человека. Его среда обитания. Но грязь изменила все — то, что некогда было знакомым и безопасным, стало смертельным и чужим. Грязь кишела чудовищами. Как акулы в море крови, они кружили, приближаясь все ближе.

Именно поэтому тебе нужно добраться до укрытия. Тебе нужно найти что-то, где они тебя не достанут, или тебе не пережить эту ночь.

Но что? Чердак? Крышу? Грязь продолжала подниматься, и безопасность превращалась уже в какой-то абстрактный термин.

Ему нужно расслабиться. Нужно найти что-то безопасное, но не паниковать, иначе он наделает ошибок. И тогда черви воспользуются этим.

В одном из этих домов должны быть люди.

Люди, с которыми он может объединиться и держать оборону.

Тони остановился, услышав всплеск, по морю грязи побежала рябь. Что-то там было. Что-то двигалось под поверхностью, и это могло быть только одно. Ему нужно двигаться, но этой твари он боялся больше всего. Инстинкт подсказывал ему либо бежать, либо стоять неподвижно. Черви были не такими уж и смышлеными. Очень ловкими хищниками, но не очень умными. Если б он двигался, они нашли бы его. Если будет стоять неподвижно — пройдут мимо.