— Отныне я буду служить в личной охране князя! Через несколько дней мы с тобой переедем в его усадьбу. А еще господин Дай-ан пригласил нас в гости, — сообщил он, когда они сели есть.
— Ты рад?
— Да, очень. Мне прибавят жалованье, тому же, надеюсь, будет куда меньше разъездов, и я смогу больше времени проводить с тобой.
Мэй покраснела от удовольствия.
— С кем живет господин Дай-ан?
— У него жена и, кажется, две наложницы.
— Боюсь, рядом с ними я буду выглядеть слишком просто.
— Даже если так, твоя простота совершенна, как бывает с теми, кто обладает даром всегда оставаться самим собой.
Когда после ужина Кун принялся ее раздевать, Мэй затрепетала. Ей не надо было стараться поймать наслаждение или молить о нем. Ощущение мужской силы внутри ее хрупкого женского тела сводило Мэй с ума. Эта сила толчками переливалась в нее, заполняя до краев. Она не знала большего откровения между двумя человеческими существами, иного способа унять жар, который пылал в глубинах, непостижимых рассудку.
Они лежали, обнаженные, переплетясь ногами и руками, и на их коже дрожали отблески теплого света. Им не было нужды думать о том, что принесет будущее, они упивались настоящим, в котором было лишь дыхание ночи и блаженство утоленной страсти.
— Я очень счастлива с тобой, — призналась Мэй. — Единственное, что меня огорчает, это разлука с Тао.
Она часто видела сон, будто они с Тао находятся в каком-то мрачном лабиринте, сестра ищет ее и зовет, но они постоянно теряют друг друга в темноте и никак не могут встретиться.
— Не волнуйся, — сказал Кун, — как только я получу отпуск, мы сразу поедем в Кантон и вызволим твою сестру. Обратимся в суд, или я попрошу помощи у своего командира. Думаю, он не откажет.
Собираясь в гости к Дай-ану, Мэй тщательно выбирала наряд, Жена и наложницы этого господина представлялись ей благородными дамами, и она боялась показаться невежественной, лишенной вкуса простолюдинкой.
В конце концов, она надела небесного цвета платье с поясом, сплетенным из синих и белых шнуров, на котором позванивали нефритовые подвески, и остроносые синие туфли.
Опасения Мэй были напрасны: женщины оказались приветливыми и милыми. После ужина младшая наложница Дай-ана вывела гостью в сад.
Краски окружающего мира были размыты сумерками. Наступило время, когда тайна присутствует в самых простых вещах и кажется, будто любой пустяк содержит в себе все сущее.
Вдохнув вечерний воздух, Мэй ощутила бесконечную полноту жизни.
— Я слышала, вы с мужем будете жить поблизости, — сказала Асян.
— Наверное, да.
— Тогда мы могли бы видеться.
Мэй радостно кивнула. Асян была чуть старше нее, она выглядела тихой и скромной и, как никто другой, годилась ей в подруги. Дай-ан взял эту девушку в свой дом всего год назад.
— Тебе нравится в усадьбе?
Асян замялась: Мэй всей кожей чувствовала, что девушка хочет, но не решается сказать ей что-то важное. Она не знала, как подтолкнуть ее к этому, но та решилась сама:
— Пожалуй, да. Думаю, ты не пожалеешь. Только постарайся не попадаться на глаза князю.
— Почему?
— Потому что он может позвать тебя к себе. На ночь.
Мэй показалось, будто ее сбросили вниз с высокого обрыва. Внезапно ей захотелось, немедленно уйти отсюда и больше ничего не слышать. Но она не могла так поступить и заставила себя спросить:
— С тобой такое было?
— И со мной, и с другими. Наверное, я ему не понравилась, потому что он пригласил меня всего один раз. Так что мне, можно сказать, повезло.
— Такое случается со всеми?
— Нет, но со многими.
— А как же мужчины, которым принадлежат эти женщины?!
— Они не могут ослушаться его приказа. Князь — их господин. Если от этой связи рождаются дети, они воспитывают их как своих.
Мэй не могла вообразить ничего подобного и потому, не сдержавшись, воскликнула:
— Но ведь это ужасно!
— Это не обсуждается. Когда я вернулась домой с подарком от князя, господин ни о чем меня не расспрашивал, его жена и вторая наложница — тоже. Все сделали вид, будто ничего не произошло.
— А ты?
— Со мной было иначе. Я жила с ощущением, будто меня ударили чем-то тяжелым, ослепили и оглушили. Когда я ела, то не чувствовала, что жую, когда ко мне обращались, не понимала слов. Внутри меня осталась грязь, и я так и не смогла от нее избавиться.
— Он был груб с тобой?
— Он заставлял меня разглядывать неприличные картинки, потом поил вином и принуждал делать такие вещи, о которых мне стыдно рассказывать.
— Почему ты доверилась мне? Ведь ты меня не знаешь? — прошептала Мэй.
— Я поняла, что должна это сделать, когда познакомилась с тобой и твоим мужем. У вас особые отношения. Прежде я не верила, что люди могут любить друг друга в браке, а теперь вижу, что такое бывает. Потому ты ни за что не согласишься лечь с князем, а твой муж никогда добровольно не отдаст тебя другому мужчине. Но если князь пожелает тобой овладеть, это его не остановит.
Мэй слегка сжала руку Асян в своей.
— Спасибо! Я постараюсь быть осторожной.
На обратном пути Мэй так и подмывало рассказать муку о разговоре с младшей наложницей Дай-ана. Но Кун выглядел таким возбужденным и был столь рад новому назначению, что она оставила свои намерения. Она простая девушка — едва ли князь заинтересуется ею. Да и должность Куна нельзя сравнить с положением его командира.
— Тебе понравились женщины Дай-ана? — полюбопытствовал Кун.
— Да, особенно Асян, — ответила Мэй и спросила, скорее в шутку, хотя такое решение мужа причинило бы ей глубокое горе: — Наверное, когда-нибудь ты тоже захочешь взять наложницу?
— Нет! — пылко возразил Кун. — Я люблю только тебя и никогда не совершу того, что сделает тебя несчастной.
В целом все складывалось удачно. Вскоре они переехали в новый дом, больше и богаче предыдущего, к тому же у Мэй появилась подруга, и она меньше скучала в отсутствие мужа.
Узнав о том, как Мэй познакомилась с будущим супругом, Асян сперва изумилась, после искренне расхохоталась.
— Выходит, ты купила себе мужа?!
— Получается, так, — улыбнулась Мэй.
— Наверняка ты единственная женщина в Поднебесной, которой удалось это сделать!
Девушки проводили вместе много времени. Асян умела превосходно вышивать по шелку и без устали украшала веера, туфли, кисеты. Кроме того, они с Мэй вместе вырезали из цветной бумаги фигурки птиц и зверей и учились выводить кистью несложные надписи. Возвращаясь домой, Кун неизменно заставал жену веселой и довольной. В последнее время она сильно изменилась, как меняется человек после того, как полюбит окружающий мир и самого себя.
Будь Кун мудрее и старше, он бы понял, что ему лучше оставаться в тени. Но он был тщеславен и молод и рвался покорять вершины. Юноша не мог объяснить, что влечет его в княжеские покои, между тем то было подспудное желание поймать хотя бы слабый отблеск той жизни, какой он жил последние семь лет.
Ему нравилось выезжать с князем, он любил возвышаться над толпой и почитал за счастье мчаться на быстром коне, оставляя за собой облако пыли. В ушах свистел ветер, солнце катилось вслед, и Куну чудилось, будто, он несется в вечность.
Когда он видел бедно одетых мужчин, женщин и детей, лица которых были отмечены печатью безысходности и усталости лишний раз понимал, что не создан для крестьянского труда. Каждая горсточка риса была для них каплей золота, а мотыга — драгоценной ношей.
Он послал деньги на приданое одной из своих сестер, которую собирались выдавать замуж, купил Бао двух ослов, отправил матери новые циновки и ткань для одежды. Но навещать их его не тянуло. Отныне единственным по-настоящему родным человеком для него была только Мэй.
Кун стремился к тому, чтобы она разделяла как можно больше его увлечений и взглядов. Так, однажды ему пришла в голову мысль научить жену ездить верхом.
Воздух в предгорье казался настоянным на травах, им было невозможно надышаться. В изумрудном ковре то и дело мелькали яркие цветы. Нежно звучал ручей, перебирая мелкие камешки, устилавшие его дно, сонно звенели насекомые, громко пели птицы. Сосны тянули к небу свои стройные тела. Вершины гор уходили за облака.