На «Медведе» заиграл горн, завыли сирены, и корабль с последними усилиями кончающегося хермисплюра поднялся с земли и, поворачивая башни в сторону противника, дал знак флоту – линкорам становиться в кильватер, крейсерам сближаться с противником. Но далеко не всем кораблям удалось подняться, большая часть оставшегося без горючего флота продолжала лежать на земле, и лишь некоторые из них поднимали пушки к уровню горизонта, где дымились трубы мазутных шагающих крепостей Канефлянии. Демирона с матом сорвал крышку аппарата связи и кричал через тысячи километров на север в генеральный штаб, задыхаясь от бессильной ярости.

- Где баржи? Сейчас мой флот накроют канефляне, мне будет нечем ответить, у меня только сорок орудий главного калибра. Мне немедленно нужен хермисплюр, иначе весь флот погибнет!!!

В генеральном штабу недоумевали, баржи давно должны были быть на месте. На поверку оказалось, что хермисплюр на оружейных складах Излучины сдетонировал при погрузке, и взлетел в воздух вместе с баржами, а склады Тринии оккупированы бандами повстанцев, недобитых во время последней войны и так же взорваны. Кай Джойстер немедленно послал транспортные стратопланы к складам в Проциане и Стеллурии, но величайшее сражение Шебрании уже начиналось – канефляне подошли на выстрел из пироксилинового орудия и открыли оглушительную канонаду по аргонскому флоту, который отвечал орудиями главного калибра линкоров «Медведь» и «Донна Магдалина» и сотней пироксилиновых орудий среднего калибра, установленных на устаревших эсминцах и крейсерах. С неба падали искорёженные горы металла. Джакар вступил в бой с воздушными силами противника. Под огненным смерчем падающих экранопланов, стратопланов и стратолётов лишившийся маневренности аргонский флот уже не метался, а стоял. На канефлянские залпы отвечало уже не более семи, десяти орудий главного калибра, а корабли, получая пробоины, горели всё больше и больше. Агония аргонского флота продолжалась бы недолго, продолжи канефляне подобный обстрел. Но их адмирал, видя беспомощность аргонских кораблей, прекратил обстрел и приказал идти на абордаж. Тысячи штурмовых платформ наполненных до отказа канефлянским, балийским и буймиэльцким десантом неслись к флоту.

Джакар Джойстер, видя творящееся на земле избиение, повёл стратопланы в решающую атаку. Они, гудя перегретыми турбинами, на бреющем полёте, ежесекундно неся потери, осыпали флот противника тяжёлыми бомбами и ракетами, посылали море осколочных бомб в сторону платформ, но и стратопланов с каждой минутой становилось всё меньше и меньше, и канефляне медленно продвигались к беспомощным кораблям.

Демирона, не теряя времени, приказал сгружать остатки хермисплюра в два боеспособных линкора – «Медведь» и «Донну Магдалину», которые вели непрерывный огонь по приближающимся баржам и платформам, а иногда посылали снаряд другой в виднеющийся на горизонте канефлянский боевой корабль. Пожары, охватившие «Медведь» не мешали кранам вручную, с помощью лебёдок принимать те крохи хермисплюра который отдавал флот, во имя своего спасения, надеясь только на чудо и на шестисотмиллиметровые орудия «Медведя» нагретые от беспрестанной пальбы по врагу. Не замечая взрывов на собственной палубе, канониры вручную, с помощью лебёдок, подавали двухтонные снаряды в жерла орудий. Подавали, нажимали пуск и снова подавали. Бешеная атака канефлянских барж и платформ, уже готовая увенчаться общим абордажем, не удалась – они были с большим уроном отбиты и отогнаны к своему флоту, а аргонцы готовились к отражению новой атаки и как манны небесной ждали подвоза хермисплюра из Аргонии, который единственный мог изменить ход сражения и повергнуть канефлян в прах. Стратопланы императора летали всё реже и менее плотно – чувствовалось, что им досталось в этом бою несладко, что и благодаря им канефляне были отбиты и вновь начали артиллерийский обстрел. От кораблей империи выстроились длинные цепочки, хермисплюр подавали в вёдрах корзинах и горшках, под излучением самого хермисплюра и под бешенными обстрелом канефлян. Матросы передавали хермисплюр, умирая от его излучения и зная, что спасение только в нём, да в залпах линкоров, сделанных с помощью него. «Донна Магдалина» и «Медведь» теперь уже ревели и свистели полным бортовым залпом и содрогались в ожидании очередной порции хермисплюра – очередной порции энергии. Огонь канефлянских шагающих крепостей превратил в обломки все надстройки линкоров и изрешетил их броню. Целились уже вручную, наводя прямой наводкой, на флагманы канефлянского флота – «Мисри» и «Каноптим». Оглушённые и контуженые командиры башен кричали только «Подавай» и «Залп» и не слышали собственного голоса, ориентируясь только по часам. Простые канониры, не видя, как загорелся «Мисри» и как в клочья разрывались несущиеся на аргонцев эсминцы, только крутили диски лебёдок и утопляли кнопку «пуск» в пульт, готовый расплавиться от перегрева.

В условиях полной бесповоротной гибели аргонского флота, как-то казалось в Технотепуле, аргонцы решились нанести ядерный удар по флоту противника, не думая о том, что свой флот ещё борется и наносит непоправимые поражения флоту канефлянскому. Десятки ракет, выпущенные единым нажатием кнопки, совершённым Каем Джойстером, неслись к Серсо, обещая смерть канефлянам. Аргонский флот, вынесший атомную бомбардировку противником, снова принял на себя удар – теперь уже со своей стороны. Вместе канефляне и аргонцы взлетали к небу в виде перегретого пара. И только стратопланы, утюжа небо возле Серсо, наблюдали за тем, как остатки флота гибнут в ядерном огне.

Демирона истощив запас ругательств, сам с ведром встал в цепочку, постоянно загружающую «Медведя» хермисплюром, оставив на совести комендоров орудийный огонь, наносящий огромный вред кораблю, попавшему под него. Никакие силы уже не могли пробудить аргонский флот, разрушенный под тяжкими ударами своих и чужих. Но он стоял и электромагнитные орудия почти в упор – с расстояния десяти километров расстреливали захватчиков – и черпали кочегары серебристый металл, который вёдрами, корзинами и горшками сыпали в приёмники линкоров, недовольных такой скудной подачей и требующих ещё и ещё.

Сотни и тысячи людей, оказавшихся в ядерном аду метались в корпусах огромных кораблей, но у каждого из них в руках было оружие и каждый ждал абордажа, готового начаться с минуты на минуту. Все, не занятые в подаче хермисплюра были вооружены и готовы к отражению любого нападения. Аргонские ракеты почти ничего не оставив от канефлянского флота прекратились и наступила тишина. Только в носовой башне «Медведя» ещё заряжали и, закрыв заслонки, вели огонь, который казался им сумасшедшим, но на правде походившем на очень редкие всполохи синего пламени.

Канефляне, лишившись наступательной инициативы, вдруг отхлынули, оставив после себя столько сгоревших корпусов, что аргонцы удивились меткости своих орудий, и, успокоившись, начали тушить пожары, гложущие корпуса их кораблей. Демирона отказался принять рапорт о численности оставшегося аргонского флота и лишь приказал усилить противоабордажные команды. На артиллерийский огонь теперь уже не хватало не только хермисплюра, но и снарядов, запасённых тысячами в гигантских корпусах кораблей. Речь шла лишь о том, чтобы с наименьшими потерями вывести аргонский флот, чтобы он побитый и разрушенный, худо-бедно послужил на охране Технотепуля…

О штурме Шебраэны забыли…

Затем страшнейший огонь и ничего более. Демирона подавал хермисплюр, как и остальные, пока снаряд не разнёс линию. Когда Демироны не стало, должность адмирала принял шаутбенахт Кай Полари. Но и это не принесло удачи – канефлянский снаряд разворотил штабную часть «Донны Магдалины» и офицеры быстро выбрали нового адмирала – Нокеля Гуатримо, которого разорвала в клочья канефлянская картечь. Новый адмирал Красимир Деаргон, сын демарха, спрятавшись в трюме командовал дольше – пока «Медведь» не получив три попадания в носовую часть не лёг на грунт и не превратился в обломок металла, имел всю силу власти адмирала. Но матросы, чувствуя близкую гибель, начали говорить о десанте – и без приказа высадились под прикрытием танков и орудий «Донны Магдалины» и пошли на Сераз, заняв его кварталы и засев за его крепостными стенами. Часть матросов осталась на флоте, но они бились ещё десять дней. Скажем только, что канефляне совершали более двадцати абордажей, закончившихся ничем.