Изменить стиль страницы

Ярость клокотала в карих глазах юноши, в раздувающихся крыльях носа, в сжатых в тонкую нить губах. Он почти не слышал, что говорит ему девушка. Единственное, о чем мог думать, — нужно убить обоих, немедленно. Убить, чтобы спасти себя. Себя прежнего, того Малека, что несколько минут назад вошел в эту комнату. Но разум уже брал верх над чувствами.

Он зло вбил шпагу обратно в ножны.

— Говоришь, мой отец умер не своей смертью?

— Я не знаю.

— Хорошо, я разберусь. Во всем.

Он круто развернулся на пятках, почти выбежал из апартаментов княгини. Он убежал бы, но Риса бросилась следом.

— Малек!

— Что еще?

— Ты обещал слуге, что вернешься только утром. И ты слишком взволнован, взвинчен. Это вызовет подозрения. Тебе нужно успокоиться. Останься со мной.

Риса сказала «со мной», подразумевая лишь — «в моей комнате». Она не собиралась отдаваться принцу, даже не думала о таком. Уложила в постель, а сама сидела рядом и ждала рева Лунного Зверя и зова княгини…

Возвращаясь к себе, Риса была уверена, что юноша спит. Но Малек не спал. Ждал ее. Он все это время думал о происходящем в подземелье. Неужели увиденное там правда? Не горячечный бред, не кошмарный сон —

правда?! Не хотел верить глазам, потому пытался поймать запахи, принесенные ОТТУДА. И когда ему почудилось, что уловил, в голове юноши что-то треснуло, будто лопнул туго натянувшийся гнойник. Что-то темное и отвратительное вырвалось и захлестнуло сознание.

Он набросился на девушку. Молча, не объясняясь, не говоря ни слова. Риса испугалась и растерялась от этого неожиданного нападения. Потому позволила делать с собой все. А Малек брал ее снова и снова. Жадно, грубо, словно превратился в дикое животное. Никогда прежде не ощущал в себе столько похоти и мужской силы. Входил в женское лоно бесчисленное число раз. Но насытиться так и не смог.

Лишь когда солнце поднялось высоко, он оставил измученное, покрытое ссадинами и синяками тело девушки. Он осознал, что за чувство вырвалось из темных тайников его души. Дал ему имя. Вожделение. Картина совокупления огромного черного зверя и хрупкой женщины вызывала отвращение и вожделение одновременно. Он сам хотел оказаться на месте зверя, хотел ОЩУТИТЬ. И ничего не мог с собой поделать.

Весь день принц выглядел вялым и больным. Отказался ехать на давно намеченную и подготовленную охоту в верховьях Уары. Вечером, на пирушке с приятелями, был рассеян, отвечал и смеялся невпопад. А ночью вновь отправился к Рисе, хоть та его не звала.

Малек был уверен, что идет просить прощения за грубость и несдержанность. Он действительно просил прощения. Клялся, что на него нашло помутнение и такого никогда впредь не повторится. Обещал быть верным другом, становился перед ней на колени! Но когда Риса уже простила, попыталась утешить, обняла, проклятый гнойник снова лопнул. И все повторилось…

Трижды он проваливался в забытье, так похожее на обморок Но сон ничем не отличался от яви. Его мучил стыд. Но стыд был бессилен остановить то чудовищное и отвратительное, что пробудило видение прошлой ночи. Малеку начинало казаться, что он сходит с ума. Что никогда не сможет притронуться к женщине и остаться при этом человеком, а не превратиться в похотливого, ненасытного самца. Он в самом деле сходил с ума! Он не знал, как избавиться от жуткого наваждения…

Солнце поднялось над горизонтом едва на пару ладоней. В Райноре новый день уже начался. Отворились городские ворота, проснулись ремесленники и торговцы, вовсю шумела рыночная площадь, тарахтели повозки на прилегающих к ней улицах. И уж давным-давно принялись за свой каждодневный труд жители окрестных деревенек Но дворец еще спал, еще нежился в мягких постелях. Даже самые ранние пташки среди придворных только-только разлепили глаза, и челядь лишь готовилась приступать к своим обязанностям, когда принц вышел из комнаты фрейлины. Он больше не мог терпеть. Он должен был покончить с наваждением одним махом. Убить обоих. Или…

«Вон все отсюда!» Малек готовился крикнуть это, ворвавшись в апартаменты мачехи. Выбить пинками под зад всех девок, не глядя, свита это или прислуга. Но, оказавшись внутри, сообразил, что кричать не на кого.

— Тем лучше… — мрачно прорычал он под нос. Выхватил шпагу и резким ударом сапога распахнул створку двери, ведущую в опочивальню.

Княгиня не спала. Услышала шум в будуаре или давно поджидала раннего визитера? Она лежала в постели, подперев голову своей нежной, изящной ручкой и глядела на вбежавшего юношу.

— Доброе утро, мой мальчик

Малек растерялся на миг, но затем шагнул к ней, поднял шпагу.

— Ты — грязная похотливая дрянь, отдающаяся животному. Ты обесчестила ложе моего отца, опорочила нашу семью. Я убью и тебя, и ту тварь, что ты прячешь под полом!

Женщина неожиданно засмеялась. Звонко, заливисто, будто зазвенели в комнате серебряные колокольчики.

— Так ты явился мстить за попранную честь князей Лерийских? Пораньше, пока нет свидетелей? Нет рядом никого, способного помешать? Или за чем-то другим?

Легким быстрым движением она откинула в сторону одеяло.

Танита лежала полностью обнаженная. Ее изящное маленькое тело, лишенное волос даже в тех интимных местах, где им полагалось бы расти, казалось телом не взрослой женщины, а девочки. Слабой и уязвимой.

Малек ощутил аромат, след которого пытался уловить две предыдущие ночи. Почувствовал, что голова начинает кружиться. Стиснув зубы, стараясь не поддаться этому запаху, он опустил шпагу ниже. Прижал холодным жалом к нежной белой коже. В самую ложбинку между двумя полушариями упругих, дразнящих острыми розовыми бутонами сосков грудей.

— Сдохни, ведьма!

Но он все медлил. А Танита смотрела на принца внимательно, не отрываясь. Любовалась правильными чертами его лица, огнем, горящим в ярких карих глазах. Пальцы игриво скользнули по граням лезвия. Снизу вверх, потом еще раз, еще. Будто и не холодную смертоносную сталь ласкала…

— Ты хочешь проткнуть меня насквозь, вижу. Но разве металл способен ощутить мягкую упругость, теплую влагу женского тела, сквозь которое он будет проходить? Разве способен оценить его? Насытиться конвульсиями пронзаемой женской плоти? — Она улыбнулась и добавила: — Разве ЭТО оружие способно утолить твою жажду? Или все же другое? Не ошибись, принц.

Ее голос, ее лицо, взгляд, движения пальцев — все действовало завораживающе. Распростертое тело было таким манящим и таким доступным! Малек ощущал, как вожделение разрастается в нем, гасит ярость, подчиняет себе волю, захватывает каждый его мускул. Он хотел эту женщину больше всего на свете, жаждал обладать ею. Так, как делал это черный зверь. Он сам готов был превратиться во что угодно, если потребуется!

Но женщина ничего не требовала взамен. Чуть раздвинула ноги, выставив напоказ прикрывающие лоно лепестки. Розовый язычок облизнул губы.

— Вот сюда. Ты хочешь вонзить свое острие сюда.

Пальцы сжали кончик лезвия, уверенно потянули вниз вдоль тела. Острая сталь почти касалась нежной бархатистой кожи. Юноша ощущал эту близость. Ощущал, как движется вдоль мягкого плоского живота, проплывает над маленькой ямкой пупка, почти задевает выступающий бугорок…

Шпага остановилась.

— Ну же… Давай… Вонзись в меня… Скорее…

Она стонала, трепетала от предвкушения. Лепестки ее розы начали раскрываться, заблестели капельками росы, источая все усиливающийся аромат.

Нельзя было медлить ни секунды с ударом! Следовало вонзить клинок в сердце ведьмы сразу же, едва переступил порог этой комнаты. Не слушать ее, не смотреть, не дышать…

Взревев по-звериному, Малек отбросил шпагу и прямо как был — в одежде, сапогах — рухнул на женщину.

…Наконец-то он утолил свою жажду! Тело княгини было не менее упругим и молодым, чем тело Рисы. И уж куда более горячим и страстным. Она не лежала покорно, подчиняясь силе мужчины. Она сама брала его, жадно и грубо. Овладевала им вновь и вновь, пока не выжала досуха, до последней капли. И когда Малек, обессилевший, упал на подушки, прилегла рядом.

Юноша не знал, сколько времени прошло. Ночи с Рисой пролетали как одно мгновение. Сейчас же ему казалось, минула вечность с минуты, когда он набросился на княгиню. Однако во дворце было по-прежнему тихо.

Танита по-кошачьи потерлась головой о щеку юношу.

— Ты получил то, что хотел? Или все еще жаждешь убить меня?

— Ты и правда ведьма. Ты околдовала меня.

— Околдовала, и что же? Ты недоволен этим, мой мальчик? Зачем тебе другие женщины, если есть я?

Малек хмыкнул. Помолчал немного, потом, решившись, спросил:

— А зачем тебе зверь, если есть я? Мужской фаллос недостаточно велик, чтобы удовлетворить тебя? Или ты на самом деле любишь это чудовище?

В комнате вновь зазвучали колокольчики женского смеха.

— Какой ты еще ребенок То, что происходит в подземелье, к любви и плотским утехам не имеет никакого отношения. Это магический ритуал. Я овладеваю Лунным Зверем, понимаешь? Овладеваю силой, управляющей нашим миром. И пусть это останется тайной. Только моей и твоей. Фамильной тайной князей Лерийских. Да?

Она приподнялась на локте, заглянула в глаза юноши. Он поспешно кивнул:

— Да.

Танита улыбнулась, покачала головой.

— Ай, как ты легко поймался. Ты ведь не сам выведал, что происходит в подземелье. Тебе подсказали. Дай угадаю кто… — Княгиня наигранно сморщила лобик, будто и впрямь напряженно размышляла. Затем фыркнула и, склонившись к уху юноши, зашептала: — Моя любимая фрейлина, девочка со снежными волосами. Угадала?

Малек отстранился, досадливо сжал губы. Танита хихикнула.

— Угадала, не хмурься. Рано или поздно она должна была сунуть свой милый носик в мои тайны. Слишком много дерзости и любопытства для обычной девчонки.

— Ты знала!