Когда в сараи, наполненные привезенными неграми, является покупщик, то несчастным сим, посредством свистка или удара обо что-либо палкой, приказывают вставать, и они осматриваются, подобно скоту, назначенному в продажу. Нередко для определения, здоров ли негр, бьют его палкой или плетью, замечая, будет ли он от сего морщиться, смотрят у него зубы и т. п. Португалец, купивший негров, считает их своей собственностью и думает, что имеет полное право располагать ею по своему произволу…

Когда мы входили в сараи смотреть негров, то их заставляли плясать под их же песни. Для любопытства достаточно видеть один раз сие зрелище, но повторять оное слишком жестоко. В несчастном своем положении, полу-мертвый от истощения негр должен еще веселиться! Если же который из них наморщится, то бьют его немилосердно кнутом по голому телу, обыкновенному их костюму. При выгрузке сих невольников из кораблей в сараи многие, выходя на свежий воздух, получают удары, а некоторые и умирают. Впрочем, когда они несколько пооправятся, то становятся живы, умны, расторопны, ловки, иные даже замысловаты и, по большей части, добры».

То же самое подтверждал и Чарлз Дарвин, который во время путешествия на корабле «Бигль» также посещал Рио-де-Жанейро. В письме своим родным он писал 22 мая 1833 года:

«Невозможно видеть негра и не преисполниться симпатии к нему: такое у всех у них веселое, прямодушное и честное выражение лица…»

Совсем иное впечатление осталось у великого натуралиста от бразильских колонизаторов, о которых он тут же рядом пишет: «Я не могу видеть этих низкорослых португальцев с их лицами убийц…»

В этом же письме Дарвин сообщает:

«В Рио пребывает один человек (не знаю его звания), который получает большое жалование только за то, чтобы не допускать высадку рабов. Живет он в Ботафого, и как раз в этом самом заливе во время моего пребывания контрабандой было высажено наибольшее количество рабов.» [4]

Несмотря на формальный запрет в 1850 г. привозить рабов из Африки, еще много позднее продолжалась торговля неграми на особых невольничьих рынках даже в самой столице. Только благодаря растущему движению сопротивления среди негров-рабов в 1871 г. был издан закон, объявлявший, что дети негров-рабов рождаются «свободными».

Внедрение капиталистических отношений в стране вступало в противоречие с феодальным строем. Буржуазия была заинтересована в отмене рабства, тормозившего развитие капиталистического хозяйства, требовавшего «свободной рабочей силы». Росло в Бразилии и либеральное движение. Все это и привело в 1888 г. к отмене рабства. Но закон об освобождении рабов носил чисто формальный характер: освобожденные негры не получали земли и оставались «свободными рабами» владельцев плантаций.

Тем не менее отмена рабства лишила плантаторов даровой рабочей силы. Низкая техника невольничьего периода, продолжавшая сохраняться в сахарном производстве Бразилии и позднее, не могла обеспечить конкуренции усиленному росту добычи сахара из свекловицы в Европе, и Бразилия год за годом теряла свое место в мировом производстве тростникового сахара. Теперь она занимает четвертое место, производя всего лишь менее одной десятой части мировой продукции тростникового сахара.

30 % сахарных плантаций Бразилии сосредоточено на северо-востоке страны, главным образом в штате Пернамбуко и соседних с ним. Здесь царит та же картина «ставки» на одну основную культуру, что и в случаях с кофе и какао. Кукуруза, маниока, бобы занимают тут место далеко недостаточное, чтобы прокормить многочисленное население, занятое выращиванием сахарного тростника. И народ питается здесь рападурой*, продуктом, отличающимся высокой технической калорийностью, но крайне низкими питательными качествами, если он служит основным пищевым продуктом.

Хлопчатник, возделывание которого восходит также к давним временам, временам господства на территории Бразилии индейских племен, только в последнее время получил более широкое распространение. Климат Бразилии оказался благоприятным и для произрастания хлопчатника. Культура его наиболее значительна в штате Сан-Пауло, где он перемежается с плантациями кофейного дерева. Но как и последние поощряются иностранным капиталом, служа предметом вывоза, так и хлопчатник еще на корню закупают иностранные экспортеры и вывозят его из страны. Благодаря сильнейшей конкуренции со стороны США, производящих хлопковое волокно в огромных количествах и диктующих цены на него на мировом рынке, население, производящее хлопок в Бразилии, так же разоряется, как и на культуре кофе. Крупные текстильные предприятия имеются в Сан-Пауло, но они не обеспечивают потребности в тканях, и народ, выращивающий сырье для одежды, приобретает ее по вздутым ценам, которые устанавливают торговые фирмы Англии и США, снабжающие Бразилию текстилем. По общей массе урожая хлопчатника Бразилия стоит на шестом месте в мире, но 2/3 его уходит из страны, которую капиталисты рассматривают как колониальный источник сырья.

Хлебные полевые культуры занимают ничтожное место в сельском хозяйстве Бразилии. Для покрытия потребности населения хватает лишь своего маиса (кукурузы) и маниоки. Пшеницу же сюда ввозят из Аргентины и США. Происходит ожесточенная борьба между поставщиками пшеницы — США и Аргентиной за экспорт этого продукта в Бразилию. Заправилы Уолл-стрита, учитывая, что 60 % иностранных капиталовложений в сельскохозяйственное производство Бразилии составляют капиталы США, стремятся сами снабжать Бразилию пшеницей, хотя последней выгоднее покупать более дешевую и более близ-кую для транспорта пшеницу Аргентины. Расчетливые янки предпочитают, чтобы бразильцы бросали в море избытки своего кофе, нежели американские экспортеры сжигали свою пшеницу в топках собственных пароходов.

Мы уже говорили о кризисе скотоводства в Бразилии. Трудно найти на материке Южной Америки более благо-приятные возможности для разведения скота, чем обширные просторы кампосов Бразильского нагорья. Основная же масса скота содержится на крайнем юге страны, в штате Рио-Гранде-до-Сул, составляя там четверть поголовья Бразилии; остальное приходится на штаты Сан-Пауло, Минас-Жераис, Пиауи и разбросано по стране. Бразилия в 1945 году со своими более чем 47 миллионами населения имела всего 99 590 тыс. общего поголовья скота. В то же время на Аргентину, где было всего 16 млн. населения, приходится 105 млн. 674 тыс. голов скота. Еще более разительно различие с Уругваем, где на 2,3 млн. человек населения имелось 37 млн. 136 тыс. голов скота.

Таким образом, и здесь, в области скотоводства, вскрывается колониальная политика США по отношению ко всем странам Латинской Америки: каждая из них поставляет определенные виды сырья или продукции, которые закупаются тут же на месте их производства. Степень давления США на бразильское хозяйство легко представить из того, что из американских капиталов, вложенных в сельское хозяйство за пределами США, свыше 80 % размещено в Южной Америке и львиная доля их приходится на Бразилию.

Монополисты США загребают колоссальные прибыли на капиталы, вложенные в Бразилии, буквально высасывая ее жизненные соки. Не зря у бразильцев появилась поговорка — «Мы живем слишком далеко от бога и очень близко от Соединенных Штатов».

Еще сильнее, чем в сельском хозяйстве, колониальные методы янки, устами Трумэна, возвестившего о «веке Америки», сказываются в промышленности. До сих пор Бразилия находится в самой начальной стадии развития своей промышленности.

Показательно уже одно то, что во всей бразильской промышленности в 1945 г. было занято всего около двух миллионов рабочих и служащих.

Подавляющее большинство промышленных предприятий Бразилии-мелкие мастерские. Перепись 1938 г. показала, что из 60 тыс. промышленных предприятий около половины имели не более 6 рабочих; не более 5 тыс. предприятий имели двигатель. В 1942 г. только на 1 285 наиболее крупных предприятиях число рабочих превышало 100 человек.