Интересы бизнеса превыше всего. Стремясь удержать катастрофически падающие цены на кофе, кофейные магнаты уничтожали кофе в таких астрономических количествах.
Каждый человек в мире, от мала до велика, мог бы по-лучить 2,5 кг этого ценного продукта.
В годы второй мировой войны потребление кофе в Европе сильно упало. В 1932–1934 гг. в Европу ввозилось около 40 % мирового экспорта кофе, а в 1940–1942 гг. — всего только 8,5 %. Главным покупателем бразильского кофе стали США. В 1941 г. в США было ввезено 9 804 тыс. мешков кофе, а в Европу-всего только 340 тыс.
Кофе по-прежнему основная статья дохода Бразилии. Ею полностью теперь распоряжается «дядя Сам».
Кофейное производство в Бразилии находится в со-стоянии глубокого кризиса, выход из которого капиталистическое хозяйство указывает лишь один: «валоризация»*, то-есть запрет посадки новых деревьев кофе. По этой причине произошла убыль Уз кофейных деревьев (от 3 миллиардов в 1934 г. до 2 миллиардов в 1946 г.), снижение урожайности, уничтожение готовой продукции.
До сих пор продолжается в Бразилии «плановое» уничтожение от 40 до 65 % ежегодного сбора урожая кофе.
За краткое время стоянки паровоз не успевал на-брать достаточно воды и топлива, а лишь подбавлял воды и дров на каждой станции. Последние поленья грузчики бросали в тендер уже в момент, когда поезд трогался.
В Бразилии почти не разрабатываются свои каменно-угольные месторождения (основная масса угля ввозится из США), и железные дороги работают исключительно на древесном топливе. И в этом деле наблюдается та же капиталистическая хищническая манера: в паровозных топках сжигаются ценнейшие цветные древесины. Взглянешь на станционный дровяной склад и видишь там разно-цветные обрубки: красные, черные, розовые, кремовые, серебристо-серые и т. п.; на одной станции я видел поленья зеленого цвета, на изломе отливающие, совсем как малахит. Все это без разбора идет в топку; такие же древесины идут и на шпалы. А в то же время в страну ввозят из Португалии… Что бы вы думали? Зубочистки.
На закате солнца мы выехали на широкую долину со спокойной, делающей прихотливые извивы, рекой. Низкие ровные террасы ее были почти сплошь распаханы под плантации сахарного тростника, перемежавшиеся с участками сырых заболоченных лугов.
Основные площади плантаций сахарного тростника сосредоточены на северо-востоке Бразилии в штатах Пернамбуко, Сеара, Баия. Но и в штате Минас-Жераис они занимают значительное место и здесь вырабатывается солидная доля сахарной продукции Бразилии.
Было время, когда сахар расценивался на вес золота. Это было много столетий назад. Не столько золото, сколько сахар привлекал первых колонизаторов-европейцев в Бразилию. Бразильский сахар занимал господствующее положение на мировом рынке от 1600 до 1700 г., когда сахар был наиболее важным предметом мировой торговли; это было связано с введением шоколада и расширением употребления кофе. Когда в XVIII столетии цены на многие товары мировой торговли стали быстро падать, что было вызвано бешеным ростом золотой и алмазной добычи, Бразилия сохранила устойчивый доход благо-даря сахару. В XIX столетии на европейском рынке появился свой-свекловичный-сахар, и ввоз тростникового сахара стал год от году сокращаться. И хотя и посейчас продукция сахара в Бразилии очень велика — 1 300 тыс. тонн в год, и она занимает второе место в мире (первое занимает Куба), но экспорт сахара упал за последние годы до 40 тыс. тонн (в среднем).
Специальное учреждение «Сахарный и алкогольный институт» регулирует площади под сахарным тростником, чтобы не допускать излишнего добывания сверх внутренних потребностей, и изыскивает пути «рационального» использования сахара. Так, например, сахар перегоняют в спирт, а спирт примешивают в бензин для снижения импорта горючего из США, главного поставщика нефтепродуктов в Бразилию.
Ценнейший пищевой продукт, в котором так нуждаются народы мира, по милости капиталистов пускается буквально на воздух, сгорая в автомобильных моторах.
Ночью вагон превратился в узкий коридорчик с сплошными занавесками по сторонам. Нижние сидения придвигаются одно к другому, опускаются в дополнение к ним спинки, и получается спальное место. Верхнее спальное место-узкая полка, днем прислоненная к стенке вагона; на нее постилается тюфяк. Мы с Леонидом Федоровичем бросили жребий - кому где разместиться на ночь, и мне выпал тяжелый удел спать наверху. После сложных гимнастических упражнений мне удалось раздеться, будучи затиснутым между узким ложем и накаленным потолком, таким низким, что сесть на полке не мог бы даже ребенок. С этим «удобством» бразильского спального вагона я бы еще примирился, если бы здесь была хоть маленькая щелочка для свежего воздуха. Разжигаемый жгучей завистью к безмятежно спавшему при открытом окне Леониду Федоровичу и разморенный духотой, я не надолго уснул уж к концу ночи.
Зато наутро я оказался в выигрыше: мой тезка поднялся с постели, как из угольной шахты, — его буквально засыпало пеплом из паровозной трубы, от тех самых драгоценных пород, которые привлекали нас своими рас-цветками на станционных складах.
Солнце уже поднималось, и косые его лучи отбрасывали тени от одиночных деревьев среди больших площадей плантаций, раскинувшихся по обе стороны дороги. Часто мелькали маленькие белые домики, скрываемые садиками бананов, папай, инжира. Преобладающая куль-тура здесь-ананасы; сейчас заканчивается сезон уборки урожая, и только в немногих местах видны группы рабочих в широкополых соломенных шляпах, снимающих колючие ароматные «шишки» этого замечательного, одного из самых лучших фруктов земли.
Убранные с поля ананасы большими пирамидами были сложены у пыльной ржаво-красной дороги в ожидании погрузки на автомашины.
Все чаще и чаще встречались домики, иногда группируясь в крохотные деревеньки. Протянулась линия высоковольтной передачи, замелькали телеграфные столбы, появился асфальт на более частых дорогах, и поезд влетел на окраину столицы штата Минас-Жераис, города с по-этическим именем Бело-Оризонте (прекрасный, радужный горизонт).
Домики на окраине перемежаются с участками возделываемой земли, но скоро одноэтажные домики сливаются в одну линию, изредка прерываемые двухэтажным зданием. Тихий провинциальный городок-такое впечатление создается о нем до самого вокзала, который окружают многочисленные склады среди железнодорожной паутины с колеями разной ширины (сюда со стороны Рио подходят железные дороги двух других компаний с разной и более широкой колеей, чем из Араши).
На вокзале узнаем, что поезд в Рио идет только вече-ром. Решаем не терять времени и лететь на самолете. Конторы авиакомпаний находятся в центре города. Нанимаем такси и едем туда. В городе очень мало зелени, изредка попадаются маленькие палисадники у некоторых домов. После многих поворотов среди одноэтажных улиц попадаем в деловые и торговые кварталы. Тут дома быстро «вырастают» до трех-четырех этажей, и вот и самый центр — «сити». Здесь несколько десятков 12–15 — и даже 20-этажных домов. В них размещены фирмы, ворочающие плантациями ананасов и кофе; торговые дома, экспортирующие кофе, сахар, мясо и т. п.; банки и отели.
Движения на улицах мало, город еще не проснулся, все магазины и конторы закрыты. Закрыты конторы и авиакомпаний (три различные компании воздушных сообщений размещены по соседству одна с другой); в их витринах только реклама об удобстве самолетов и направлениях их линий, но расписания нет. Шофер советует на-вести справки в отеле о расписании самолетов. Едем в отель «Бразил». Действительно, дежурный сообщает нам все, что нас интересует. А именно: «Конторы откроются еще только через два часа, а все самолеты уходят отсюда рано утром; можно попытаться поехать на аэродром Лагоа-Санта и достать билет на какой-либо проходящий самолет».
Мы решаем следовать последнему варианту, но любезный «сервисал»* уговаривает нас остаться в отеле, предлагает нам одну или, если угодно, две прекрасные комнаты и т. п. Конечно, неплохо бы отдохнуть и завтра спокойно лететь в Рио, но мы не хотим терять времени и через несколько минут снова едем по улицам города «радужных горизонтов» на аэродром. Дорога вначале — великолепный асфальто-бетон, и мы мчимся со скоростью 60 миль (96 км), но вскоре она заканчивается и далее идет грунтовая, сильно разъезженная дорога, такая же красная от латеритов, как и в Араша. Навстречу попадаются грузовики с бананами и ананасами, навалом насыпанными в кузов, ящиками авокадо и мандаринами; встречаются и архаические двуколки в паре или четверке зебувидных быков, также нагруженные фруктами и овощами. Все это идет в город с окружающих его плантаций и ферм. По пути к Лагоа-Санта своеобразный рельеф-пологие холмистые гряды разделены долинами. На грядах-остатки лесов, посадки кокосовой и других пальм, а в долинах поля с ананасами, кукурузой, инжиром и апельсинами. Золотистые плоды их среди округлых, как бы старательно подстриженных, крон, как фонарики, светились на фоне темно-зеленой листвы.