У Крупской из головы не выходил бедный кожевник, у которого они жили. Каждый день рано-рано утром он уходил на фабрику, где работал, и возвращался вечером усталый и измученный. Садика у него не было; он усаживался в кресло перед домом и, закрыв лицо руками, так и сидел до темноты. Его никто не навещал, и даже к его детям, проводившим свои дни в сырой, мрачной кухне, никогда не прибегали поиграть их сверстники. Их мать целыми днями пропадала в богатом доме по соседству, прислуживая господам за гроши. У этой семьи была одна радость в жизни — по воскресеньям они ходили в церковь. Это был храм XIII века, там пел хор монашек, и чудное их пение завораживало души. Крупская изумлялась, до чего же наивен кожевник. Неужели он не понимает, думала она, что церковь есть инструмент для подавления личности? Отчего это рабочий кожевенной фабрики, которому так скудно платят, не протестует? Разве у него нет на это права? На все ее доводы кожевник отвечал: «Бог создал богатых и бедных, все в мире устроено справедливо».

Наконец-то Ленин был доволен своей жизнью, все у него шло хорошо. Он любил, когда его окружали ученики, и особенно ему были приятны те часы, которые он с учениками проводил у Инессы в общей столовой. Сидя за обеденным столом, он непринужденно беседовал со своими подопечными. Деревню окружали поля и сады, и иногда поздними вечерами, когда занятия уже кончались, он присоединялся к компании революционеров, и они отправлялись гулять по деревенским окрестностям, громко распевая тягучие русские народные песни. Среди них был молодой человек из Киева с изумительным голосом, он пел лучше всех. Внешность у него была неприметная. Он рассказывал Крупской, как ему ловко удалось уйти от полиции по дороге в Париж. Его звали Андрей Малиновский. Только впоследствии выяснилось, что он был провокатором.

Его задание заключалось в том, чтобы сообщать своим шефам в парижском отделении царской охранки, что в Лонжюмо происходило, а также имена и адреса всех участников. Ему необязательно было являться на доклад лично, достаточно было послать письмо по почте. Его донесения прикалывались к уже достаточно увесистому досье на Ленина. Как только накапливалась новая информация, ее тотчас же пересылали в Санкт-Петербург. Парижские архивы царской сыскной полиции сохранились и теперь принадлежат Гуверовскому центру при Стэнфордском университете в Калифорнии. Из этих архивов становится ясно, как искусно орудовала полиция, внедряя своих людей в политические партии и движения. Царская охранка превратила шпионаж в мастерство высшего класса. Им было ведомо абсолютно все. Знали они и о романе Ленина с Инессой Арманд, и сколько часов он проводил в библиотеках, какие книги читал, какие напитки пил, когда он сиживал с Инессой в кафе на авеню д’Орлеан, — оказывается, он предпочитал пиво. Большинство его писем попадало в руки полиции. Их прочитывали, делали с них копии, и эти копии тут же подшивали в его досье.

Даже среди людей, близких к Ленину, были полицейские шпики. Был, например, еще один Малиновский, не тот, о котором уже шла речь, а другой, Роман Малиновский. Это был здоровый, крепкий мужчина с взрывным, вспыльчивым характером и холодным умом. Он родился в крестьянской семье в Польше, входившей тогда в состав Российской империи, отличался грубоватой, простонародной речью и типично крестьянской хитростью. Сблизившись с ним, Ленин не уставал им восхищаться. Его приводили в восторг те его качества, которые он любил в самом себе: лукавство, храбрость, прозаическое, здоровое отношение к жизни. Ему даже нравился душок уголовщины, явно ощущавшийся в Малиновском. А тот и не думал скрывать свое криминальное прошлое. В юности он три года провел в тюрьме. Малиновский появился на политической сцене в 1905 году, во время московского вооруженного восстания, в котором играл пока что скромную роль, хотя был способным оратором и пылким фразером. Вскоре он был замечен членами социал-демократической партии. Они стали выделять его как потенциального вожака масс. Уехав из Москвы в Санкт-Петербург, он занялся там организацией профсоюза рабочих-металлистов, а заодно выполнял и другие партийные задания. И все это время он исправно доносил в тайную полицию. Его заслуги как агента охранки высоко ценились, он работал в контакте с самим шефом тайной полиции Белецким. Свои донесения он подписывал условной кличкой Портной, видимо, потому, что ему до того приходилось заниматься портняжным ремеслом, да и не только им. Рабочие Петербурга называли его «Большой Роман», смотрели на него как на человека, который со временем возглавит их борьбу против ненавистного монархического строя, и серьезно рассуждали о том, что когда-нибудь он непременно войдет в революционное правительство. Малиновский обладал безграничной самоуверенностью и невероятным честолюбием. Его поразительный взлет можно объяснить только тем, что он одинаково был готов работать и на полицию, и для рабочих, поочередно предавая то тех, то других.

Малиновский сочувствовал меньшевикам и до 1910 года терся в их кругах. Бывало, полиция совершала налет на ту квартиру, где собирались революционеры, и их арестовывали. Малиновского арестовывали вместе со всеми, но через некоторое время потихоньку отпускали. Остальным же присуждали длительное тюремное заключение или отправляли в ссылку. Это никого не настораживало, и популярность Малиновского среди рабочих оставалась непоколебимой.

Когда в 1912 году состоялись выборы в 4-ю Государственную думу, Малиновский выставил свою кандидатуру. По закону каждый кандидат в депутаты должен был представить документы, свидетельствующие о том, что он не имеет за плечами криминального прошлого. На счету у Малиновского был один арест за изнасилование и три — за грабеж. Белецкому[29] предстояло уничтожить все следы уголовных дел Малиновского в архивных записях полиции, и это ему удалось. Малиновский был избран большинством голосов и занял свое место в Государственной думе в числе депутатов от социал-демократической партии. Всего их было тринадцать человек: семь меньшевиков и шесть большевиков. Социал-демократическую фракцию возглавлял Николай Чхеидзе, грузин. Малиновский был его заместителем. Именно ему, Малиновскому, было поручено провозгласить декларацию социал-демократической фракции на первой сессии Думы.

Ленин был вне себя от радости, когда узнал, что Малиновский избран депутатом в Думу. «Впервые, — писал он, — среди наших в Думе есть выдающийся рабочий-лидер (Малиновский). Он будет читать декларацию… И результаты — может быть не сразу — будут велики».

В том же году, незадолго до описанных событий, Ленин созвал конференцию своих единомышленников в Праге. На этой конференции был избран новый Центральный Комитет, в который вошли Ленин, Зиновьев, Орджоникидзе, Шварцман, Голощекин, Спавдарян и Малиновский. Орджоникидзе был ленинским учеником в Лонжюмо. Шварцман как делегат приехал из Киева. Спандарян вместе с Орджоникидзе представляли боевой Бакинский комитет. Пройдет несколько лет, и Голощекин, став военным комиссаром Уральской области, примет активное участие в уничтожении царской семьи. Приглашенный на конференцию Плеханов отказался прибыть в Прагу, ответив на приглашение письмом, являющим собой образец ледяной вежливости. Он писал, что организация конференции предполагает единодушное голосование по всем пунктам, и потому в интересах единства партии ему лучше на ней не присутствовать. Отсутствие Плеханова ничуть не смутило Ленина. Он как раз для того и созывал конференцию, чтобы достичь «единодушного голосования по всем пунктам», нравилось это Плеханову или нет.

Ленин железной рукой проводил свою линию. Выдвинутые им предложения принимались на конференции единогласно. Выступая в Праге, Ленин в целом ряде ошеломляющих заявлений дал понять, что избранный новый Центральный Комитет отныне является высшим органом власти внутри социал-демократической партии; что все прочие фракции и группировки, называющие себя социал-демократами, не способны представлять русский пролетариат и, следовательно, лишаются мандата на это право. Только вновь избранный Центральный Комитет обладает этим правом, заявил Ленин. Поэтому все связи с социал-демократической партией отныне должны осуществляться через ее Центральный Комитет, возглавляемый Владимиром Ульяновым, проживающим по адресу: Париж, рю Мари-Роз, дом 4. Так Ленин закрепил свои притязания на верховную власть в партии.