…Свиститъ…
Заглянулъ въ книгу, провѣрилъ и не нашелъ въ бумагахъ крупныхъ сдѣлокъ. Подумалъ было: “пропустить къ чорту, и такъ достаточно”, и все же спросилъ:
− А эти сдѣлочки у васъ гдѣ?
− Боже мой! Но я же не знаю. Да-а, эти? Гм… Посланы для свѣрки.
Бѣлкинъ поднялъ голову и встрѣтилъ холодный взглядъ. Взглядъ этотъ говорилъ: да, да, посланы! Что?
…Вретъ.
− Хоро-шо-съ… Я попрошу представить ихъ впослѣдствiи.
− Пожалуйста…
Дѣло было сдѣлано. Только теперь Бѣлкинъ позволилъ себѣ закурить. Нельзя же тянуть за душу. Не грабить же, въ самомъ дѣлѣ, явился онъ. Законъ закономъ, но и приличiя тоже чего-нибудь стоятъ. Вотъ онъ пришелъ и тянетъ у него изъ кармана, и тому, понятно, непрiятно, но онъ какъ вполнѣ воспитанный человѣкъ все же говоритъ: “пожалуйста”. Инженера ему, конечно, не жаль, и тотъ притаился и говоритъ сквозь зубы, и его можно постепенно довести и накалить такъ, что…
…По тѣмъ сдѣлкамъ еще тысячи на три будетъ… Докладъ дамъ самый подробный… А недостающiе отмѣчу…
− Кушать подано.
Дара стояла въ дверяхъ въ бѣломъ передничкѣ, съ алымъ бантикомъ въ волосахъ.
Бѣлкинъ почувствовалъ невозможность итти туда, гдѣ подано кушать. Стоялъ и сосредоточенно перелистывалъ книги, какъ не слыхалъ.
− Оставимъ пока, а?
Инженеръ стоялъ передъ нимъ, засунувъ руки въ карманы, смотрѣлъ весело и говорилъ давешнимъ непринужденнымъ тономъ.
− Благодарю васъ… но…
− Что такое? Здѣсь же не городъ, гостиницъ нѣтъ…
Бѣлкинъ благодарилъ и увѣрялъ, что надо спѣшить, что уже позавтракалъ на дорогѣ.
− Пустое. Можетъ, васъ это смущаетъ? − ткнулъ инженеръ пальцемъ въ отобранные счета. − Я напрямки люблю… Да?
Вопросъ былъ поставленъ такъ росто и дружески, что и отвѣтить нужно было прямо. И Бѣлкинъ сказалъ:
− Если хотите, да.
И сейчасъ же почувствовалъ себя легко.
− Тогда идемте. Нечего, нечего. Дѣло пусть и остается дѣломъ. Штрафъ − плачу. Законъ. Непрiятно? М-мда… А при чемъ вы? Надоѣло, увѣряю васъ. Рюмку водки не можемъ выпить безъ какихъ-то оглядокъ…
Бѣлкинъ совсѣмъ сконфузился. Стало стыдно мелкихъ подозрѣнiй, стало даже досадно, что такъ старался, помучилъ человѣка, испортилъ настроенiе, а тому какъ съ гуся вода. Еще великодушничаетъ. А про себя-то считатетъ его придирой, мелочью. Ужъ обязательно считаетъ, по всему видно.
− Да ну ихъ къ чорту, ваши счета! − инженеръ взялъ за рукавъ и потягивалъ. − Завтра же всѣ остальные вышлю, и катайте! Идемте… Мишка у меня, болванъ, конторщикъ… Самъ я больше по техникѣ…
Подхватилъ подъ руку и тянулъ.
− Циркуляры эти у насъ… Управляющiй новый, ретивый… насъ-то загонялъ…
− А я самъ? − болталъ инженеръ, направляя въ столовую. − Плохая работа − штрафую, въ шею гоню. Завтра хлопаю по плечу… Такова жизнь. Сейчасъ − читаю Бодлэра, а черезъ часъ посылаю счета…
…Неоплаченные, − подмигнулъ самъ себѣ Бѣлкинъ.
Сидѣли въ столовой, постукивали ножами, звенѣли рюмочками.
− Какая тамъ станцiя! Куры дохнутъ.
− Да ужъ… Ждалъ, тощища напала. Тутъ у васъ скарлатина ходитъ…
− Когда она не ходитъ! Позволите?
Инженеръ чокался, смотрѣлъ на свѣтъ и причмокивалъ.
− А вы расстегайчика… А, чортъ, жжется… А вотъ съ икрой. Бросьте эту кетовую замазку… Напоминаетъ пятна на снѣгу, гдѣ лошади… Бзз….
Инженеръ сдѣлалъ губами. Бѣлкину хотѣлось черной икры, которой онъ давно не видалъ, и только изъ приличiя потянулся къ красной, которую не долюбливалъ. Инженеръ самъ залилъ ему растегайчикъ зернистой.
Послѣ трехъ рюмокъ водки стало хорошо. Бѣлкинъ попробовалъ и сардинъ въ сбитомъ сливочномъ маслѣ, и ветчинки, прожаренной въ сметанѣ, и нѣжной, нарѣзанной широкими пластами лососины. Розовые омары вкусно высовывали крапчатыя лапки изъ провансаля въ граненой вазочкѣ, а влажный, какъ изъ-подъ вешняго дождя, салатъ сверкалъ совсѣмъ изумрудной свѣжестью.
− Рѣдисомъ здорово − хорошо! Какъ поцѣлуй еще не родившагося младенца…
Инженеръ ткнулъ розовый крупный рѣдисъ въ солонку и хрустнулъ.
− Хе-хе… поцѣлуй…
− Дрянь, не пейте. Давайте-ка энтова-вотэнтова. Монахи дохнутъ. Повадился ко мнѣ монахъ-игуменъ за патокой шляться. Раскусилъ изъ этой бутылки − понравилось. Все, бывало, проситъ: “а мнѣ энтова-вотэнтова”…
…Какъ живетъ!
Бефштексъ съ пустотѣлымъ картофелемъ Бѣлкину очень понравился.
Залитый острымъ брусничнымъ вареньемъ, съ воткнутыми косыми ломтиками яйца, онъ напоминалъ какое-то мудреное пирожное. Дара такъ красиво обносила, опустивъ рѣсницы, и отъ нея пахло духами.
…А − ты какая!
Бѣлкину нравилось, какъ онъ стоитъ у косяка, покашивая глазомъ. Нравилось, какъ инженеръ густо говоритъ − Да-а-ра, − ласкающее что-то, бархатное. Нравилось, какъ она вскидываетъ усталыми глазами и идетъ, откинувъ голову, точно довѣрчиво спрашиваетъ всѣмъ тѣломъ:
− Ну, что?..
− Нѣтъ, нѣтъ… Или, можетъ, предпочитаете англiйскую?
Инженеръ перегибался съ барственной лѣнцой и бралъ бутылку.
− Да ужъ… я лучше…
Почему англiйской было лучше, онъ и самъ не зналъ, но хотѣлось все-таки показать нѣкоторую самостоятельность вкуса. Сочный рѣдисъ настойчиво приглашалъ взрѣзать, круто подсолить и пустить въ дѣло. Такъ сочно похрустывалъ на зубахъ инженера, что Бѣлкинъ выпилъ англiйской и закусилъ рѣдисомъ.
− Да-а-ра!
…Хорошо − Да-ра. Откуда такую досталъ?
Вспомнилъ мазаную Лукерью, отъ которой всегда несетъ жжеными перьями и мыломъ.
…Славненькая… Дамъ ей полтинникъ на чай.
Поймалъ бойкiй взглядъ.
− Да-а-ра… берите…
Оттого ли, что всѣ эти дни ѣлъ скудно и больше всухомятку, помня просьбу жены, или потому, что мѣшалъ вино съ водками, онъ слегка опьянѣлъ и рѣшилъ остановиться. Зналъ онъ, что бываетъ у него критическiй моментъ, который застигаетъ врасплохъ, когда начинаетъ мутить въ желудкѣ, выступаетъ испарина, а въ ногахъ чувствуется связь. Сталъ слѣдить за собой и нашелъ, что нѣкоторыя слова выходятъ скороговоркой. Поймалъ себя, когда сказалъ “сканчикъ”, вмѣсто “стаканчикъ”. Высморкался, чтобы прiободриться.
…Чертовски глупое положенiе… Все равно… Прiятный человѣкъ…
− У меня есть… бла-дарю…
− Бла-го-да-рю, не о-жи-далъ!
Бѣлкинъ вскинулъ глаза.
− Ха-ха-ха… Не выходитъ! Это вотъ: “не о-о-жида-алъ”! Граммофонъ у меня… Да-ра, дайте! Позволите?
А Дара уже несла тумбочку.
Попивали легкое бѣлое, а граммофонъ пѣлъ:
Мнѣ ма-ма-а-ша говорила-я…
Милочка, пришла пора тво-я,
Розы счастья на твоемъ пу-ти,
Муженька… хо-чу… те-бѣ… най-ти-и-и…
Инженеръ подмигивалъ, а Бѣлкинъ съ улыбкой смотрѣлъ въ раструбъ.
Разговоръ возобновился. Бѣлкинъ высказалъ, что домъ инженера ему чрезвычайно нравится, и онъ обязательно выстроитъ такой же, какъ только получитъ переводъ. Мечта жизни. Десять лѣтъ торчитъ въ поганомъ городишкѣ, а дѣти растутъ, надо учить. Удивительное вино… Не мускатъ?
− Аликанте розовое. Да, чортова ваша служба. Меня чуть было не сбили. Иди, иди къ намъ! Служи… Послалъ я его къ чорту.
А-ахъ, не та-акъ…
Вы слишкомъ воль-но…
− Здорово?
− Да. Такъ это вы кого же… къ чорту-то?
− Дядюшка у меня троюродный, по матери. Петровъ… Есть такой или былъ… Шишка…
− Петровъ?! Онъ и теперь… онъ и теперь…
…Къ чорту послалъ!
Бѣлкинъ поставилъ стаканчикъ, чувствуя дрожь въ рукѣ.
− Машинкой-то быть?! Атанде, генералъ Лефранде! Вашъ покорнѣющiй слуга… Га!
Инженеръ скомкалъ и швырнулъ салфетку.
− Мерси за казенные пироги. У меня свои пироги.
Взялъ яблочную слойку, перекусилъ крѣпкими зубами и запилъ полнымъ глоткомъ − даже хрупнуло.
А томный женскiй голосъ пѣлъ: