Глава 22

Волков поднял глаза от бумаг.

– Ну?

– Как любил говорить последний президент СССР, наметились подвижки.

– А подробнее?

– Ребят перевели из одиночек в общие камеры. Устроились нормально, получают передачи, делают зарядку, читают книжки, короче, все путем.

– Не обижают?

– Таких обидишь.

– Что еще?

– Обоим назначили новых следователей, и все началось сначала.

– Представляю, как их все это достало.

– Что делать, приходится терпеть, – Котов полез за сигаретами.

– Саня, будь человеком не кури, а то уже дышать нечем.

– Какие мы нежные, – буркнул тот. – Есть новости из Латвии.

– Какие?

– Интересные, – Саня хмыкнул. – Повидло час назад вышел на связь. У клиентов, говорит, проблемы.

– Поподробнее.

– По старой схеме деньги из латвийских банков уходили в Австрию. С прошлой недели тамошние Остеррайхше Фольксбанкен и Банк фюр, погоди, – Котов заглянул в блокнот: – Точно, фюр Арбайт унд Виршафт отказались от сотрудничества.

– Почему?

– Плохо, дескать, отмыты.

– О как. Надеюсь, мы к этому...

– Никаким боком. Просто, эти красавцы сильно экономили на стиральном порошке.

– Что ты имеешь в виду?

– Почаще схемы менять надо, вот что имею, а не то самих поимеют.

– Понятно. Продолжай держать руку на пульсе.

– Есть, – Котов поднес лапу к уху. – Как раз по этому поводу возникла одна интересная мыслишка...

– Излагай.

Наступила середина декабря, время начала предновогодних праздников, плавно перетекающих в новогодние. Целый месяц (пятнадцать последних дней декабря и столько же – в начале января) дорогие россияне будут трогательно прощаться с уходящим годом, от всей души желая ему сгинуть и больше не появляться, а затем, с наивной надеждой на лучшее, приветствовать год пришедший. Столько же времени в ударном режиме будут трудиться печень и почки, осваивая горы оливье и океаны хорошей русской водки и много чего еще, не менее вкусного. Душа переполняется гордостью за отчизну. Если бы какой другой народ вдруг попробовал так плотно и надолго подсесть на стакан, его бы просто не стало. Воистину, что русскому хорошо (иногда – очень хорошо), то всем другим – погибель.

Гражданин следователь навестил меня еще пару раз, потом куда-то запропастился. Мэтр Тищенко, наоборот, всплыл из небытия, посвежевший, по-прежнему, жизнерадостный и с повязкой на лице. Приехал, утешил, можно сказать подарил надежду. Да и еще пообещал елочку к празднику.

Антону с Виктором продлили сроки нахождения под стражей, на что оба отреагировали очень по-разному. Антон с радостной улыбкой еще глубже ушел в работу, поедая при этом шоколад в промышленных объемах. Как сам признался, для стимулирования ума. Виктор, услышав нерадостную новость, почти час разговаривал матом, а потом сделал мне больно на спарринге по рукопашному бою.

С генералом дела обстояли крайне неважно. В тюрьме, говорят, человек сначала умирает морально, а потом уже физически. Так вот, наш бравый воин сломался полностью и окончательно. Некогда ухоженное личико заросло дурным волосом и превратилось просто в харю. Пузо опало, плечи поникли, зато выгнулась колесом спина. В считанные дни он покрылся грязью и окончательно растерял былую вальяжность. Разговаривал исключительно междометиями, постоянно плакал, проводил дни и ночи на шконке, спрятавшись с головой под одеялом. И потом, он, сволочь такая, совершенно не мылся, а потому от него очень скоро стало пованивать! Поэтому Виктору пришлось подключить административный ресурс в виде пинков и затрещин.

Я перечитал всего Диккенса и принялся за О. Генри. Потерял еще несколько, совершенно мне не нужных, килограммов веса. По общему признанию, заметно улучшил показатели в области мордобоя, но все равно пока проигрывал не самому большому мастеру Вите в одну калитку.

Накануне нового года генерала отпустили под подписку. На радостях ему сделалось плохо, едва откачали.

Новый год встретили просто замечательно: с утра как следует прибрались и нарядили целых три крошечных елочки. Потом была новогодняя спартакиада. Я участвовал во всех видах программы и добился выдающихся успехов: третьего места по шахматам (из троих участников) и второго по рукопашному бою (нас было аж двое).

В половине одиннадцатого мы собрались за праздничным столом.

– Хорошо сидим, – признал Антон, когда разлили по первой.

– Не то слово. – Согласился Витя, прикончив залпом пол кружки лимонада. – Так бы и на воле – стол, не то чтобы ломился от деликатесов, но приятно радовал глаз: колбаска, сыр, ветчина, рыбка, печенье, конфеты и аж две литровые бутылки лимонада «Дюшес».

– За волю! – я бросился наливать по второй.

– Не части! – строго сказал наш старшой, отнимая у меня бутылку. – Закусывай.

За пять минут до начала речи президента, Виктор встал и сказал несколько слов и, честное слово, они легли ближе к сердцу, чем дежурные слова первого лица государства. Да и потом, тот-то был на воле, а наш, внутрикамерный избранник и гарант, с нами.

– И чтобы все оставались людьми, – под бурные аплодисменты присутствующих, закончил он.

– Присоединяюсь! – заявил Антон.

– Ура! – заорал я, а за мной и все остальные. Лимонад ударил в голову не хуже шампанского, стало весело. – С новым годом, с новым счастьем! – как будто, нам всем было мало старого.

Рождество, старый Новый год, песни и пляски народов мира, до боли знакомые и слегка надоевшие личики на телеэкране... Мало-помалу празднование превратилось в тяжкий труд, мы с Витей даже слегка заскучали. Захотелось перемен и общения, пусть даже, в форме допроса. Антону скучать было некогда, он по-прежнему был весь в делах и только время от времени возвращался в реальность, чтобы поесть, попить или в очередной раз сообщить нам, что он последняя бездарь или, наоборот, просто гений.

В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое меня разбудили.

– А? – башка совершенно не соображала, накануне мы с Витей, зацепившись языками, проболтали часов до двух.

– Проснулись? – театральным шепотом спросил Антон. – Я, кажется, понял.

– Что ты понял, изверг? – старшой провел ладонями по лицу и зевнул.

– Насчет блока.

– Какого еще блока?

– Ну, из-за которого я здесь. Я теперь знаю, каким он должен быть.

– Во-первых, ты здесь не из-за блока, а по собственной дурости, – Витя встал и направился к холодильнику. – А, во-вторых, какого черта ты нас разбудил?

– А кого еще? – недоуменно ответил тот. – Я, между прочим, сделал открытие.

– Слушай сюда, ботаник, – Витя достал из холодильника бутылку с остатками лимонада, подошел к столу и разлил по кружкам. – Если. Еще. Один. Раз. Такое. Повторится. Мамой клянусь, заложу кому надо, в тот же день будешь на воле.

– Как же так? – Антон сделал вид, что до смерти напуган. – Нельзя мне туда, дяденька, у меня еще месяца на два работы.

– Тогда, за науку, – мы чокнулись, допили холодный, выдохшийся лимонад и отошли ко сну. Мы, это я и Витя. Наш юный гений до утра шлялся по камере, задевая предметы.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Лирическое отступление шестое, медицинское

– Хреновые у вас дела, Коваленко – сказал тучный дядька в белом халате.

– Неужели? – изумился тот.

У Игоря полетел мениск на правой ноге. Сначала, вроде, ничего страшного, играл в футбол, подпрыгнул за верховым мячом, а когда приземлился, что-то хрустнуло в правом колене. И сразу же стало больно и как-то некомфортно.

Как каждый по-настоящему здоровый человек, он не обратил на все это особого внимания. Повалялся денек дома, проохался и все, вроде, прошло. А через неделю проснулся и на тебе: правая нога прямая как палка, болит и не сгибается. Пришлось идти сдаваться врачам.