– Что-то ты, Михалыч, развеселился.

– Это тебе так кажется. На самом деле я в полном расстройстве чувств. Прикинь, собирался человек спокойно посидеть за пивом, чтобы никто ему не дудел на ухо о том, что почки сейчас отвалятся... Кстати, как у тебя со здоровьем?

– Не жалуюсь.

– Даже завидно, – помотал головой и усмехнулся, – никакого уважения к чину, к заместителю начальника Главка могли бы кого и пострашнее прислать. Например, Большакова. Ты знаешь, я недавно специально справлялся в кадрах. Оказывается, действительно был такой на самом деле.

– А ты не верил.

– Признаться, нет. Уж больно много о нем легенд и сказок. Он, кстати, еще жив?

– Жив и поздоровее обоих присутствующих. Хочешь встретиться? Только скажи.

– Нет, уж, уволь, его, говорят, даже людоеды боялись.

– Точно, – подтвердил Сова, – до поноса.

– Опасались, что он их слопает?

– Что заставит жрать живьем друг друга.

ТОТ САМЫЙ Большаков, не поверите, позывной Ромашка, действительно, пользовался мрачноватой известностью и не без основания считался человеком опасным. Настолько, что когда в конце семидесятых президент одной африканской страны решил вдруг изменить политическую ориентацию, повернуться толстой черной задницей к Советскому Союзу, а круглой щекастой мордашкой – к демократическим ценностям, никаких острых акций со стороны родины победившего социализма не последовало. Отцу нации и верховному главнокомандующему просто намекнули, что к нему в гости вдруг засобирался человек, который в свое время привел его к власти. И все вернулось на круги своя. Из страны тут же выдворили американского посла и разогнали европейский культурный центр, зато открыли еще один университет марксизма-ленинизма. А сам президент продолжил твердо придерживался единственного истинно верного курса и только в начале девяностых, когда не стало СССР, а Россия с головой нырнула в светлые воды демократии, наконец, осмелился робко спросить: таки уже можно перестать строить социализм или как?

– Ладно, обойдемся без Большакова. Зачем пришел?

– Поговорить. Скажи-ка, четыре недели назад вам передали бывшего полковника Зяблицына?

– Как ты сказал, Зяблицына? Что-то не припоминаю.

– Все ты прекрасно помнишь, Михалыч. К этому уроду еще диск прилагался с записью допроса. Речь шла о некоем Чжао.

– Чжао, погоди, это который Режиссер?

– Вот, видишь, а ты говорил.

– Что я говорил? Диск, насколько я знаю, не читался, а этот Зяблицын...

– Еще живой? – поинтересовался Сова.

– Понятия не имею, сам понимаешь, не мой уровень. Да и насчет Чжао что-то не очень верится. С ним «соседи» вопрос уже закрыли.

– В прошлом году?

– Так точно.

– Михалыч, я, конечно, человек простой, но ты уж совсем меня за идиота не держи. Этого Чжао уработали за несколько дней до того, как вы «не прочитали» диск.

– Бездоказательно.

– Не скажи. Если ты не забыл, пальчики этого Режиссера есть во всех картотеках.

– Ну.

– Вот тебе и ну. Около месяца назад один гражданин взял да и помер на Ленинградском вокзале.

– Сам?

– Не совсем.

– Ну, помер и помер. «Соседи», думаю, быстренько распорядились его кремировать, так что, нет человека, нет и проблемы.

– А то, что его нашли без двух пальцев на правой руке, ты, конечно же, не в курсе?

– Нет.

– Серьезно?

– Какой мне смысл врать?

– Значит, теперь ты в курсе. Сам понимаешь, любая экспертиза без проблем подтвердит, что клиент год назад был скорее жив, чем мертв. Получается, кое-кто немного ввел в заблуждение мировую общественность.

– И получил премию.

– Совершенно верно, целых пять миллионов евро. Ты хоть представляешь себе, какая поднимется вонь, если это всплывет?

– А это всплывет?

– Очень даже может быть.

– Вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее.

– Без проблем.

– Для начала объясни, какой во всем этом твой интерес?

– Самый что ни на есть.

– Витальевич, ты что решил на старости лет в шантажисты податься? Денег захотелось?

– Денег мне своих хватает, а что касательно шантажа... Как говорится, возможны варианты.

– Я тебя очень внимательно слушаю.

– В тот же день, как грохнули этого Режиссера, в больнице города Никольска, это под Москвой, спецназ ФСБ захватил двоих парней. Вернее, один в это время был без сознания, а второй сдался сам.

– Ну и что?

– Где твой ноутбук?

– В портфеле.

– Достань и ознакомься вот с этим, – Сова достал из кармана диск и выложил на стол.

– Прямо, как в кино... – генерал поднял глаза от экрана. – Чаю будешь?

– Не откажусь.

– Скажи, а ты каким боком ко всему этому?

– Это наши парни.

– Из действующих?

– На пенсии оба, но все равно наши.

– Жалко мужиков, но что я могу сделать? Будем считать, что им просто не повезло.

– Все?

– К сожалению, да.

– Это вряд ли, – достал из кармана еще два диска, – просмотри по диагонали, получишь массу удовольствия.

– Что здесь?

– Черная магия и ее разоблачение, – Витальевич широко улыбнулся. – Статьи, которые появятся в зарубежной прессе, если эти двое не окажутся на свободе, и еще кое-что.

– Ишь ты, – генерал задвигал курсором мышки, – открыли, блин, Америку, – двинулся дальше: – А вот это хрен докажете.

– Запросто.

– Неужели? А вот это уже...

– Чистая правда.

– Я имел в виду, что ты пошел против родной конторы. Это уже называется предательством, Витальевич, – и вдруг приблизил сжатую в кулак пятерню к столу, как будто собирался ударить.

«Трах!» – кулачище собеседника с треском впечатался в подоконник, да так, что тот жалобно заскрипел, а горшки с цветами подпрыгнули и зависли в воздухе.

– Предательство, – страшным шепотом проговорил Сова, – ты знаешь, что такое предательство? Когда нас посылают на край географии и предупреждают, что никто не выручит, если что не так, это не предательство. Это нормально. А когда у себя в стране ребята спасают целый город и «гасят» международного террориста, между прочим, объявленного вне закона, а их за это сажают за решетку! Вот это самое настоящее предательство.

– Ну, допустим, не за это. Откуда у них оружие?

– При чем тут оружие?

– И все-таки?

– Нашли.

– Сразу же верится. Кто, скажи на милость, их просил захватывать больницу?

– Так получилось.

– Получилось... Тогда почему они не обратились в органы?

– Один из них, Коваленко, сразу же прибежал к нам в контору.

– И?

– И ничего. Почему не обратился к «соседям», сам понимаешь.

– Так что, им теперь героев присваивать?

– Достаточно просто отпустить.

– Что я, по-твоему, должен делать?

– Выйдешь на своего Первого, а потом встретитесь с людьми из ФСБ. Думаю, они все поймут правильно. Да, едва не забыл, если с парнями что-нибудь случится в СИЗО, мало не покажется.

– По минному полю ходишь, Витальевич.

– Мы привычные.

– Ты хоть понимаешь, какие последствия могут быть лично для тебя?

– О себе подумай. Если все это дерьмо всплывет, вовек не отмоешься.

– Хорошо, допустим, «соседи» пойдут нам навстречу. Что потом?

– А потом вы договоритесь с прокуратурой.

– Как ты себе это представляешь?

– Будете торговаться. Уверен, у вас с со смежниками есть чем.

– Как у тебя все просто. Наша контора, чтоб ты знал, должна работать только за рубежом, а на территории России...

– Конечно, должна. А менты должны защищать население, чиновники – помогать гражданам, депутаты...

– На митингах выступать не пробовал, ироничный наш?

– Не отвлекайся. Что скажешь?

– Я постараюсь.

– Не надо стараться, Михалыч, просто сделай все как надо.

– А какие гарантии, что эта информация не уйдет на сторону?

– Мое слово, – на полном серьезе ответил Сова.

– Слово – это хорошо, – генерал встал и подошел к холодильнику. Достал оттуда початую бутылку водки и посуду из настенного шкафчика. Разлил водку по стаканам. – Тебе не предлагаю, – и отсалютовал собеседнику. – Руки, сам понимаешь, не подаю, – громко и четко проговорил он, легонько массируя кисть. Лапа у его старого знакомого за прошедшие годы слабее не стала.