— Хорошенько раскалите трон, чтобы «князь» как следует погрелся на нем, — распорядилась она, с наслаждением представив себе, как тело Яна Калины начнет поджариваться на раскаленном железе. Свидетелями будут его друзья — и пандурский капитан, и предатель Ледерер, которые затем на этом же троне расстанутся с жизнью. Полюбуются этим и их милашки, среди них и ее дочь Эржика, для нее она тоже припасла подарочек — нет, не погибнуть ей обычной смертью…

На дворе пылал костер, а посреди него добела раскалялся черный, тронутый ржавчиной трон. Огонь согревал ратников, но стоило им задуматься о предстоящей казни, как их начинал бить озноб.

— Дора, Илона! — позвала графиня своих дьяволиц, с хохотом подбрасывавших в костер огромные поленья. — Пойдемте, я хочу показать чахтичанам, что ничуть не боюсь их бунта.

Немного погодя они скинули со стен града на откос трупы четырех девушек, подружек Барборы Репашовой. Обезображенные тела скатились вниз. Оставляя на снегу ярко-красные полосы, они замерли у груды камней.

Восходящее солнце озарило поле под стенами, подобное огромному кровавому знамени с длинным древком…

…Магдула Калинова предпочла бы умереть, чем смотреть на лицо Фицко, на горящие уголья у его ног и на большие клещи, раскалявшиеся на них.

— У тебя всего два пути, моя дорогая, — проговорил горбун, — один ведет ко мне, другой — в объятия смерти. Либо станешь моей женой, либо погибнешь!

В темнице снова грозно зазвенели цепи. Горбун засмеялся.

— Доставил же я вам радость — вы теперь свидетели сцены, которая обычно происходит наедине.

Он подошел к Магдуле так близко, что она почувствовала на лице его зловонное дыхание.

— Так какой из двух путей ты выбираешь?

— Смерть!

— Ничего, ты еще передумаешь, — процедил он, с трудом подавляя в себе злость. — Конечно, тебе бы легче было умереть, если бы ты предстала перед Господом Богом такой же пригожей да роскошной, какой нравишься мне. Да вот посмотрим, что ты запоешь, когда эту твою пригожесть я малость подпорчу раскаленными клещами Сперва сотру, моя голубушка, с твоих щек этот гордый румянец!

Он достал из кучки углей побелевшие клещи и подержал их у самого ее лица. Ее обдало жаром, словно пламя облизало все ее тело.

Мариша и Эржика разразились рыданиями — новый хохот горбуна да звон цепей чуть заглушали их.

— Что ж, пора приступить к делу. Попрощайся с красотой своих щечек. Минута — и кожа твоя так поджарится, ты станешь такой противной, что твоя собственная матушка тебя не узнает.

— Имрих! — вскричала она с такой силой, будто перед ней разверзлась пасть самой преисподней, готовой ее проглотить. Она выкликала человека, который уже давно завладел ее сердцем. Только ей было неведомо, что он лежит в цепях в нескольких шагах от нее. И все же она верила, что именно он спасет ее от ужаса, который сейчас накатывал на нее.

Едва она произнесла это имя, как горбун рухнул перед ней на землю — клещи вылетели у него из рук.

— Прощайся же со своей подлой жизнью! — услышала она знакомый голос.

— Имрих! — крикнула она вновь, но это был уже возглас узнавания, радости, восторга и благодарности.

Это Кендерешши сразил одним ударом горбуна, не ожидавшего нападения. Он схватил его за горло и сжал железными пальцами так, что тот захрипел.

— Брось этого дьявола! Позаботься о своей милой! — воскликнул Андрей Дрозд, подскочив к ним и вырвав горбуна из рук капитана.

Эржика и Мариша, выбежав из темного узилища, обнимали и целовали Магдулу, спасенную в последнюю минуту Их радости не было конца. Магдула бросилась Имриху на шею, вся дрожа от возбуждения, от счастья, что именно он ее спас, что он здесь, рядом с нею, и что бессчетными поцелуями она может показать ему, как его любит…

Заметив в дверях темницы Калину, Мариша последовала примеру Магдулы, а Эржика сияющим взором смотрела на Андрея Дрозда.

Однако влюбленные не могли спокойно отдаваться своему счастью: яростный рев Фицко и оглушающий шум схватки мешал им.

— Нам нельзя забывать о том, кто нас спас, — напомнил Ян Калина. Он открыл зарешеченную дверь, которую Фицко только что запер, и приятели крепко обнялись.

— Великая благодарность тебе, Павел, от меня и от всех остальных!

— Не за что меня благодарить — ведь по моей вине вы находитесь здесь: это я поверил горбатому дьяволу, — отбивался Павел от благодарности друзей.

— Тогда я счастлив, что хотя бы раз тоже могу выступить в роли твоего спасителя, — рассмеялся Калина.

В тот вечер, когда он услышал от Доры, что Барбора вновь очутилась в руках чахтицкой властительницы, Павел Ледерер бродил в отчаянье по подземным коридорам, заглядывал во все темницы, выкликивал ее из бездны пропастей, о которых знал. Он был убежден, что она может находиться только в подземелье, потому и искал ее там. После долгих блужданий, как раз когда он оказался близ тайного выхода под градом, он внезапно услышал оглушающий гул подъемных дверей и рев Фицко. Он отбежал как можно дальше — насколько хватило сил. А когда услышал, что горбун со своими людьми продвигается по коридору по направлению к граду, побежал к темницам. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что там Мариша, Эржика, Магдула, а рядом с ними — Ян, Имрих и Андрей!

Девушки не были связаны — он тихо утешил, успокоил их, потом стал освобождать от пут лесных братьев. То была нелегкая работа, однако, благодаря инструментам, которые были всегда при нем, он справился с цепями. Но только он успел освободить последнего, как услышал вдалеке хохот Фицко. Он тут же набросил цепи на разбойников, чтобы создавалось впечатление, что они по-прежнему скованы, и удалился. Но сразу обнаружил, что не может исчезнуть не замеченным Фицко, и шмыгнул в соседнюю камеру, где и стал ждать дальнейшего хода событий.

А они развивались так, что он мог быть вполне доволен. Он видел, что в схватке с Дроздом горбун совершенно обессилел: чем яростнее он сопротивлялся ударам великана, тем больше терял силы.

Конец схватки был уже близок. Но едва Фицко заметил Павла Ледерера и понял, что он завершил свое предательство еще и тем, что освободил разбойников, нахлынувший гнев и жажда мщения взъярили слабеющее тело. Но и это уже не могло ничего изменить. Дрозд был уже достаточно взвинчен: правой рукой он держал горбуна за горло, словно клещами, а левой молотил его по спине. То было самое чувствительное место у горбуна — при каждом ударе он орал и извивался, точно рыба, выброшенная на берег.

— Вот тебе, дьявол! Конец тебе!

На этот раз он не шутил: горбун уже перестал дергаться.

— Не задуши его окончательно, Андрей! — крикнул, подскочив к другу, Калина. — Предоставь это палачу.

С трудом ему удалось уговорить Дрозда. Когда он наконец выпустил из руки горло Фицко, казалось, что тому все равно уже пришел конец: он безжизненно висел, и ноги у него болтались, как плети.

— Погоди, я тебя приведу в сознание! — крикнул Андрей Дрозд. — Притворяешься, будто кончился, а мы сейчас посмотрим, правда ли это.

В пылу схватки жаровня перевернулась, и ее содержимое, светившееся красными бликами, лежало в шаге от них. Андрей схватил горбуна за руки и за ноги и опустил на раскаленные угли.

— Так-то ты еще никогда не сидел! Тут придешь в себя, даже если черная твоя душа действительно уже давно из тебя вон.

Однако Фицко, видимо, не притворялся. Он вскочил, только когда горящие угли пропалили ему штаны и вгрызлись в тело. И снова было набросился на Дрозда, но тот одним ударом опрокинул его на землю.

Вызволенные пленники решили, что покинут подземелье через выход, ведущий в замок.

Дрозд пнул горбуна ногой:

— Собирайся, Фицко, и шагай впереди нас. Иначе мы тебя свяжем и потащим за собой на веревке. Только не вздумай незаметно нашарить на стене какой-нибудь рычаг: мы вовсе не рвемся окончить свою жизнь на дне пропасти. А коли гайдуки пожелают помериться с нами силами, ты их отговори: покуда девушки не окажутся в безопасном месте, у нас нет особого желания драться. А не захочешь дать гайдукам такой мудрый совет, сам отправишься на тот свет.