За несколько месяцев до этого Лоуэлл в частном письме доказывал, что «у мистера Линкольна, видимо, есть теория, согласно которой можно вести войну, не причиняя боли противнику. Он не в состоянии понять, что противнику обязательно должно причинить боль…Не было правителя более абсолютистского, чем Линкольн, и меньше всего сознающего это, ибо он был воплощением здравого смысла народа».
Одну серию сообщений о себе Линкольн не считал нужным опровергать: крупные и мелкие газеты оппозиции многократно писали о том, что президенту, по его желанию, собираются повысить жалованье с 25 до 100 тысяч долларов в год, что свое жалованье он получал в золоте, а солдатам платили «зеленоспинками», что по его требованию конгресс примет решение назначить его президентом пожизненно.
В декабре 1863 года собрался новый конгресс. В палате представителей заседало 102 республиканца и твердых юниониста, 75 демократов, 9 депутатов от пограничных штатов; в сенат входило 36 республиканцев и твердых юнионистов, 9 демократов и 5 условных юнионистов.
Негритянская проблема наложила свою печать на все события дня. Настроения против рабства все росли. Приближался конец 1863 года, а Декларация об освобождении не вызвала ни одного революционного выступления негров-невольников, не было ни одного случая убийства или грабежа. Это облегчило дальнейшие шаги Линкольна в деле ликвидации рабства.
«Крайсис» перепечатала из «Орора», Зэйнсвилл, Огайо, следующую иеремиаду: «Народ Севера может только вечно ненавидеть и презирать Линкольна. 500 тысяч свежих могил, 500 тысяч сирот, 200 тысяч вдов… Воры в казначействе, начальники военной полиции в роли судей, палачи на церковных кафедрах — всем этим мы обязаны мистеру Линкольну. Как жив господь, мы ему когда-нибудь воздадим должное за все это — ему и всей этой кровавой банде предателей, грабителей и мошенников».
Линкольн приготовил рождественский подарок демократу, стороннику Дугласа, Ашеру Линдеру. Сын Линдера вступил в армию южан и попал в плен. Линдер неоднократно писал Линкольну, прося о помиловании. Проходили недели, и, наконец, 26 декабря 1863 года Линдер получил записку: «Ваш сын Дан только что был у меня. У него на руках мой приказ военному министру принять у него присягу верности, освободить и отправить домой».
В 1863 году исчезли последние надежды ричмондского правительства на признание Европой. Отчаяние Джефферсона Дэвиса, не получившего ожидаемой помощи из-за океана, кораблей и денег из Англии, настолько сильно отразилось в декабрьском послании президента конгрессу конфедерации, что на него посыпались упреки прессы южан за чрезмерное подчеркивание трудностей положения.
Политические деятели Рэт, Йенси и генерал Бедфорд Форест, в прошлом работорговец, поставили прямо вопрос: «Если мы не воюем за рабство, тогда за что же мы воюем?»
Еще в 1861 году архиепископ Джон Хьюз стал личным представителем Линкольна и поехал в Европу с заданием защищать интересы Союза. Архиепископ беседовал с французским императором, присутствовал на церемонии причисления мучеников к лику святых, заложил угловой камень в здание нового католического университета в Дублине, часть стоимости которого покрывалась сборами в США. Восемь месяцев архиепископ путешествовал по Европе, пропагандировал взгляды Севера, изложил их в открытом письме к стороннику южан архиепископу Ново-Орлеанскому.
Тем временем война, Декларация об освобождении, обращения Линкольна., пропаганда против рабства восстановили огромные массы людей во всех странах против рабовладельчества.
Дядя Том и Саймон Легри, маленькая Ева и Элиза, спасающиеся бегством по льду, преследуемые собаками-ищейками, прошли по сценам театров столиц всех стран мира. Инсценировки романа ставились на сценах сотен других городов. В народе передавались бесчисленные рассказы о смешении белой и черной рас, об отцах, продающих своих детей, о разврате и наложницах, о фантастических превратностях судьбы, обрушивавшей несчастья на головы тех, у кого оказывалось легально доказанное наличие хоть одной капли негритянской крови.
Линкольн получал письма и резолюции поддержки от «друзей Америки» во Франции, от итальянских либералов и республиканцев — первой стояла подпись знаменитого борца-патриота Джузеппе Гарибальди: от президента Мексики Хуареса, боровшегося с захватчиками-французами; от рабочих организаций Англии.
С другой стороны, привилегированные слои в Англии организовали южные клубы, вели пропаганду в пользу конфедерации. В апреле в Лондоне была проведена подписка на заем для конфедерации: она собрала 16 миллионов фунтов стерлингов. В конце июня 1863 года в палате общин обсуждалось предложение о признании Южной конфедерации самостоятельным государством, но окончательное решение было отложено. Через некоторое время пришли вести о победах под Геттисбергом и Виксбергом. Вопрос о признании Юга больше не ставился.
Линкольн и Сьюард видели, что, кроме республиканской Швейцарии, единственно благожелательно относящейся к США, была самодержавная, монархическая Россия, самая далекая в Европе от принципа «правительства народа, из народа, для народа». Сьюард подготовил настолько важные соглашения с Россией, что он счел обязательным посоветоваться с Линкольном. Речь шла о покупке Аляски. Кроме Сьюарда и Линкольна, ни один человек не знал об этих переговорах — ни ближайшие сотрудники Николаи и Хэй, ни Ноа Брукс, ни даже сердечный друг Сьюарда — Торлоу Уид. Предполагалось уплатить сумму в пределах от 1 миллиона 400 тысяч до 10 миллионов долларов.
В начале октября 1863 года одна эскадра русского флота вошла в гавань Сан-Франциско, другая, состоявшая из пяти первоклассных боевых кораблей во главе с 51-пушечным фрегатом «Александр Невский» — флагманом адмирала Лесовского, — в нью-йоркский порт. Эскадра задержалась в нью-йоркской гавани в течение примерно трех месяцев. Дюжие «московиты» в ярких мундирах, в диковинных бакенбардах превосходно говорили по-русски, посредственно по-французски и плохо по-английски; они приносили с собой повсюду заряд веселья. Их снимал известный фотограф Брэйди; они посетили штаб-квартиру Мида в Виргинии, падали «с верхней палубы» кавалерийских лошадей, много ели и изрядно пили.
В Нью-йоркской Академии музыки 5 ноября закатили грандиозный бал в честь офицеров русского флота. В декабре адмирал и офицеры эскадры послали мэру Опдайку 4 700 долларов для нью-йоркской бедноты. Когда командиры «Витязя» пожаловались полиции, что у них украли 29 русских золотых монет, равных по стоимости 174 американским долларам, деньги были найдены и возвращены. Трех выпивших русских матросов арестовали и зарегистрировали под номерами: русский № 1, русский № 2, русский № 3. На следующее утро судья приказал освободить без штрафа подданных царя, так как судья «не хотел сделать что-либо, могущее нарушить дружеские отношения, существующие между императором России и президентом Соединенных Штатов».
Корреспонденты заполняли колонки газет рассказами о русских гостях-моряках. Они пространно расписали прием на одном корабле, во время которого американский командный состав и мистер Линкольн выпили за здоровье царя.
Ричмондская «Экзаминэр» провела параллель: «Царь освобождает рабов от вековой неволи и пускает в ход всю мощь своей империи, чтобы поработить поляков. Линкольн прокламирует свободу для африканцев и одновременно прилагает все усилия, чтобы поработить свободно рожденных американцев».
Баярд Тэйлор некоторое время служил секретарем Американской дипломатической миссии в Санкт-Петербурге; он написал несколько книг. К нему-то в декабре 1863 года и обратился Линкольн с письмом: «Думаю, что одна-две лекции на тему «Крепостные, крепостничество и освобождение рабов в России» были бы интересны и полезны. Не могли бы вы это организовать?» Тэйлор выступил в лекториях с докладом под названием «Россия и русские». Хэй отметил в своем дневнике посещение президентом одной из лекций Тэйлора.
Суть приглашения Сьюардом и Линкольном русского флота к американским берегам, вероятно, лучше всех уловил «Харперс уикли», отметивший, что, кроме русских, в нью-йоркской гавани стояли на якоре также корабли Англии и Франции. «Англия и Франция признали мятежников воюющей стороной… Россия этого не сделала… Если английский пиратский корабль вроде «Флориды» или «Алабамы» появился бы недалеко от бухты, английские и французские корабли рассматривали бы их как правомочные военные суда, а русские обращались бы с ними как с пиратами.