Изменить стиль страницы

Аббас резко поднялся с кресла.

— Утром идем на Ганджу! Приготовить войска к уходу!

Персидская армия ушла из Шуши утром 5-го, но, верный своим правилам, Аббас шел вперед подобно черепахе — медленно, осторожно. Его армия делала в сутки не свыше пятнадцати-шестнадцати километров. Майлз, возмущенный таким «наползом на русских», посоветовал Аббасу ускорить движение, но разгневанный валиагд в тот же день приказал ему выехать в Тавриз.

Высланные Мадатовым лазутчики донесли:

— Аббас-Мирза со всей своей армией движется к Елизаветполю. Шуша свободна, но персиян много, как песчинок в море.

Донесения шли из разных мест, и все о-ни говорили о несметности иранской армии.

«Земля стонет от копыт кизилбашских коней. Верблюды с зембуреками тянутся на пять верст, пушек у Аббаса больше ста, а пехота, как саранча, заполняет степь», —

писал один из татарских беков.

— Я знаю этого прохвоста, — засмеялся Мадатов. — Его сообщения надо делить на три и только одна часть будет соответствовать истине.

— Но, ваше сиятельство, если даже у Аббаса не сто, а тридцать три орудия и не восемьдесят, а сорок тысяч войска, то и тогда это во много раз больше всего нашего отряда, — сказал полковник Абхазов.

— А кавалерии у него действительно много, — добавил донской есаул Бакланов.

— Так что же, давайте решать, — предложил Мадатов.

— Выведем наш отряд из города и будем ждать помощи из Тифлиса, — предложил Мищенко.

— Правильно. Именно об этом думаю и я. В городе нам запираться незачем, наш солдат умеет наступать и любит сам атаковать врага. Выведем отряд в степь. Пока Аббас ползет сюда, расположимся лагерем, найдем место для сражения, подойдут наши, и мы сами нападем на персов, — решил Мадатов.

Военный совет был кончен. Утром весь отряд вышел из города.

— Ваше высокопревосходительство, полученные штабом донесения говорят о том, что персы оставили Шушу и скопом идут к Елизаветполю. Там произойдет решительное сражение, и нам надо теперь же со всеми резервами идти на помощь Мадатову.

— Я готов, Алексей Петрович, — ответил Паскевич.

— Думаю, Иван Федорович, что делать это надо завтра, иначе помощь может запоздать и Аббас по частям раздавит нас. Берите с собой херсонцев два батальона, грузинцев[110] полтора во главе с полковником графом Симоничем — это лучший из моих офицеров; батальон карабинеров, четыре роты ширванцев, егерей батальон, шестнадцать орудий, фальконетные и ракетные взводы, нижегородских драгун семь эскадронов во главе с Шабельским — тоже старым кавказцем и испытанным бойцом; донских казаков два полка — Костина и Иловайского и три сотни грузинской милиции во главе с князем Дадешкелиани. Это лучшее из лучших, что можем дать. Итого под вашим началом будет семь с половиной тысяч отборных кавказских воинов, каждый из которых стоит четырех персиян. Доверяйтесь им, ваше высокопревосходительство, и они не подведут вас. Это все, что могу дать. Два батальона пехоты и три сотни казаков с двумя орудиями остаются у меня для охраны всей Грузии, — сказал Ермолов.

Утром Паскевич выступил к Елизаветполю.

Ночью он, минуя Ермолова, отослал на имя Николая секретное письмо.

«Страшусь, ваше величество, идти с такими не обученными строю, не знающими маневра, вовсе не похожими на воинов, плохо одетыми солдатами, страшусь идти в бой. Наши российские рекруты в десяток раз надежнее и обученнее, чем сии ермоловские мужики, коих главнокомандующий называет «товарищами» и «кавказскими орлами». И офицеры не лучше солдат, невежды, не знающие уставов и дисциплины. И не будь вашей монаршей воли, я никогда не решился бы идти с сим сбродом на вдесятеро сильнейшего врага».

Два других, весьма по своему содержанию похожих на первое, письма Паскевич с тем же курьером послал начальнику главного штаба барону Дибичу и министру иностранных дел графу Нессельроде.

Отряд Мадатова, найдя возле Елизаветполя подходящую для боя позицию, стал ждать, но кто подойдет раньше — русские резервы или вся шестидесятитысячная армия Аббаса, сказать было нельзя.

Рано утром Небольсин явился к Мадатову.

— А-а, Александр-джан, вернулся? Ну, как там дела? Как поживает Тифлис? Как Паскевич?

Узнав, что Паскевич назначен заместителем Ермолова и что Вельяминов подчинен ему, Мадатов задумался.

— Это плохо, — читая личное письмо Ермолова, вслух размышлял он. — Едет сюда начальствовать над нами. Что же делать, подчинимся, только бы разбить персов, а там… — он махнул рукой. — А как Алексей Петрович, огорчен?

— Держится ровно, однако видно, что с Паскевичем ему оставаться нельзя.

— Немного нам дает помощи Алексей Петрович, но зато все лучшее, что у него есть. Посчитаем. — И, загибая пальцы, Мадатов стал считать войска, которые шли к нему с Паскевичем. — Маловато, всего нас будет тысяч около семи, это — считая и конницу. Орудий — двадцать четыре, ракетниц и фальконетов — тридцать. Прибавим к этому татарскую милицию и сотен пять армянских стрелков — вот и все. Не больше семи с половиною тысяч, это противу армады нового иранского Дария.

— Маловато, ваше сиятельство.

— Ничего, зато промаха не будет! И пуля, и каждый штык попадет куда нужно, — засмеялся Мадатов.

Вечером был созван военный совет. Персидская армия была замечена уже в районе Курак-Чая. Паскевича же все еще не было, и тяжелая ночь сомнений и напряжения охватила маленький отряд.

На военном совете было решено ждать Паскевича.

Аббас-Мирза шел не спеша, делал короткие переходы и долгие дневки в богатых татарских селах.

9-го к вечеру Паскевич с одним лишь донским полком Иловайского на рысях подошел к отряду. Мадатов встретил его с подобающим уважением и радушием. Позади, в одном переходе, шли остальные русские войска во главе с Вельяминовым.

— Вовремя подоспели, ваше высокопревосходительство! Разведка сообщает, что Аббас-Мирза тоже на подступах к Елизаветполю.

Паскевич принял отряд, но решением Мадатова и военного совета остался недоволен.

— Нам нельзя ввязываться в полевой бой с персами. У них огромная армия, много пушек и конница, и они массой раздавят нас.

— Что же думаете вы, ваше высокопревосходительство? — спросил Мадатов.

— Войти в город, запереться в крепости и вести оборонительную кампанию.

Мадатов удивленно взглянул на Паскевича. Полковники Симонич и Абхазов переглянулись. Генерал Эристов развел руками и недоуменно переспросил:

— В крепость? Зачем это, ваше высокопревосходительство?

Паскевич хмуро глянул на Эристова.

— По элементарным законам ведения боя у нас нет надежды с малыми силами отразить Аббаса-Мирзу. Стены же крепости удвоят нашу силу. Вспомните ту же Шушу.

— Наши кавказские войска не умеют драться, запершись за стенами, они приучены наступать. Персиян надо встретить в поле и атаковать их, — предложил Мадатов.

— Да, ваше высокопревосходительство, у нас к победе один только шанс, это нападение. Мы должны идти навстречу персам, искать их и, смело напав на них, уничтожить! — подтвердил Симонич.

— Мои солдаты прекрасно дерутся, атакуя врага, но они не умеют отсиживаться за стенами городов, — коротко сказал Абхазов.

— А куда мы денем нашу кавалерию и конные сотни грузин и татар? Ведь этим мы погубим их!

— Они будут драться как пехота, — сказал Паскевич.

— Но они не знают пешего боя, они не обучены ему, и у них нет штыков!

— Господа, я решил ввести войско в город, и дальней шее обсуждение считаю бесполезным, — категорическим тоном заявил Паскевич.

Все замолчали. Неожиданное решение нового командира корпуса совершенно не вязалось с тактикой и характером кавказских войск.

— А что же с Тифлисом? — не обращая внимания на предупреждение Паскевича, спросил Эристов. — Ведь если мы запремся в крепости, Тифлис и вся Грузия останутся беззащитными и подвергнутся разгрому персиян.

вернуться

110

Солдаты Грузинского пехотного полка.