— Доскачем, — не согласился старшой, взбираясь на лошадь, которая трепещущими ноздрями ловила медвежий дух и тревожно перебирала ногами.

Один из мечников посадил бортника позади себя на лошадь.

Девочка проводила их до ворот, потом посмотрела на лук и колчан со стрелами в волокуше, на левую лапу медведя, на которым кружил рой муж, черных, зеленых, серых.

Старый месяц старался боднуть острыми рогами тучное облако, проплывающее мимо, чтобы не закрыло его, дало еще посветить на луг у болота, где дочка бортника как бы отбивалась косой-горбушей от обступившей ее рати — высокой травы. Лезвие с тягучим шипением подрезало передние ряды под корень, укладывало на землю полукруглой полосой. Таких полос было уже с полсотни, они тянулись от опушки леса, где паслась стреноженная соловая кобыла, казавшаяся в лунном свете серебристой, а под старой кривой березой лежал кудлатый пес с обрубленными ушами и хвостом и при каждом незнакомом звуке вскидывал голову, принюхивался и приоткрывал пасть, точно пугал невидимых врагов острыми клыками.

Коса звякнула и разлетелась на две части. Звук был такой пронзительный, что лошадь шарахнулась и всхрапнула, а собака вскочила и грозно зарычала. Девочка собрала траву в том месте, отнесла в неглубокую впадинку, заполненную дождевой водой. Почти вся трава осталась на плаву, девочка отвела ее к одному краю, чтобы видно было дно, на котором лежала тонкая травинка с двумя четырехугольными листиками. Дочка бортника достала ее, повертела в руке, разглядывая. На воздухе травинка быстро покраснела, стала цвета червоного золота. Она была мягка и податлива, легко сворачивалась в кольцо и стремительно распрямлялась, стоило отпустить, а когда девочка дотронулась ею до обломка косы, тот пронзительно звякнул и распался на несколько частей. Девочка положила разрыв-траву в торбу, притороченную к седлу, где уже были мешочек с травой кукушкины слезы и левая медвежья лапа. Ловко вскочив в седло, она свистнула псу и поскакала по ночному лесу, опасливо усваивавшему перестук лошадиных копыт.

Съезжая изба стояла на площади рядом с двором боярина и напротив церкви. В горних комнатах было темно и тихо, спали все, а в подклети светилось узкое окошко, заделанное бычьим пузырем. НА дальней околице постукивала колотушка сторожа и изредка взбрехивала собака. Полаяли собаки и на боярском дворе, почуяв чужого пса, но так как он не отзывался, вскоре затихли. Дочка бортника подъехала к крыльцу избы, привязала лошадь к коновязи и показала рукой псу, чтобы лежал здесь. Она достала из торбы разрыв-траву и кукушкины слезы и медвежью лапу, подошла к оббитой железом двери, ведущей в подклеть, постучалась:

— Господи Иисусе Христе, помилуй нас!

— Аминь! — послышался за дверью мужской голос. — Кого там нелегкая носит?

— Утром приедешь, ему сейчас не до тебя.

— Мне надо к утру домой вернуться, за хозяйством некому присматривать. Я много принесла, на всех хватит, и медовухи целый кувшин.

— Впусти ее, — послушался другой мужской голос, подрагивающий, будто говорящий ехал в тряской телеге.

Проскрипел дубовый запор, дверь приоткрылась. Чернобородый и кривой на правый глаз кат с жилистыми руками окинул девочку взглядом с головы до ног, пытаясь найти кувшин с медовухой. Дочка бортника поднесла к его лицу левую медвежью лапу, похожую на человеческую, только слишком заросшую, провела влево-вправо — и будто намазала густым клеем: глаза ката слиплись, щеки и губы обмякли, расплылись. Он покачнулся и, придерживаясь рукой за стену, медленно пошел по комнате, в которой стоял стол и две лавки, а на стене висели орудия пыток. Кат с трудом добрался до ближней лавки и рухнул на нее, как подрубленный. Его товарищ, низколобый и с вывороченными ноздрями, словно набитыми комками черных волос, приоткрыл рот, намереваясь ругнуться, но не успел, потому что медвежья лапа с полусогнутыми, когтистыми пальцами поколебалась у его лица. Второй кат успел зевнуть перед тем, как свалился, заснув мертвым сном.

Девочка подошла к маленькой дубовой двери с зарешеченным окошком вверху и закрытой на висячий замок, большой и ржавый. Из окошка тянуло испражнениями, кровью и паленым мясом. Девочка дотронулась разрыв-травой до замка, он жалобно взвизгнул и разлетелся на несколько частей, завоняло дегтем. Она открыла дверь, замерла на пороге, привыкая к вони и темноте.

— Прямо иди, — позвал отец.

Девочка выставила вперед руки, прошла несколько шагов, путаясь ногами в соломе, гнилой и влажной.

— Чуть левее. Стой. Повернись к двери.

Девочка развернулась и заметила левее себя и чуть впереди лежавшего на полу отца, ноги которого были закованы в кандалы, приделанные к кольцу в стене. На груди бортника сидела белая мышка, умывалась. Когда пронзительно зазвенели рвущиеся кандалы, мышка неторопливо слезла с человека, побежала в нору под стеной.

— Помоги встать, — попросил отец.

Спина его была исполосована кнутами — живого места не найдешь, а руки, вывернутые в суставах, не шевелились. С помощью дочери он вышел из подвала, добрался до коновязи.

— Кукушкины слезы привезла? — спросил он дочь.

— Да.

— Дай псу.

Он присел перед кобелем, в зубах которого был узелок с травой кукушкины слезы, и представил, как он заходит во двор боярина, быстро подбегает к колодцу и роняет в него узелок, а потом, не вступая в драку с боярскими собаками, выбегает на улицу.

— Открой ему ворота, — сказал он дочери.

Девочка подошла к воротам боярского двора, просунула травинку с двумя четырехугольными листьями в щель калитки. По ту сторону ворот звякнуло железо и испуганно завыли собаки. Калитка малость приоткрылась, пес нырнул в просвет и исчез. Через какое-то время в глубине двора послышался собачий лай, истошный, многоголосый. Лай покатился к воротам. Пес с обрубленными ушами и хвостом выскочил со двора, развернулся, вздыбив шерсть на холке, и с радостным блеском в горящих глазах приготовился к драке, поджидая, когда первая собака выскочит за ворота. Не дождался, потому что девочка провела перед собачьими мордами медвежьей лапой — и в селе опять запала тишина, никто ни за кем не гнался и ни на кого не лаял.

— Этот медведь испугал лошадей, которые везли мои меда боярину, из-за него и разбилась большая бочка, выпив которую, позабыли бы о нас с тобой. Теперь напьются воды из колодца — и все-таки забудут, пока опять не заблудятся на охоте и случайно не наткнутся, — сказал бортник.

Дочь помогла ему сесть в седло, сама пристроилась сзади и, держа левой рукой повод, а правой — отца, поскакала по безлюдной ночной улице. Следом бежал пес, безухий и бесхвостый.

Сергей Демкин

СМЕРТЬ ТЕЛЕПАТА

Сергей Иванович Демкин родился в 1933 году в городе Москве. В 1955 году окончил Военный институт иностранных языков, а в 1963 — факультет печати Высшей партийной школы при ЦК КПСС по специальности «Журналист-международник». Более двадцати лет работал научным редактором в журнале «Вокруг света». Печататься начал с 1965 года. Основные темы творчества — операции «тайного фронта» и «белые пятне» истории. Им написаны повести «Коро вызывает Москву», «Похищение на бульваре Сен-Жермен», «Лишний человек с «Боинга», «Санкция нa гибель «Ирокеза», «Потомок пророка», «Разгаданные тайны» и др.

Роберта разбудил требовательный зуммер телефона. Не открывая глаз, он нащупал кнопку и включил аппарат.

— Слушаю, — хриплым голосом произнес Роберт, повернув голову к микрофону.

— Добрый день, мистер Маклин, — раздался знакомый лающий бас очередного «Джонсона» из спецслужбы. — Прошу прощения, если нарушу ваши планы, но через час жду вас у себя. — Несмотря на вежливую формулировку, это была не просьба, а приказ.