Тобор, осторожно перебирая щупальцами, переходил из отсека в отсек и всюду видел одно и то же — членов экипажа, пораженных «сонной болезнью». Они застывали в разных позах, так, как настигал их обморочный сон. Общим у всех было только одно — широко, словно в изумлении раскрытые невидящие глаза, устремленные в одну точку.

Дмитрия Анатольевича сон застиг в медицинском отсеке, когда он делал обход пострадавших, которые уснули еще раньше. Врач уснул, свалившись на койку, ькоторой неподвижно застыл Георгий Георгиевич. Могучие кулаки старпома были сжаты, словно он до последнего мгновения сражался с неведомым врагом. Логвиненко нагнулся, чтобы послушать его сердце, да так и застыл...

Тобор оглядел весь отсек, убедился, что никто из людей не подает признаков жизни, и двинулся дальше. Перед тем, как выйти, он подоткнул край одеяла, свисавшего с гамака Суровцева.

Некоторых людей сон настиг в пути, между отсеками, в коридорных переходах, на бегущих лентах. Таких Тобор доставлял в ближайшие отсеки.

Автоматика на корабле работала как обычно: бежали ленты, вспыхивали и гасли панели, в урочное время день сменялся ночью и ночь — рассветом. В оранжерейном отсеке по-прежнему неторопливо сменялись времена года.

Зрелище движущихся лент, на которых находились неподвижные человеческие фигуры, застывшие в самых различных позах, было тягостным. Но не было человеческих глаз, которые могли бы наблюдать это зрелище. И в этом сонном царстве живыми оставались только установки, без устали сновавшие манипуляторы да еще Тобор, который один теперь отвечал за «Каравеллу».

40

Тобор прошел в шаровую обсерваторию. Прильнул к окуляру и долго смотрел в телескоп, нацеленный на двойную Бету Лиры.

Обвив щупальцами трубу телескопа, он смотрел в него не отрываясь. Два солнца, два разноцветных солнца — зеленое и алое — совершали извечный свой путь, вращаясь вокруг общего центра тяжести. Если сигналы, полученные из этой системы, искусственного происхождения, то где-то там должна быть и планета — обиталище разумных существ. Но какое отношение могут иметь к ним загадочные пластинки, заполонившие корабль и наделавшие столько бед?

Одиноко бродя по кораблю, белковый вдруг подумал: «Жаль, я лишен чувства усталости. Хорошо бы забыться хотя бы на короткий срок». Мысль была новой и непривычной. Ему припомнилась речь Акима Ксенофонтовича на внеземном космодроме, перед стартом «Каравеллы». Старый академик говорил о беспредельности познания, о цепочке человеческих поколений, которая не рвется, хотя эйнштейновский эффект времени может разбросать людей одного поколения и на сто, и на двести, и на тысячу лет...

Сколько столетий назад умер Аким Ксенофонтович? Сколько столетий протекло уже на далекой Земле? Сколько столетий еще протечет, пока «Каравелла» вернется? Да и вернется ли?..

Внезапно корабль дернулся. Одновременно прогремел взрыв, и тут же завыла аварийная сирена. От неожиданности Тобор вздрогнул. И это тоже было то новое, что появилось у него в последние дни — никогда прежде Тобор не вздрагивал.

Мозг белкового заработал особенно четко, как и всегда в минуту смертельной опасности.

Впереди возникло черное пятно: это был провал, испещренный колючими точками. Звезды! Коридорный отсек переломился надвое, и половина его исчезла.

Воздух из коридорного отсека мигом улетучился. Легчайшие белые хлопья, образовавшиеся от сконденсированных паров, гирляндами осели на стенах. В пролом хлынул космический холод.

Корабль качнулся, и Тобор едва не вылетел в открытое пространство. Он вовремя успел ухватиться щупальцем за штангу, опоясывающую коридорный отсек, — она была рассчитана на полет в условиях невесомости.

...К безвоздушному пространству и низкой температуре Тобо-ру было не привыкать.

Осторожно и цепко перебирая щупальцами вдоль штанги, робот приблизился к образовавшемуся пролому и выглянул наружу. От взрыва рваные края обшивки обуглились, почернели.

...«Каравелла» переломилась в самом узком месте, там, где хранились контейнеры с антивеществом. По прикидке Тобора, это было вызвано тем, что пластинки сумели проникнуть в эти контейнеры и тем самым вызвали реакцию аннигиляции.

Отломившаяся половина корабля, вместе с умолкшими двигателями, уплывала вперед, повинуясь импульсу, полученному от аннигиляционной вспышки.

Догнать уплывающую половину корабля, чтобы состыковаться с ней, Тобор был бессилен — все маневровые дюзы находились на оторвавшейся части «Каравеллы».

41

Расстояние между обеими половинами корабля медленно увеличивалось.

Тобор понимал, что решение нужно принимать сразу — для раздумий времени не оставалось.

И тут роботу по единственно необходимой в этот критический момент ассоциации вспомнилось давнее-давнее... Эта вспышка памяти была подготовлена всей предыдущей работой его мысли. Перед внутренним взором высветилась картина испытательного полигона Зеленого городка, заключительный цикл решающих испытаний и его отчаянный прыжок через вулкан, на дне которого клокотала огнедышащая лава. Именно тогда, в экстремальных условиях, Тобор прыгнул со вспомогательным грузом, хотя этому его не учил никто из воспитателей. Он зажал в щупальцах два увесистых обломка базальтовой скалы, повинуясь острому, как проблеск молнии, прозрению: недаром ведь по настоянию Акима Ксенофонтовича его напичкали всевозможной информацией о прыжках всех выдающихся легкоатлетов, начиная с легендарных времен первых древнегреческих Олимпиад!..

Воспоминание отхлынуло. Робот огляделся. Теперь он знал, как нужно действовать.

Тобор подскочил к отсеку, где хранилось снаряжение для высадки на новую планету, и мощным рывком отворил задраенный люк. Из отсека со свистом вырвался еще сохранившийся там воздух. Робот вихрем влетел в отсек. Дело решали теперь мгновения. Вытащил из контейнера моток стального троса, испробовал его на разрыв и отбросил з сторону: сталь могла не выдержать необходимого напряжения. Он шарил глазищами, включил инфразор и все локаторы, но никак не мог обнаружить того, что ему требовалось. После поисков первых пластинок и последующих баталий с ними все в отсеке было перевернуто вверх дном. А потом уж было не до того, чтобы навести здесь, на складе, хотя бы относительный порядок.

Наконец Тобор нашел то, что искал — бухту нейтритового троса. Он легко выкатил катушку четырехметрового диаметра в накренившийся коридор и поспешил к зияющему вдали пролому. По пути остановился и двумя рывками вырвал из-под потолка два тяжелых металлических куба — климатические установки «Каравеллы». Грани куба представляли собой густую решетку, из которой еще вырывалось теплое дыхание: установки честно, из последних сил старались восстановить в коридорном отсеке температуру и влажность, необходимые для поддержания жизнедеятельности людей.

Едва смолкли двигатели, на изувеченном корабле воцарилась невесомость, и Тобор включил магнитные присоски. Он подкатил к пролому гигантскую катушку, освободил конец троса и тщательно принайтовил его к одной из конструкций, выгнувшихся во время взрыва. Затем вернулся к двум оставленным кубам, пятясь и разматывая за собой трос, На переднее щупальце надел катушку и проверил, свободно ли она вращается.

В два свободных щупальца Тобор взял по кубу. Необходимо

как можно точнее рассчитать прыжок — от этого зависит все.

До пролома сорок метров — дистанция, для разбега доста

точная. . .

Робот разбежался и, резко оттолкнувшись от краев пролома,

42

вылетел в открытое пространство. Далеко впереди мерцала перед ним отколовшаяся часть корабля. Треть неба закрывало гигантское блюдце фотонного отражателя. Еще не успевшее остыть от недавнего огня, оно напомнило Тобору кроваво-красный диск земного солнца в тот момент, когда оно готово нырнуть за горизонт.