вокруг Дона по степи рыщут. Мы сами их несколько раз ви

дели.

Сотня? — переспросил Андрей, попеременно глядя то

на дозорного, то на Дороша. — Маловато что-то. Такая грамота

и одна сотня охраны.

А зачем больше? — спросил Дорош. — Главное для них —

скрытность, а в таких делах чем меньше людей, тем лучше.

Не на свои сабли, а на быстрых коней рассчитывают они.

Идут каждый о двуконь, — продолжал .дозорный. — Днем

спят, скачут только ночью. Опередили мы их не больше чем

на два перехода.

Где ждать их? — нетерпеливо спросил сотник.

От Гнилого ручья на Литву две дороги. Когда станет ясно,

какую они выберут, наши еще гонца пришлют. Они сейчас за

степняками по следу идут.

Не упустим?

Никто лучше нас не знает этих мест, — улыбнулся До-

14

рош. — Мы здесь хозяева. Так что готовь своих кольчужников. Но радость атамана была преждевременной. Около полуночи перед ним стоял еще один дозорный.

— Атаман, в одном переходе от тебя конники Ягайлы, — еле

переведя дух и не соскочив даже с коня, залпом выпалил

он. — Пятьсот мечей, держат путь в степь, ведут их три про-

водника-крымца.

Дорош нахмурился, зло дернул свой длинный ус.

Что скажете, други? — спросил он, глядя на сотников. —

Зачем пожаловали литовцы в наши края, что им здесь понадо

билось?

Неужели идут по нашему следу? — предположил Григо

рий.

Мне сдается, что не из-за вас Ягайло погнал в степь сво

их латников, — задумчиво проговорил атаман. — И будь я про-

нлят, если эта полутысяча не идет навстречу нашему гонцу из

Орды.

Сколько бы ни было литовцев и степняков, а грамоту мы

должны добыть, — проговорил Андрей. — Не тебе объяснять,

что она для Руси значит.

Есть у меня думка, как оставить их в дураках, — усмех

нулся Дорош.

Он подозвал к себе одного из ватажников, приказал сейчас же разыскать и привести к нему сотника Ярему. Через минуту сотник в полном снаряжении стоял перед ДорЬшем.

— Знаю, Ярема, что хитер ты как ведьмак, а потому умри,

разорвись, а задержи литовцев хотя бы на день. Дразни их,

не давай ночью отдыха, выматывай их коней, но задержи.

Не подведешь, друже?

Скуластое, с плутоватыми глазками лицо сотника расплылось в улыбке.

Ярема может черта за хвост поймать, а Ягайловых кобыл

с галопа сбить ему все одно что по ветру плюнуть.

Выступишь с рассветом, а сейчас отдыхай.

Когда сотник ушел, Дорош повернулся к Андрею и Григорию.

- И вам, други, советую то же, что и Яреме. Идите и ложитесь, потому что с солнцем поскачем и мы с вами. Пока Ярема будет морочить голову латникам, мы должны отбить грамоту...

Когда первые лучи солнца коснулись земли, степной курган был уже пуст. Лишь сиротливо торчала на его вершине одинокая сторожевая вышка да едва дымился потушенный наскоро костер...

Оба сотника скакали рядом с Дорошем, за ними растянулись ватажники атамана и дружинники Андрея. Они не проскакали и половины пути, как высланный вперед дозор вернулся обратно. Вместе с дозорными были и два неизвестных всадника. Один из них подъехал сразу к Дорошу, и они запросто похлопали друг друга по плечам, обнялись.

Чем порадуешь, сотник? — спросил у него Дорош.

Не знаю, атаман, порадую тебя или опечалю, да только

залегли басурманы в спячку, как медведи. То скакали как уго-

15

релые, а вот уже день и две ночи сидят возле одного болотца и носа оттуда не показывают. Ждут, видать.

— Говоришь, в спячку ударились? — усмехнулся Дорош и ве

село подмигнул Андрею. — Пускай отдыхают, нам не жалко.

Навалимся все разом — ни один не уйдет. И сделаем это в са

мую жару, когда всякую тварь в сон клонит...

В полдень они бесшумно сняли татарский секрет, ползком подобрались к ордынскому лагерю и по команде Дороша выпустили тучу стрел.

Андрей первым ворвался в единственный небольшой шатер, стоявший на берегу, принял на щит удар сабли прыгнувшей на него из полутьмы фигуры в полосатом халате, нанес удар мечом сам. И тотчас шатер затрещал под дружным напором снаружи, в него с разбега влетели Дорош и Григорий, на входе с копьем в руках встал сотник, встретивший их в пути.

Их мурза, — кивнул он на лежавшую в шатре неподвиж

ную фигуру в халате. — Для него одного и шатер везли, он

в нем на всех привалах один от солнца прятался. Видать, важ

ная птица.

Да, птица важная, гонец самого золотоордынского хана, —

сказал Дорош, выпрямляясь над трупом и держа в руках пер

гаментный свиток. — На грамоте печать самого Мамая.

Он протянул грамоту Григорию, сконфуженно улыбнулся.

— Держи, сотник. А то я три десятка годов за спиной оста

вил, а в грамоте ни черта не смыслю.

Григорий бросил меч в ножны, принял от Дороша грамоту. Сорвав с нее печать, он развернул свиток. Какое-то время молча смотрел на пергамент, затем нахмурился, зло заскрипел зубами.

— Тайнопись, одна цифирь. Без ключа ничего не поймешь.

Через его плечо в свиток заглянул Андрей, недоуменно пе

редернул плечами.

Читаю по-русски и литовски, понимаю письмо фряжское

и татарское, а такого еще не видывал. Ни одного слова, ни од

ной буквы, одна арифметика.

Тайнопись это, — повторил Григорий, сворачивая перга

мент. — Каждая цифирь — это буква, а вот какая — для этого

ключ знать надобно.

Боярин Боброк все знает, — уверенно сказал Дорош. —

Князь Данило не разговорил, что Дмитрий Волынец всем хит

ростям обучен и все науки превзошел. А раз так, то грамоту

быстрей к нему надо...

Но атаман переоценил способности Боброка. Получив грамоту и оставшись наедине с князем Данилой, Боброк долго смотрел на столбцы цифр, затем отложил пергамент в сторону.

Что, боярин, зря охотились мы за этой писулькой? — спро

сил князь, кивнув на грамоту.

Нет, князь. Знал я, что будет грамота с хитростью, и за

хватил с собой из Москвы одного ученого грека-схимника. Уж

он действительно все тайны сущего постиг. Он и займется этой

грамотой и цифирью.

А если не осилит ордынского да литовского секрета?