Ефимчук рубил мясо и лихорадочно обдумывал создавшееся положение. Скоро прибудет начальник экспедиции, начнутся выяснения. Некстати еще этот матрос Баукин. Будет ли молчать капитан? Поймет ли, что ему не стоит раздувать кадило? Как найти путь для того, чтобы напугать его сильнее, убедить, сыграть на его тщеславии? Пока еще не зажали в кольцо, надо попытаться этой же ночью уйти. Но сделать это более осторожно, дождаться, когда рядом будет иностранное судно. Надо еще различить какое, не нарваться на болгар, их здесь, говорят, полно. Просто так он не дастся. Это последний шанс.

Вода уже грелась в большом котле, Ефимчук вычистил сковородку, нарубил шматки мяса для бифштексов, вытер лохматым полотенцем руки и, сделав огонь поменьше, встал, чтобы пойти на палубу. В это время на камбуз просунулась голова боцмана, и Ефимчук услышал:

— Быстро к капитану!

VI

Шлюпка-«ледянка», мягко скользнув по гладкой поверхности, осторожно приткнулась к борту «Диомеда». Матрос уперся веслом в клюз, крикнул:

— Кончики подайте!

Шестинский привстал, схватил поданный сверху пеньковый конец и ловко завязал его за банку. С борта «Диомеда» спустили

20

короткий штормтрап с длинной балясиной в середине. Аркадий Семенович ухватил поперечины трапа и, сделав несколько движений, очутился на борту сейнера. Там его уже ждали Малов, так и не успевший еще раз переговорить с Ефимчуком, необычно сумрачный, суетящийся Кузьмич и несколько матросов.

В радиорубке Аркадий Семенович связался с сейнерами, переговорил с капитаном плавбазы. Новостей было мало, за исключением того, что на научных судах приняли карту погоды: синоптики обещали штиль, некоторое улучшение видимости днем, а к вечеру сгущение тумана. Значит, времени у них оставалось в обрез, часов до восемнадцати местного.

Не слишком ли мы быстро бегаем? — спросил Шестинский.

Возможно, я об этом тоже думал, нам нельзя далеко отхо

дить от тех координат, в которых исчез Сухов, — согласился

Малов.

Вызовите «Наяду», — сказал Аркадий Семенович ради

сту, — да, впрочем, и «Крым» тоже, пусть кто-нибудь из них

ляжет в дрейф именно в этом месте, а то суеты много, а толку

никакого.

Шестинский ни на минуту не терял надежды на удачный поиск, тем более сейчас, когда туман начал спадать; потерять человека, опытного рыбака в штиль, в районе, где столько судов, — оправдания этому не было бы никакого. На берегу сейчас не знают почти ничего, а утром на стол начальника будет положена дислокация судов с прочерками в графе «вылов». На общефлотском совете придется держать ответ, если не найдут Сухова — значит, плохо организовали поиск, если нашли — все равно виноваты, запаниковали, сорвали весь флот, упустили сардину, все другие флотилии с уловом, и только вы одни в пролове. Но теперь дело не в упреках, главное было в Сухове, и Аркадий Семенович готов был с радостью принять любые разносы, если бы сейчас сообщили: такое-то судно спасло человека.

Теперь он уже точно вспомнил Сухова, они ходили вместе в поисковую экспедицию лет десять назад, когда Шестинского только-только перевели из Запрыбпромразведки в руководство промыслом, в штаб промысловых экспедиций. Тогда в первой поисковой экспедиции было хорошо тем, что суда работали на одну базу, выловы были небольшие, приспособились работать тралами с двойными мешками, а потом именно/Сухов предложил работать тремя малыми тралами, и все суда/стали подвешивать эти малые тралы на выстрела. Десять лет назад они были почти пацаны, и Сухов казался ему стариком; еще бы — сорок, человеку уже сорок, это было далеким, недостижимым пределом. И вот теперь так глупо уйти из жизни!

Вы спросили всех людей? С кем был дружен Сухов? Кто

его видел в последний раз? В чем причина' — спросил Аркадий

Семенович у Малова.

Разве сейчас поймешь, в чем она, причина? Найдем Сухова,

узнаем, — ответил Петр Петрович после некоторого молчания.

Ему не хотелось посвящать начальника экспедиции во все свои

сомнения и детали. Прошло уже около восьми часов с того мо

мента, когда хватились Сухова, теперь Малов понимал, что штур

ман навсегда исчез в океане, продержаться столько времени не

хватит сил и у молодого, здорового парня, а тут, если верить

21

Ефимчуку, человек сам захотел уйти, а коли не удалось—вряд ли стал он бороться с водой. Да и стоиг ли сейчас раздувать все это? Время покажет, где истина. А начинать сейчас — значит, ждать любого решения, вплоть до отзыва е промысла.

Он рассказывал о своих семейных делах? — спросил Шес

тинский у Малова и, видя, что тот безуспешно шарит по карма

нам куртки в поисках сигареты, протянул ему пачку «Опала».

Он был скрытен, но ни для кого не было секретом, что у

кего на плавбазе есть любовница. Дело зашло далеко, может

быть, я виноват, вовремя не одернул. Я знал, что он собирается

разводиться с женой, мы, кстати, с ним почти соседи. В послед

ний свой отпуск он уехал, я его не видел, а перед прошлым

рейсом он почти и не показывался дома. Слишком много у него

было срывов, выдержать это трудно. Характер к тому же не

сахар. Ждет, что ему все на блюдечке поднесут! Я ему говорил:

«Собери документы, снеси в инспекцию», а он — ноль внимания.

Ну и сиди штурманом! — Малов говорил быстро, глубоко затя

гиваясь и выпуская дым сильными короткими выдохами.

Я, конечно, знаю Сухова хуже, чем вы, но мне приходилось

с ним работать, и непохоже все это на него... чтобы вот так за

кончить, — сказал Аркадий Семенович.

Вопросы раздражали Малова. Явился... Хоть и говорят на промысле, что Шестинский спокойный и рассудительный, что не лезет никуда, если того не требует обстановка, а на самом деле настырный. Сидел бы на базе и оттуда командовал, а здесь и без него достаточно загадок, начнет еще по судну бродить, каждого выспрашивать, доберется и до Ефимчука и до Баукина. Старпом тоже что-то измышляет. Молодой, воображает себя сыщиком, а что здесь копать, человек исчез, его не оживишь, а рейс — псу под хвост. Надо было успокоить Шестииского, отвязаться от него, успеть еще раз переговорить со старпомом, но Аркадий Семенович из рубки не уходил, хотя уже несколько раз Малов предлагал ему перекусить.

После переговоров с начальником промрайона Шестинский наконец согласился спуститься в отведенную ему каюту, ополоснуть лицо и руки.

— Проведите Аркадия Семеновича, — приказал Малов боц

ману, — да не забудьте сменить там постель.

Каюта, отведенная Шестинскому, была небольшой и, судя по всему, принадлежала кому-то из комсостава, а хозяина ее на время поселили в другую каюту. Вещи оставались еще здесь: в углу на вешалке висела кожаная куртка, на умывальнике стоял флакончик одеколона «Свежесть», лежали щетка, мыло, разные пластмассовые коробочки; на полках — лоции. Боцман принес чистые отглаженные простыни, стал менять постель, но Шестинский остановил его: