Почти развиднелось вокруг, посветлела вода. Было видно, как юркие рыбешки проносятся мимо, расплывчатые медузы тают, вздымаются из воды, как будто дышат. Рыбы уже не остерегались человека, они видели, насколько слабы его,движения, с каким трудом он удерживается на воде и сипло дышит приоткрытым ртом.

Сухов почти в бессознательном состоянии в который уже раз погрузился в воду, охнул, выныривая, оглянулся вокруг, и не поверил своим глазам — серая растущая тень скользнула слева от него! Он разглядел иллюминаторы на борту, надстройка была скрыта пеленой, на носу прочитал отчетливую надпись: «Наяда». Наконец-то! Он рванулся, пошел саженками, разгребая воду, захлебываясь, на секунду приостановился, вытолкнулся из воды, хотел крикнуть: «Помогите, здесь я! Сюда!» Но получилось нечто нечленораздельное, сиплое, с трудом вырывающееся из гортани, очень слабое, едва слышимое. Он со страхом видел, как уменьшается тень борта. Вот уж и надпись стала неразличимой... Куда же они, куда? Сухов попытался сильнее отталкиваться от воды, но руки не слушались его, а тень все уменьшалась, уходила в дымку тумана, таяла на глазах, пока совсем не растворилась.

Сухов уже не верил, что рядом бьла «Наяда». Так получилось— просто воображение нарисовало этот манящий борт — остров тепла, спокойствия, остров спасения. Теперь конец, можно подводить итоги! Он опять впал в какое-то непонятное, полубессознательное состояние, словно в калейдоскопе, вспыхивали лица друзей, Людмила. Людмила... Он знал наверняка, чувствовал, как она сейчас мечется по палубе плавбазы, это ее беспокойство, отчаяние передавались ему. Она все время боялась временности

25

встреч, для нее это тоже было последней вспышкой, последней надеждой. Он сам рассказал обо всем жене, чтобы упредить доброхотов, но жена не поверила: ты не способен любить, не выдумывай, ты уже ни на что не способен, посмотри на себя... А она, Люда, убеждала его, что жизнь только начинается.

Я хочу сына, — сказал тогда жене Сухов. — Я хочу, чтобы

кто-то остался на земле после меня!

А чем я виновата? Я! Я-то как?! — ответила жена и за

плакала.

Сухов не переносил женских слез. Морская вода как слезы. Если бы она была чуть преснее. Больше не было сил дышать; и эта боль слева, проклятая сдавливающая тяжесть. Держаться, во что бы то ни стало держаться, твердил про себя Сухов. Ведь не одна «Наяда»! Не одна!

Солнце прорвалось сквозь туман и перестало быть союзником, теперь оно несло не только свет, но и зной, ослепляющую жару тропиков.

VIII

Разрешите сесть? — спросил старший помощник. Шестин-

ский кивнул.

Только покороче, что у вас? — спросил сухо Шестинский:

визит старпома был не совсем ко времени.

Я хотел ввести вас в курс дела, полагаю, капитан о чем-то

умалчивает, — сказал старпом и замялся, видимо, понял, что

. выглядит это не очень красиво.

Ну, ну, продолжайте, и как можно короче, у меня совершен

но нет времени, — сказал Шестинский и натянул куртку.

Видите ли, я полагаю, что Сухов не просто упал за борт.

Я долгое время наблюдал за поваром — он у нас какой-то

странный человек, а сегодня он вообще старается не вылезать

наверх, и лицо у него в синяках. Они о чем-то беседовали с ка

питаном, правда, я не в курсе дела, но матрос Баукин утверж

дает, что повар ночью был с Суховым на палубе и они кричали

друг на друга. Вообще-то Сухов и раньше недолюбливал повара,

мы считали, что он придирается к нему, но сейчас я понял, что

здесь более глубокий конфликт. К тому же плот был разнайтован,

рядом лежал запас ракет, я уже докладывал капитану. Думаю,

стоит прижать Ефимчука, потому что просто так Сухов не мог

исчезнуть. Вот и все, пожалуй. Могу изложить это письменным

рапортом.

Старший помощник замолчал, лицо его налилось краской, покраснела даже шея, и это особенно подчеркивал воротничок ослепительно белой рубашки.

«Кто он? — подумал Шестинский. — Начинающий карьерист, метящий на место Малова, или просто мальчик с больным воображением? Малов не стал бы от меня ничего скрывать. Я же спрашивал его. А впрочем... что-то неуверенное было в его словах».

— Давайте срочно в рубку! — сказал Шестинский.

Он рванулся из каюты, перепрыгнул через комингс и взбирался по трапу так, что старший помощник, стремящийся всегда соблюдать спокойствие, едва поспевал за ним. В рубке вахтенный,

26

третий помощник, тоже совсем молодой парень, что-то напряженно выслушивал по телефону. «Набрали сосунков, — подумал Шестинский, — вот они и играют здесь в казаки-разбойники».

— Где капитан? — спросил Шестинский у вахтенного.

Третий помощник даже не обернулся на вопрос.

Срочно вызовите мне капитана! — приказал Шестинский

старпому.

Капитан в машине, — буркнул вахтенный и уже в телефон

крикнул: — Да знаю я, лаз туда идет из румпельного, знаю.

Воду дам. Ясно, Петр Петрович.

Шестинский выбежал из рубки, спустился по вертикальному трапу, пробежал по коридору — дверь в машинное отделение была открыта. Внизу на площадке он увидел Малова, старшего механика Кузьмича, боцмана и еще нескольких человек — все они были чем-то взволнованы. Шестинский обратил внимание, что главные двигатели не рождали обычного грохота, застыл без движения коленчатый вал, замерли поршни, только слева у переборки тарахтел аварийный движок. «Не хватало еще остаться без главных, потерять ход, сейчас, когда так дорого время!» — подумал он. И успокоил себя тем, что стармех здесь опытный — разберутся, нечего торчать в машине Малову, надо выяснить с этим непонятным поваром, и причем срочно. Ну а если же все это не так, а просто домыслы старпома... Впрочем, лучше лишний раз перепроверить.

По маслянистой рифленке пайол Шестинский подбежал к людям, собравшимся у входа в котельную.

Да подаст он воду, наконец, или пет? — кричал Кузьмич. —

Распустили людей, я же говорил....

Газосваркой я в пять минут переборку вырежу, — предло

жил моторист с худющим лицом и непомерно острцш носом.

Я тебе дам переборку курочить, так достанем! '— закричал

Кузьмич.

Малов, заметив Шестинского, подошел к нему.

Что у вас такое? Из рубки нельзя отлучиться ни на минуту,

вы должны вести поиск, а вместо этого толпитесь в машине.1

Безобразие! — сказал Шестинский. — И потом, что вы скрываете

от меня? Надо срочно вызвать вашего повара и разобраться в

обстоятельствах исчезновения Сухова. Если вы не смогли это

сделать, то позвольте мне заняться!

Поздно! — почти крикнул Малов. — Поздно уже.

Из сбивчивого, торопливого объяснения капитана Шестинский узнал, что Ефимчук заперся в котельном отделении, задраил вход, затем позвонил в рубку. Когда Малов взял трубку, то не сразу осознал, что происходит и что за нелепые требования ему выставляются. Сначала он подумал, что это шутка молодого моториста, уж слишком все было неправдоподобно, но когда понял, что с ним говорит Ефимчук, то все связанное с поваром заставило осознать серьезность положения и далеко не наивную угрозу поставленного перед ним ультиматума. Ефимчук требовал, чтобы судно взяло курс на берег и подошло на такое близкое расстояние, насколько позволяет глубина. В противном случае он грозил тем, что взорвет котлы, подняв в них пар выше допустимой нормы. Взрыв котлов мог разнести машинное отделение.