тересовалась искусством, значит, чем-то пахнет.

Толпа все прибывала, возбужденно гудела. Слышались голоса: «газетчики», «полиция»... Слова эти действовали на люден как позывные телевизора. Мортон понял, что если они еще немного так «побеседуют» в толпе, то любопытные до утра не разойдутся и ночной бдение в музее будет пустой тратой времени. Дернув Роланда за рукав, он демонстративно пошел к выходу.

Пришлось обогнуть целый квартал, чтобы выйти к музею с другой сторочы.

Вот уж верно: дурная голова ногам покою не дает, —

ворчал Мортоп.

Зато мы кое-что узнали, — оправдывался Роланд.

Что мы узнали?

Что тут газетчики крутятся. .

Они везде крутятся.

Просто искусство — слишком скучно для них. Нужна

изрядная доля перца, чтобы они сбежались.

Сбежались потому, что кто-то пустил слух об ограблении.

Только слух! Чего же тогда мы тут?

Мы для того, чтобы охранять священный принцип част

ной собственности, — по-школьному продекламировал Мортон.

Не-ет! — Роланд уверенно покачал головой. — Что-то

назревает. Все чего-то ждут.

Это называется — массовый психоз.

Не-ет. Все что-то знают.

И мы знаем.

И мы зпаем, — повторил Ролапд. — Когда все знают —

это уже реклама. А на рекламу кто-то должен был потра

титься.

Ты подозреваешь?..

Никого я не подозреваю. Знаю только, что кому-то это

надо. Твой «массовый психоз» выгоден не гапгстерам. Может,

газетчикам?

В глухом переулке они разыскали служебный вход музея, вошли в маленькую дверь. Сторож, сидевший за дверью, без слов пропустил пх, словно знал в лицо.

— Сегодня что, всех пускают? — не удержался Роланд.

98

Кого надо, того пускают, — угрюмо ответил сторож.

А кого надо?

Это наше дело.

Смотри, как бы это не стало нашим делом.

Ваше дело маленькое — стой, где велят, беги, куда ве

лят, лови, кого велят..,

Не слишком ли ты разговорчив для сторожа?..

Узкий гулкий коридор вывел пх в коридор пошире, где справа и слева были двери. На одной висела табличка: «Управляющий музеем». Они вошли и увидели газетчика, с которым недавно спорили в экспозиционном зале. Он сидел сбоку у большого стола опотягивал что-то из высокого черного стакана.

— Не хотите ли для бодрости? — предложил он, доставая

из-под стола бутылку. — Ночь длинна. Кто знает, сколько при

дется ждать?

Мортон и Ролапд переглянулись.

Ты собираешься просидеть тут всю ночь?

Не один я, придут и другие.

Чего же вы собираетесь ждать?

Все, что будет.

А что будет?

Вот это я и хочу узнать.

Ты уверен, что узнаешь именно сегодня?

Не то чтобы уверен, скорей, предчувствую.

Что тебе известно? — резко спросил Мортоп.

Такой вопрос! — рассмеялся репортер. — У прессы свои

тайны.

Но ведь что-то известно?

Ничего особенного. Слово чести.

— Что-то подозрительно много сегодня говорят о чести.

Мортон похлопал Роланда по руке.

Пошли. Если бы он что-то знал, об этом было бы в газе

тах.

Сенсации надо дать созреть, — назидательно сказал ре

портер.

Давай зрей. Но если выйдешь отсюда ночью, я тебя аре

стую.

Я выйду, как только услышу выстрелы.

Выстрелы? — Уже стоявший в дверях Мортон снова по

вернулся к репортеру. — С чего ты взял, что мы будем стре-

_дять?

-А как остановите преступника? Не будете же вы сидеть в засаде возле самой богини. Да и негде там. А окно рядом. Он рскочит в окно, схватит богиню, и... вам придется стре-лятД.

Уж не сообщник ли ты? — спросил Мортон.

Увы. Два миллиона для меня слишком много. Я этой

ночью рассчитываю на сотшо-другую. Вот если вы его укоко

шите или он укокошит вас, тогда я все перепишу заново и

заработаю в два раза больше.

Ты уже все написал?

Остались только детали.

99

М-да! — изумился Мортоп. — Знал, что газетчики —

мастера выдумывать, но, признаюсь, недооценивал.

Вы, полицейские, всегда нас недооцениваете. А ведь я

мог бы заранее описать любую вашу операцию. Люди стерео-

тишш — н вы и гангстеры. Все самые хитроумные планы и

контрпланы уже описаны нами. Что-либо новенькое — ред-

косгь. Это как в шахматной игре: по первым ходам можно

предсказать, какая разыгрывается партия...

Тебе известны первые ходы?

Управляющий сказал, что сегодня богиню должны

украсть...

Украсть или попытаться украсть?

Репортер грустно посмотрел в стакан п отставил его в сторону.

— Я, видно, много выпил. Ну да все равно: часы заведены... Управляющий сказал: «должны украсть». Так что без стрельбы не обойдется.

— Обойдется, — сказал Мортон и направился к двери. Оп

уже знал, что сделает: этой ночью ни на минуту не отпустит

управляющего, заставит и его сидеть в засаде...

В коридоре было пусто. Мимо пих тенью проскользнули лишь несколько служащих, незаметных, прячущих лица. Пус-сто было и в экспозиционных залах. Окна затягивали плотные вечерние сумерки, и ажурных решеток снаружи почти не было видно. Мраморные стагуи, все так же освещенные, стоящие в черных нишах необычными часовыми, застывшими в своих вековечных позах радости и страданий, стояли, истер-занпые временем, безрукие, безногие, даже безголовые. Тишина, окружавшая их. не была тишипой покоя, а висела, насыщенная безмолвными страстями, и казалось, что она вот-вот взорвется смехом, стонами, обычными криками толпы. Это была мучительная, тяжелая тишина, и Мортон даже обрадовался в первый момент, когда услышал тихий монотонный скрип. Ои быстро пошел к дверям соседнего зала и застыл на пороге: у приоткрытого окна на легкой стремянке стоял управляющий и раскачивал решетку. Украдкой оглядывался, снопа прикидывал расстояние до ниши, где стояла двухмиллионная богиня, и снова принимался дергать решетку.

Мортон кашлянул, подойдя почти к самым ногам управляющего. Тот вздрогнул и едва не свалился со стремянки, суетливо сполз с нее и сел на нижнюю ступеньку.

— Как вы мепя напугали, — сказал он.

Неудивительно, — засмеялся Мортон. — Не объясните

ли, что вы туг делали?

Я?

Да, да, вы. Затем раскачивали решетку?

Раскачивал? — растерянно переспросил управляющий. —

Я не раскачивал, я проверял, надежна ли она.

Мортон мысленно выругал себя и подумал, что шеф наверняка не похвалит за такую спешк5 ^г. Сколько уж раз убеждался он: поспешишь — упустишь преступника, и вот снова оплошал. И еще подумал, что репортер не так уж и не прав, ожидая стрельбы. Налетчиков придется впустить в музей, даже дать им возможность взять скульптуру. И только, после