— Месть принцессы! — пролепетал Розенкранц, стуча от

холода зубами.

15

Сэр Рой Дженкинс угрюмо осмотрелся.

Каюта шведского адмирала Ватранга на фрегате «Бремен», пропахшая морем, кнастером и одеколоном, напоминала кабинет редкостей: дорогая мебель, бронза, штофные и гобеленовые обои, итальянские картины.

Ватранг, надменно-гордый, стоял у клавесина — в синем суконном камзоле с блестящими пуговицами, при кружевном галстуке и в ботфортах с твердыми негнущимися раструбами. На бедре — длинная, в дорогих ножнах, шпага, руки заведены за спину. И одежда и поза — точь-в-точь Карл XII на портрете, такие же и глаза — строгие и несколько рассеянные.

Снимая перчатки, Дженкинс холодно улыбнулся.

— Адмирал! Мой приезд для команды фрегата должен оста

ваться в тайне. Я — частное лицо, скажем, торговец шерстью.

Мистер Гаукинс или кто-то в этом роде...

Ватранг снисходительно оглядел англичанина.

Хорошо, хорошо.

На корабле есть пастор, господин адмирал? — в глазах

британца блеснула хитрость.

Кажется... Да, есть, недавно прибыл из Стокгольма.

Я с ним хотел бы повидаться.

Адмирал тихо и властно позвал дежурного офицера. Мягко скрипнула дверь каюты.

— Прислать ко мне пастора! — приказал Ватранг, не пово

рачиваясь к вошедшему.

Толстый офицер оглядел гостя и, звякнув саблей, вышел.

74

— Вы, мистер Гаукинс, прибыли ради встречи с пасто

ром? — спросил Ватранг.

— Скажите, господин адмирал, — ответил Дженкинс вопро

сом на вопрос, — вы внимательно наблюдаете за Петром?

— Еще бы! — у адмирала заметно порозовели щеки: вопрос

был бестактным. — Мне известен каждый его шаг.

— Где же сейчас этот незадачливый мореход?

А разве этого не знает английский король? В Ревеле.

Вы в этом уверены? — дипломат ладонью прикрыл лицо,

чтобы скрыть смеющиеся глаза.

Из порта не выходил ни один корабль.

— И все-таки его там нет.

— Не может быть! — горласто и трубно вырвалось у Ват

ранга.

— Странная у вас уверенность, господин адмирал, — избе

гая испепеляющего взгляда Ватранга, Джепкинс рассеянно за

гляделся на итальянские картины.

Ватранг потяпулся за табакеркой, жадно втянул ноздрями острую пахучую пыль и едко пошутил:

— Значит, он в другом месте! — чихнул громко, неуважи

тельно — в сторону Дженкинса, в удовольствии блеснул сле

зой и помял переносицу пальцами. И, теряя самообладание,

продолжил, скрытно злобясь. — Это вы, англичане, помогаете

ему во всем! Почему продаете Петру свои корабли?

— Продажа — суть дело коммерции, господин адмирал, —

с кислой физиономией ответил дипломат. — А политика на

чинается там, где купленный фрегат идет ко дну... Почему

вы до сих пор не перетопили русские корабли?

Почему?! — швед вскочил и зашелестел по коврам тяже

лыми ботфортами. — Потому, что до этого лета у России не

было флота! И, во-вторых, до сих пор мы возились с войсками

Петра на суше. Вы забыли, мистер Джепкинс... то есть Гау-

кпне, Нарву!

И ославились под Полтавой, — бесстрастно ввернул

Дженкинс.

Ватранг задохнулся — по щекам пополз бледный разлив.

— Я перетоплю русские галеры! Клянусь священным именем

короля! Про Полтаву все забудут!

Джонкинс молодо засмеялся.

На Руси справедливо говорят — не хвались, идучи на

рать! Мысль проста и мудра чрезвычайно, не правда ли?

На суше — может быть, — с холодной язвительностью

отрезал Ватранг. — Но Тацит писал: «Каково начало войны,

такова и слава о ней!» — швед явно смаковал ответ. — Поло

жение галерного флота Петра напоминает судьбу зверя, попав

шего в яму.

Дверь каюты плавно и широко открылась. В плохо освещенном проеме забелело удлиненное лицо, обрамленное вьющимися волосами. Тускло блеснула широкая пасторская сутана. Сафьяновый носок сапожка медленно и величаво пересек на полу черту света и тени. Пастор величественно приблизился, ослепительно засияла пышная сутана, осветились волосы, разметанные по точеным плечикам. Изумрудные, чуть удлиненные глаза святого отца смотрели отрешенно, поверх голов.

75

Ватранг встал и деревянно подошел под благословение. Напустив непроницаемый вид, произнес вяло:

— Знакомьтесь, святой отец, — мистер Гаукинс, купец из

Манчестера, торгует шерстью.

Дженкинс подхватился и увалисто засеменил навстречу.

— Весьма, весьма приятно, сын мой, — проворковал пастор

и, блеснув плотной белизной зубов, протянул для поцелуя

узкую холодную ручку.

Англичанин склонился, обволакивая космами парика раззолоченный широкий рукав. Сухими губами коснулся, не целуя, молочной кожи надушенных пальчиков: дрогнувшими ноздрями втянул аромат тончайших французских духов.

Ватранг стоял хмурый — ушел в себя; белые пальцы, перебиравшие по табакерке, мелко подрагивали.

— Дорогой адмирал! — сказал пастор, медленно поворачива

ясь к Ватрангу. — Сторожевая лодка выловила в море беглеца

с Гангута. Он знает пароль... Видимо, важные вести.

— Я давно их жду. — Ватранг взглядом поблагодарил пасто

ра и тяжело заспешил из каюты.

Неожиданно резво пробежав на цыпочках, Дженкинс плот-по прикрыл за адмиралом дверь. Прислушался, так же молодо вернулся и схватил пастора за узкие плечи.

— Мадлен! Вы... вы... у меня нет достойных слов...

Красавица засветилась недоверчивой улыбкой. Она-то пре

красно знала цену искренности своего патрона.

Ваша школа, дорогой Рой.

А забавно, черт возьми! — Дженкинс хлопнул себя по

бокам. — Мы здесь оба инкогнито.

Что ж здесь забавного, милорд, — ведь это наши неиз-

менпые амплуа?

Проворно сунув пальчики за отворот-рукава сутаны, Мадлен быстро вытащила сложенную бумажку — протянула Джен-кинсу.

В каюте зелеными переливами играл утренний свет. Одна за другой срывались и угасали вызревшие за ночь звезды. Отлетающая темнота желтилась редкими огоньками шведских кораблей.

Я уже в четвертой роли, сэр, — недовольно сказала- Мад

лен.

Увы, такова судьба прекрасной Франции... — глаза Джен-

кинса стали печальными: играл ли, расчувствовался ли всерь

ез — не понять.

Но в душе он был доволен Мадлен. Вначале через ез посредство удалось сильно натянуть отношения царевича Алексея с отцом. Следующие две роли были довольно серенькими: выполняла в Париже щекотливые поручения английского посланника и путешествовала по Голштинии, собирая сведения об отношениях епископа-регента с Петром. Теперь пронырливая красавица стала протестантским проповедником на кораблях шведской эскадры.