Он откашлялся и хрипло сказал:

― Маш, а Маш, а как же второй карман?

Дамы подняли на него непонимающие глазищи, одна ― пронзительно зеленые, как первая весенняя травка, другая ― фиолетовые от волнения, такого насыщенного синего цвета и в природе-то не существует.

Ваня громко сглотнул. Он был готов поклясться, подобной картины не видел еще ни один смертный.

― Маш, а второй-то карман, ― почти беззвучно повторил он.

Подруги переглянулись. Маша неохотно оставила котенка Лельке и почему-то на цыпочках проследовала к мужу. Ваня покорно поднял руку и кивнул на карман пиджака.

― О, Боже, ― благоговейно прошептала Маша. ― Лель, смотри!

Лелька снова ахнула: в Машиных ладонях сонно вертел тяжелой головенкой крошечный щенок эрдельтерьера. Она недавно видела таких на выставке: угольно-черный, с золотистыми круглыми пятнышками бровей, коротким, явно купированным хвостиком и широкими мощными лапами.

― Парни! ― прерывая потрясенное молчание, бросил Ваня. И неуклюже пошутил: ― Два мужика, блин! Так что держись. Маш, нас теперь трое против тебя одной.

Маша чмокнула малыша прямо в мокрый нос. Передала Лельке и бросилась к мужу на шею.

Она восторженно визжала. Тормошила его, и обцеловывала вслепую, попадая то в губы, то в щеки, то в нос или даже ухо. Ваня лишь блаженно жмурился, прижимая ее к себе покрепче.

Маша была до того счастлива, что если б Ваня догадался сейчас спросить, чего ради Лелька бродила по улицам в маскарадном костюме, Маша сказала б правду. И если б Ваня спросил о проблемах, она наверняка выложила б историю о пропавшем конверте. И о даме в синем бы рассказала.

Жаль, Ваня не спросил.

Зато он сообщил Лельке, что Тамара не дождалась ее и только что ушла, ей с Крысом пора гулять. А маленькая Дина без мамы наотрез отказалась садиться ужинать, так что нужно спешить домой. И предложил подвести.

Уставшая Лелька не отказалась.

Маша, завороженная своими питомцами, даже не заметила, что осталась одна. Сидела на паласе и восхищенно наблюдала, как знакомились с новым домом малыши, как смешно обнюхивали друг друга.

Она кормила их йогуртом из фарфоровых розеток, другой подходящей посуды не нашла. Перевела груду салфеток, пока кое-как вытерла смешные тупенькие мордашки. Равнодушно посмотрела на лужицы, оставленные на дорогом паласе, и подумала, что перед сном попросит Ваню его убрать, пока малыши не подрастут.

Котенок со щенком знать не знали, что им положено ссориться. Плотно прижавшись друг к другу, они задремали на диване. И Маша скоро заснула рядом, с нежной, светлой улыбкой на лице.

Ваня почему-то не посмел ее разбудить. Лишь накрыл всю компанию пледом. Но именно в эти минуты он окончательно решил, что Маше для полного счастья необходим ребенок.

Три!

Двое мальчишек, которых он будет гонять как сидоровых коз, чтоб из них выросли настоящие мужики, а не слюнтяи. И девочка, ее Ваня собирался баловать изо всех сил.

Принцесса!

Непоследовательная, непредсказуемая и прекрасная.

Как мама.

***

Тамара так и не побеседовала вчера с сестрой. Хотела перед сном позвонить, но передумала.

Какой смысл? Лелька наверняка открыто не сможет говорить, чтоб не тревожить Сергея. А обмениваться короткими междометиями глупо.

И вообще смешно!

Тамара представила, как они болтают с Лелькой о «даме в синем», о пропавшем конверте или «зимних» фамилиях, и покачала головой ― кандидаты в психушку, ей богу.

Она ограничилась тем, что по время прогулки рассказала всю историю Крысу. Даже так ― без слушателей! ― она звучала дико.

Крыс-то не в счет. Тамара, по его мнению, всегда права.

Когда Тамара возмущенно описывала бультерьеру, в каком кошмарном виде она застукала в офисе свою старшую сестрицу, Крыс сочувственно сопел и даже несколько раз негодующе фыркнул. И ладошку Тамарину вылизал, выражая сочувствие. Обернулся в сторону Лелькиного дома и несколько раз грозно порычал, будто собирался оградить Тамару от грядущих неприятностей.

Кто знает, что именно понимают собаки?

Тамара где-то читала, что немецкие ученые доказали: у большинства породистых собак словарный запас на уровне двух-трехлетнего ребенка. А Крыс порой вел себя настолько разумно, что казалось ― он понимает практически все. И еще чувствует Тамару, как никто, считывая ее настроение и эмоции.

Люди так не умеют

Наверное, это хорошо.

Не хватало, что б Лешка Сазонов всегда имел четкое представление, как она, Тамара, к нему относится!

Тамара даже покраснела от негодования, представив подобное, а потом рассмеялась: она с ума сошла! Пыталась отвлечься, чтоб не думать о Лелькиных проблемах, и вон куда забрела ― Лешку Сазонова вспомнила!

Тамара помрачнела. Вдруг подумала, что спор она Лельке проиграла. Значит, нужно срочно мириться с Лешкой. Мало того ― приглашать его к Зиминым на ужин. А если он в тысячный раз сделает предложение, то и принять его. При всех.

И зачем она спорила с Лелькой?!

Знала же, старшая сестра ни разу в жизни не проигрывала.

В отличие от нее, Тамары.

Раздумывая о последствиях глупого пари, Тамара наконец подошла к дому Наливайко. И растерянно заморгала, может, она не туда попала?

Тамара проводила глазами отъезжающую «скорую», и вздрогнула, когда к дальнему подъезду с противным воем подъехала милицейская машина.

«Неужели опоздала? ― с ужасом подумала она. ― Или эти машины к Наливайко не имеют никакого отношения, и я зря паникую?»

Мысль показалась трезвой, и Тамара взбодрилась. В самом деле, она из-за этой «зимней» фамилии просто сходит с ума. Крыса своими откровениями замучила, бедняга, как услышит Лелькино имя, с морды спадает, только что выть не начинает. И кошмары всю ночь снились, лучше и не вспоминать, как спасалась непонятно от кого бегством через пустыню.

Тамара задрала голову и пересчитала этажи – девять. В подъезде полным-полно квартир, с чего она взяла, что «скорая» и милиция приехали непременно к Наливайко?

«Жаль, что я сказала тогда Стасу Волошину о личном барахле, которая Светлана обязательно унесла домой, ― мелькнуло в голове. ― Как бы он тоже сюда не сунулся свой конверт искать. Ясно же, Света могла его нечаянно сгрести со своими бумажками…»

Тамара помассировала виски, они вдруг заныли, и бодрым шагом подошла к крыльцу. Окинула взглядом взволнованно гомонящих женщин, обсуждающих что-то вполголоса, угрюмых мужчин, милицейскую машину с курящим шофером, совершенно равнодушным, кстати, и нерешительно бросила в воздух:

― Что-то случилось?

Занятые разговорами взрослые на Тамару отвлекаться не пожелали. Шофер лишь сплюнул окурок и отвернулся. Зато девчонка лет тринадцати, остроносая, худенькая, угристая, возбужденно отозвалась:

― У нас в подъезде квартиру ограбили, представляете?

― Ограбили? ― пробормотала Тамара, вдруг понимая, что она опоздала, и к Наливайко нужно было бежать вчера вечером, жаль, мозгов не хватило.

― Ага. Сто сорок четвертую!

Тамарино сердце тормознуло, а потом понеслось вскачь, кончики пальцев похолодели: не повезло!

Спрашивать ничего не приходилось. Девчонка, радуясь нечаянному собеседнику ― взрослые, понятно, ее в свой кружок не допускали ― захлебываясь, выкладывала все, что знала.

Минут через пять Тамара была в курсе, что «со Светкой Наливайко, моя старшая сестра дружит, ох, и вредные обе!» ― стукнули чем-то тяжелым по голове, хорошо, не насмерть. Тетю Машу на «скорой» увезли, видели «скорую»? И квартиру всю как есть перевернули. Что-то искали, так все думают, только вот что? Наверное, драгоценности Светкины, у нее и золотишко есть, что еще можно искать в таком старом и бедном доме, правда?

Девочку звали Таней Петровой. Таня тарахтела со скоростью пять слов в секунду, Тамара едва успевала усваивать информацию, столько ее сыпалось бросовой и никому не нужной.

Из нужной, пожалуй, она запомнила следующее: тетя Маша жива и отправлена в больницу с сильным сотрясением мозга. Слава Богу, ее жизни никакая опасность не угрожает, так заявила врачиха со «скорой».