С тех пор домом Арни Роуна стал пыточный корпус. К тому времени здание напоминало хлев для пигов, поскольку прежний владелец чистоплотностью не отличался. Сейчас в это было невозможно поверить: внутри царили чистота и порядок, которые сделали бы честь операционной. Правда, цветом стены напоминали закопченное золото, из-за чего после трех-четырех минут пребывания в этом помещении у посетителей начинала болеть голова. Ощущение усугубляли тяжелые бордовые драпировки, развешенные в самых неожиданных местах. Впрочем, барон и его Первая жена умудрялись получать от этого определенное удовольствие. Возможно, потому, что это было одно из немногих мест, где Тоар Гемельсоирский мог находиться без охраны.

Оставив Отто Чаруша в холле на попечение стражи, барон прошел в кабинет, который при желании мгновенно превращался в подобие закрытой ложи — стоило только убрать стену, отделяющую его от пыточной. Сейчас на это ничто не указывало. Просто небольшая, достаточно уютная комната с двумя анатомическими креслами, удобный низкий стол, роботизированный бар из матового желтого металла… Барон привычным движением коснулся сенсорного пульта. Напиток, который он пил в таких случаях, не пользовался популярностью в свете, однако барону нравился. Можно было часами сидеть в кресле, покачивая широкий бокал, глядя, как густая бурая жидкость перекатывается в нем, оставляя на стенках маслянистые разводы… ловя едва ощутимый запах, разливающийся в воздухе… Сладковатый, терпкий, он подобен яду, чье присутствие обнаруживаешь, когда уже поздно… Барон не спешил. Он ждал, пока аромат станет насыщенным, тяжелым, пьянящим, и только после этого поднес бокал к носу и глубоко вдохнул. Пить он не хотел: достаточно было одного глотка, чтобы хмель ударил в голову, а ему хотелось сохранить ясность рассудка. А вот запах этого напитка, приготовленного по древней технологии, бодрил и одновременно успокаивал.

Тихий гнусавый гудок вывел его из приятного полузабытья. Печально вздохнув, барон коснулся сенсорной панели на столе. Малиновые занавеси напротив бесшумно раздвинулись, одновременно с ними ушли в пол и стенные панели. За силовой решеткой находилась пыточная — просторный зал, заставленный странными устройствами, о назначении которых человек непосвященный мог только догадываться. Главному палачу барона Пако приходилось иметь дело с существами самых разных рас с весьма занятными особенностями физиологии.

— Я к вашим услугам, мой господин, — послышалось за спиной у барона.

Казалось невероятным, что существо с таким голосом могло причинить кому-то страдания. Глубокий, бархатный, он обволакивал, убаюкивал, подобно аромату древнего хмельного напитка в бокале барона, он мог заставить забыть обо всех горестях… Обладателем этого голоса, который, бесшумно раздвинув тяжелые шторы, появился из камеры подъемника, был никто иной, как Арни Роун, главный палач правителя Диска.

Барон обернулся и посмотрел на своего верного слугу с видом человека, вырванного из приятных грез.

— Гладиатора к тебе доставили? — осведомился он. После певучего баритона Арни звук его голоса неприятно резал слух.

Вместо ответа Арни низко, но с достоинством поклонился и указал на решетку. Двое подручных палача — коротконогие четырехрукие поланы — прикрепляли Мехмеда Каты к устройству, напоминающему разрезанный вдоль манекен с конечностями на шарнирах. Могучие мускулы подручных играли под их малиновыми трико, едва не разрывая эластичную ткань. Рядом с ними бородач казался карликом, и странно было видеть на его руках и ногах электрошоковые браслеты. Гладиатор выглядел изрядно помятым, под глазом темнел кровоподтек, но в целом ему повезло: палачи часто отводили душу на пленниках, которые не проявляли желания следовать за ними в пыточный корпус.

— Этот раб посмел ослушаться меня, — продолжал барон. — Но ты это, думаю, и так знаешь.

— Конечно, мой господин, — негромко ответил Арни.

— Тем не менее он представляет для меня немалую ценность. Он в совершенстве владеет Древним боем — либо каким-то другим воинским искусством, неизвестным нашим воинам. Мне хотелось бы знать, где он такому научился. Очень хотелось бы знать.

— Я понял вас, господин.

— После этого займешься Смотрителем Отто — он ждет в холле. Вот там можешь отвести душу. Пусть сначала расскажет, как к нему на самом деле попал этот раб. Потом расспроси, какие еще дела он вел с копателями, какие цели преследовал, помимо пополнения собственной кредитки. И если станет привирать… не останавливай его.

— Будет исполнено, мой господин, — отозвался Арни и с поклоном отступил за гардины.

Барон не стал его задерживать. Арни все услышал правильно, и он это знал. Он научил тех, кто входил в круг особо приближенных лиц, понимать его с полуслова и постарался, чтобы иные в этом круге не задерживались. Многие представители аристократии утверждали, что принадлежат к этому кругу, но это была ложь. На самом деле никто из знати не мог этим похвастаться.

Через некоторое время Арни Роун появился в пыточной. Чтобы привести в чувство пленника, много времени не потребовалось. Маленький гладиатор застонал, помотал головой… и неожиданно ясным взглядом осмотрел помещение. В следующий миг он уставился на барона. Их взгляды встретились; потом пленник опустил глаза и что-то прошептал.

— Что он говорит? — громко спросил барон Пако.

Арни покачал головой.

— Я не знаю этого языка, мой господин. И никогда не слышал.

Коротышка презрительно покосился на него, пошевелил руками, проверяя, насколько крепки браслеты кандалов, и снова поднял голову.

— Я гавариль: Аллах проклянет неверный, кто не зналь чести.

— Честь? — барон встал и подошел ближе к решетке. — Значит, по-твоему, честь состоит в том, чтобы отказываться подчиняться приказам своего повелителя?

— Я не зналь никакой павелитель, — резко ответил пленник. — Я имель договор с Отто Чаруш. Я убиваль другой воин на арена. Я выполняй договор. Ты наказываль меня за то, что твой воин слаб, как хашара?[18] За то, что твой воин не умель драться?

Самое скверное, что маленькое животное право… кое в чем. Однако…

— Кажется, тебе забыли сообщить одну вещь, — спокойно произнес барон. — Прав тот, кто диктует правила. А правила диктует тот, у кого власть. То есть я. Ты находишься в моих владениях, раб. Здесь, на Диске и на всех планетах его системы, законы устанавливаю я. И только я решаю, кого казнить, а кого миловать. Ты понял это, раб?

— Я не раб, — мрачно произнес коротышка. — Ана маляльту мин хаза-ль амр, чара алаик.[19]

Последние слова могли означать все что угодно, однако и до этого было сказано достаточно. Арни подошел к Мехмеду и отвесил ему пощечину — очень спокойно; иные с большим чувством убивают сидящего на стене москита или формика.

— Разговаривать таким тоном с повелителем недопустимо, — сообщил он.

Пленник выплюнул на пол кровавый сгусток, но ничего не ответил.

— Совершенно верно. — Барон сплел пальцы и пару раз щелкнул суставами. — Добавлю еще кое-что: вопросы здесь задаю я, а ты отвечаешь — четко и внятно. Говорить будешь только после того, как я разрешу. Понял?

Бородач засопел, вращая глазами, и снова задергался, пытаясь вырваться из оков. Впрочем, в следующий миг рывки сменились судорогами боли: главный палач пропустил через браслеты электрический разряд.

Барон Пако вздохнул, словно чрезвычайно расстроился. Потом сделал движение, словно собирался что-то сказать, но в последний момент остановился и посмотрел на палача, предоставляя ему слово.

— Теперь понял? — спросил Арни — тоном отца, который заканчивает объяснять послушному сыну вещи, слишком сложные для понимания в его возрасте.

Маленький гладиатор тряхнул головой, тяжело перевел дух и хрипло произнес:

— Да. Панимай.

Барон и его палач переглянулись.

— Скажи, что ты понял? — терпеливо спросил Арни.