— Вот теперь мы на месте!
Мурат соскочил с сиденья и, отставив в сторону калитку из веток, чуть не вбежал во двор:
— Дядя Хамид!.. Дядя Хамид!..
Над витиеватой лестницей с колоннами появился мужчина лет пятидесяти, с уже надгронутыми безжалостной сединой волосами.
— Добрый ветер с утра был! Но почему он занес вас в наш неспокойный край?..
Сбежал со ступеней.
Обнялись.
— А это мой русский друг! Игнатий Семенович! — представил Покальчука.
Тот, угловато склонив голову, протянул руку.
— Кавказ — настоящими друзьями богат. И открыт для них. Все в этом доме ваше. Проходите…
Зажили у дяди Хамида в соседней пристройке: хорошо и спокойно. Просыпались с первыми петухами. Хозяин вовсю уже хлопотал. То колесо телеги поправит, то вилами сено перекладывает, то доску прибьет… А его Фатима уже зовет их пить айран… Странная какая-то и вместе с тем даже любопытная горская жизнь…
Уже на третий день Мурат куда-то исчез. И вернулся под вечер с неразговорчивым скуластым парнем. Тот все поглядывал в сторону Игнатия.
К вечеру проснулся от шума. Мурат о чем-то горячо спорил с пришельцем. Гортанно. Громко крича, ругаясь…
Занавеска на дверях раздернулась еще шире, и на пороге оказался этот скуластый:
— Вставай, наш русский друг!..
На Покальчука смотрел расширенный зрачок автомата.
Рука автоматически дернулась под подушку — пистолета там не было!
Мурат обтирал пальцами кровоточащую губу.
…За усадьбой их ожидали еще два дюжих горца. Ни слова не говоря, они направляли его, подталкивая грубыми толчками в спину.
Игнатий спотыкался о синие камни и думал: крышка!.. Дикие люди!.. И ничего не мог понять: куда идут?., и зачем?., и где Мурат?.. Что же сделать?.. Дергаться нельзя — верный конец… Нет, пока он все перетерпит… А уж потом тоже покажет свой характер…
Шли. И где-то выли шакалы.
— Куда идем? — глухо спросил Покальчук.
— Доволен будешь… Самое надежное место!..
Долго продирались через высокий папоротник. Пересекли мелководку-речку. Наконец вышли к другому селению…
— Вот это работничек! — заинтересованно встретил их чуть полноватый чеченец с перевязанной платком головой. — Сколько должен?..
Скуластый долго пересчитывал пачку денег на крыльце дома с зеленым флагом ислама.
Покальчук, совсем ничего не понимая, исподлобья следил за происходящим.
Потом, уже под присмотром горца с автоматом, от зари до зари рыл окопы, ходы сообщения… Здесь на склонах ущелья готовились позиции чеченским боевикам.
А жил — в яме!.. Вместе с ним там было еще несколько человек — рабочий из Волгодонска; контрактник, попавший в плен; и даже батюшка в рясе — тот все молился и молился…
Было одно желание: бежать. И чем быстрее, тем лучше… Несколько раз он уже собирался это сделать, когда за соседними горами начинало громыхать и в небе появлялись самолеты. Но они не долетали до их села…
Однажды, когда чеченский охранник принес им тощей вечерней баланды, Покальчук попросился по нужде.
Прямо от кустов рванулся к посадке. А там и в лес. Влетал в его черноту, боясь споткнуться и уже никогда не встать.
А на взгорке встревоженный чеченец уже покрикивал:
— Иван!.. Иван!.. Ты где?..
— Хрен тебе собачий, а не Иван!..
Трудно ориентироваться в непривычной обстановке. Но пробираться он будет горами. Куда? К своим, конечно. А кто у него свои?.. Деньги — черт с ними! Главное — выжить…
Осмотрелся… С одной стороны — вершины, цепко несущие на себе вечные снега и ледники. С другой — луговое мореное плато с зеркалом озера.
Спустился и долго-долго смотрелся в опрокинутый и отраженный коварный мир.
— Все так и должно быть. Доброта изначально несет в себе зло. А содеянное мною зло — может, это тоже доброта?.. То, что здесь сейчас идет война, для кого-нибудь ведь благо… Ведь иначе бы все, не задумываясь, воспротивились кровопролитию… Могут же в вечном согласии находиться вода и небо, горы и равнины…
Несколько отлегло от сердца.
Побрел вдоль ручья. Пересекая горные породы, тот расширялся, затем вновь сужался, образуя на своем пути цепочку водопадов. И только в теснине вода неслась к своей свободе со страшной и сокрушительной силой, злобно крича, клубясь и пенясь.
Увидел вход в пещеру. За ним ледяной спуск. Внизу обрывалась в никуда речка… Вот сейчас шагнуть и…
Почти над лицом вспорхнула летучая мышь.
Хватаясь за округлые каменные натеки, выбрался на яркий свет… Как на спасение свое, смотрел на белые кучковатые облака в бездонном и вечном небе…
Не помнит, как он выбрался к дороге. Не знает, сколько лежал в кустах рядом с нею. Но, увидев вдруг вывернувший из-за скалы бронетранспортер, рванулся к нему всей своей опустошенной и хрипящей грудью:
— Братцы!..
.. Город жил своей обычной, напряженной жизнью. Кирпотин поручил Жгуту подготовить представление к награждению пропавших сотрудников. Те наверняка положили свои жизни в схватке с бандой.
Петьку тоже выпустили из лечебницы. Под кличкой Мумукало он слонялся по городским базарам, монотонно и надоедливо повторяя:
— Ну что же, со свиданьицем!..
К этому все привыкли.
Толик ни с того ни сего стал пить ежедневно. Его уволили. Клавдия начисто разорвала с ним всяческие отношения. К ней теперь часто захаживал какой-то оптовик-коммерсант…
А Игнат попал к военным, которые выдвигались вверх по ущелью. Им занялся особист, но Покальчук умело выкрутился. Если до чего и докопались, то не до главного. Назад он возвращаться не стал, а пошел в контрактники, где особо отличился в подготовке засад боевикам, за что получил награды, которые ему завернули в милиции.
…Однажды жарким летом вдруг загорелся Рыканский бор. Языки пламени поднялись к небу сразу в нескольких местах. Ветер прямо по трещащим и искрящимся верхушкам своим жестко устремленным течением нес к югу огненные облака. Вовсю дымил мох. Стоял зловещий гул. Так продолжалось несколько недель, пока лес не превратился в черную бескрайнюю гарь. Серый горький пепел рыхло накрыл дорогу. И на болоте деревья не уцелели. Их обугленные кривые стволы стояли по колено в топи…
Эх, лес, лес! Многое ты видел, многое вытерпел, а тут вот не выдержал и полыхнул нутром своим на все четыре стороны света…
Толи еще будет… А черт его знает!..
