– Отличненько! – захлопал в ладоши Бориска.

– Так и сделаем… – сказал папа.

Когда стемнело и стало почти ничего не видно даже в трех шагах, Бориска с папой не спеша пошли по дороге. Шли, словно прогуливались перед сном.

Подходя к дому, где был чердак с разбитым окном, они еще более замедлили шаг. И оказались как раз напротив дома, когда из чердачного окна выпрыгнула Сорока. Изо всех сил махая здоровым крылом, она долетела до самой дороги. Бориска подхватил ее и спрятал на груди.

– Здравствуй, Бориска, – сказала Сорока, укладывая поудобней свое больное крыло.

– Здравствуй, Сорока, – ответил Бориска. – Вот мы и опять вместе.

Скоро их догнал Бук.

– Что, – спросил он, вспрыгнув Бориске на плечо, – ловко мы провернули это дельце? Представляю, какое лицо будет завтра утром у мальчишки, когда он заглянет на чердак!

– Мне даже стало немного жаль его, – сказал Бориска.

– Зрря… – отозвалась Сорока. – Ты не видел, как мальчишка играл со мной: принесет кота, бросит на меня и любуется, как я отбиваюсь.

– Эх… – сказал Бук. – Может, и Большая Медведица, Машенькина мама, сама виновата в том, что ее убили охотники?..

Бориска ничего не ответил. Он посмотрел вверх и увидел на месте созвездия Большой Медведицы лохматое облако. Оно закрыло звезды, и только две из них мерцали, вглядываясь в окутывающую землю ночь.

ДВА ПРАЗДНИКА В ОДНОМ ДНЕ.

Осенью все чаще и чаще хмурые тучи прогибаются до того, что задевают крыши домов. Тогда между небом и землей остается совсем мало света, день становится похожим на вечер, а вечер на ночь.

Год назад, когда Бориска был еще маленьким, в такой вот темный день мы стояли с ним у окна и смотрели на улицу. Мимо летел желтый лист и на темном фоне казался особенно ярким. Я подумал, что он похож на искру от вечернего костра, улетающую в темноту. Но Бориска вдруг сказал о нем, как о человеке: «Посмотри, дядя Саша, лист хорошо загорел за лето!»

Мне понравились его слова, и я вновь вспомнил о них, когда шел к Бориске на день рождения. Он совпал с другим праздником – освобождением Сороки.

Собираясь в гости, я надел свой самый лучший костюм и захватил подарки.

Буку – стакан кедровых орехов.

Сороке – блестящий кругляшок на цепочке.

Бориске – коробку шоколадных конфет и металлического робота высотой в двадцать сантиметров. Робота совсем недавно подарили мне студенты электротехнического института. Я знаю, что подарки передаривать нельзя. Но лучшего подарка для Бориски никак не мог найти. А робот был очень хорош! Стоило включить, поднять вверх небольшой рычажок на его спине, как железный человечек шел вперед, останавливался, поворачивался, двигал руками. Внутри человечка находилась батарейка, что-то слегка гудело, а глаза – светились.

Когда я пришел, Бука и Бориски дома не было. Они уехали искать Машеньку.

А Сорока была дома. Она посмотрела с книжного шкафа без особого любопытства и на мое «здравствуй!» лишь слегка кивнула: «Здравствуй, мол, здравствуй, но я тебя не знаю».

Борискина мама хлопотала на кухне.

– Много гостей придет? – спросил я.

– Никого не ждем больше, – ответила она, раскатывая тесто, – Борискины друзья еще на дачах.

Я предложил помочь, но она сказала:

– Нет, спасибо. Мне осталось только поставить в духовку пирог. Я немного задержалась с ним – хотела, чтобы он был горяченьким, с пылу с жару. Вы, мужчины, побеседуйте пока без меня.

И тогда мы с Борискиным папой сели в кресла и поговорили о последних новостях, о погоде и о том, как охраняется природа.

– Здесь нельзя успокаиваться, – сказал он, – если мы решим, что-сделали все, – это опасно. Тогда, боюсь, в один прекрасный день человечество со всей массой изобретенных им машин и написанных книг может оказаться среди пустыни.

Он замолчал, а я представил себе сгрудившееся человечество в тени высоковольтной опоры. А вокруг – автомобили разных марок, шкафы с книгами…

Тут появился Бориска.

– Нашли Машеньку? – спросил папа.

– Бук плохо запомнил дорогу, – сказал Бориска. – Завтра снова поедем. Обязательно найдем!

Я поздравил Бориску с днем рождения и отдал подарки.

– Ого! – воскликнул Бориска, схватив робота, и не обращая никакого внимания на коробку конфет.

– Он может ходить и смотреть, – пояснил я. – Надо только перевести в верхнее положение вот этот рычажок…

Бориска моментально щелкнул рычажком.

Глаза у робота вспыхнули зеленоватым светом, и он пошел по полу прямо на Бука – тот лежал, вытянувшись вдоль половицы.

Бук перевернулся через спину, вскочил, хотел отпрыгнуть. Но сзади него была стена. Тогда он прыгнул вперед, налетел на робота и сбил его с ног. После этого он испугался еще больше, метнулся на кровать и спрятался за подушку.

А робот остался лежать на полу. Глаза его горели. Ноги продолжали двигаться. Казалось, будто он выполняет одно из гимнастических упражнений, следя за тем, чтобы равномерно делать вдох – выдох, вдох – выдох…

– Смотррите, смотррите, ха-ха-ха! – затрещала Сорока. – Нам подаррили физкультурника. Надо поставить его на голову – тогда он еще смешнее станет болтать ногами.

И она подскочила к нему. В этот момент роботу удалось встать.

– Ой! – воскликнула Сорока и попятилась под кровать.

– Уберрите, уберрите его подальше, – стрекотнула она оттуда. – К таким странным существам надо привыкать постепенно.

Бориска выключил робота, поставил на книжную полку и спросил:

– А как его зовут?

Я не был готов к ответу на такой вопрос. У робота – так уж получилось! – не было имени. Когда я выступал у студентов, они подарили мне робота и ничего не сказали насчет имени. А сам я не догадался его как-нибудь назвать.

Об этом я и хотел сказать Бориске, но меня опередила Сорока:

– Рразумеется, – довольно ехидно произнесла она, выходя из-под кровати на середину комнаты. – Рразумеется, – почти презрительно повторила она, поводя здоровым крылом в сторону книжной полки, – у него нет даже имени! Понимаете, он безымянный! Любую собаку зовут как-то. А у него нет никакого имени. Поэтому он и выглядит так странно, что у него нет даже крохотного имени!

Сорока собиралась продолжать свою ехидную речь. Я почувствовал: она хочет унизить робота, отыграться на нем за свой испуг. И сказал;

– Не тарахти понапрасну. У робота есть имя. Его зовут Флаксом. Робот Флакс. Что ты теперь скажешь? Может, тебе не нравится его имя?

– Не знаю… – растерянно стрекотнула Сорока и задумалась.

Надо сказать, что и я немного растерялся. Никак не мог сообразить, почему именно так назвал робота. Просто мелькнуло в голове слово, которое показалось подходящим.

Мы все замолчали. И неизвестно, сколько бы тянулось это странное молчание, если бы его не прервал Бук.

– Флакса-плакса, флакса-клякса, флакс-клякс, – сказал он, удобно привалившись спиной к подушке.

– Ура! – вдруг крикнул он. – Чур, я первый придумал! Когда робот будет ходить, мы, вместо того чтобы командовать по старинке «раз-два, раз-два», можем командовать так: «флакс-клякс, флакс-клякс…» Здорово?

– Пррравильно! – обрадовалась Сорока и от восторга даже клюнула половицу.- Мы будем очень интересно играть в это флакс-клякс!

– Не смейте обижать нашего нового друга! – предупредил Бориска. – Я никому не разрешу дразнить его, запомните.

Бориска так рассердился, что даже топнул ногой.

Бук обиженно отвернулся.

А мне показалось, что у робота на мгновенье благодарно вспыхнули глаза зеленоватым светом.

– Хм, – произнесла Сорока, – никто и не собирается его обижать. Повеселиться нельзя. Вот тебе и два праздника в одном дне! Если дальше так пойдет – все мы быстренько умрем от скуки…