— Всё равно наличные понадобятся, — решил Кривцов, — уезжать надо будет из Москвы, да и как сложится отъезд, пока неизвестно.
Докурив, Кривцов чуть было не бросил окурок под ноги. В последний момент он передумал и прошел к соседнему подъезду, где находилась урна для мусора. Урна была одна на все четыре подъезда, и уцелела чудом. Ее просто неудобно было выкапывать или ломать, так как она была врыта слишком близко к скамейке. Это урну и спасло, но вид у нее все равно был жалкий.
— Вот она, Родина, — посмотрел на урну Кривцов, — ладно, прочь печали и сомнения. Завтра Новый Год, последний в этой стране.
Он вернулся в машину и достал подарочную коробку с литровой бутылкой коньяка, которую только что купил, затем поднялся в свою квартиру и позвонил в дверь. Ольга впустила его.
— Здравствуй, — приветствовал ее Кривцов, — ты, почему опять не спрашиваешь «кто?».
— Извини, отвыкла, в Германии об этом никогда не спрашивают.
— Правда? Даже не верится, что мы у них войну выиграли.
Кривцов внимательно посмотрел на Ольгу и увидел, что глаза у нее заплаканные и вид усталый.
— Ты снова плакала?
— Немного. Жалко себя, вот и плачу. Больше не буду, садись за стол. Ключа у меня не было, поэтому приготовила из того, что смогла найти.
— Зато у меня есть кое — что.
Кривцов принес на кухню большую бутылку коньяка.
— Боже, — прошептала Ольга, — куда тебе столько? Ты — алкоголик?
— Нет, смотри. «Багратион» — двадцать пять лет выдержки. Качество гарантировано.
— Стоит этот коньяк, наверное, кучу денег.
— Хороший коньяк должен дорого стоить.
Они сели за стол. Кривцов налил «Багратион» в рюмки.
— Помнишь, что при переходе на «ты» была нарушена процедура? — спросил Олег, — предлагаю выпить на брудершафт.
— Раз этого требует процедура, — пожала плечами Ольга.
Коньяк оказался на редкость вкусным. Они сделали по глотку, и Кривцов поцеловал девушку в губы.
— Завтра Новый Год, — сказала Ольга, — давай елку купим.
— Елку? Я бы с радостью. Но, понимаешь, Ольга, купить ёлку это скучно. В Новый Год хочется приключений, поэтому мы с тобой сейчас пойдём в лес.
— На ночь глядя? Там же темно.
— Мы воспользуемся этим, и сломаем пару еловых веток, нарядим их пробками от бутылок, и вопрос с елкой будет решен.
— Нас не арестуют?
— Не волнуйся, в акции буду участвовать я один, а ты будешь стоять на шухере.
— Никогда еще на шухере не стояла.
— Надо же когда-нибудь начинать.
Через пару часов они вернулись домой с еловыми ветками, замерзли и устали. Кривцов настоял на том, чтобы Ольга отправилась в ванную греться, а сам налил себе коньяка и устроился перед телевизором. Вообще Кривцов не смотрел телевизор, так как реклама и извечная развлекуха ему давно надоели. Разве что спортивными передачами он не пренебрегал. Сейчас он смотрел на экран рассеянным взглядом. Думал он совсем о другом. Ему стало очевидно, что Ольга ему нравится. Не смотря на то, что он себя успокаивал тем, что просто помогает человеку, который ему помог, Кривцов себя знал хорошо. Не стал бы он этого делать, окажись Ольга, как говорилось в известном романе, «немолодой, глупой и некрасивой».
— Олег, ты ужинать будешь? — спросила его Ольга, выйдя из ванной, — могу предложить вечную яичницу.
— А ты?
— Я не ужинаю, фигуру берегу.
— Ну и я тоже буду беречь, вместе веселей.
Ольга присела на соседнее кресло и подобрала под себя ноги.
— Оля, ты что, правда, так долго была в Германии? — спросил Кривцов.
— Правда. Год и два месяца, без перерыва, а что тебя удивляет?
— И как там?
— Трудно объяснить, — задумавшись, ответила Ольга. — Понимаешь, Олег, первые три месяца проходят как в тумане. Все кругом чистенько, уютненько, никто никому не грубит, все хотят тебе помочь. Следующие три месяца это всё настолько надоедает, настолько кажется ненастоящим и искусственным, так хочется где-нибудь плюнуть или выругаться по-настоящему, что сил нет. Очень хочется домой, где можно все это получить с лихвой. Дома можно придти на работу не накрашенной, не чистить каждый день сапоги, пропустить обед и поесть бутербродами, словом жить как все окружающие. Но через полгода эта ностальгия проходит и кажется, что иначе, как немцы живут, жить невозможно, и как ты раньше до этого не догадалась. Кажется само собой разумеющимся, что мужчины пропускают тебя вперед, ты сама уступаешь место пожилым, любую бумажку бросаешь в урну, а не под ноги. И так делают все. Ты хочешь всегда придти на помощь, и тебе отвечают тем же. Ты удивишься, но там даже собаки ходят со своими хозяевами в кафе, сидят рядом со столиком и тихо ждут, пока хозяева насытятся, при этом ничего не требуют: ни еды, ни внимания. Есть там у меня подруга, Маргет зовут. По-нашему мать — одиночка, живет одна с ребенком, замужем не была, моя ровесница. Так вот я у нее книгу попросила найти, ну справочник такой по шитью, это хобби у меня такое. И что ты думаешь, она поехала специально в другой город, купила эту книгу за пятьдесят евро и мне ее подарила. Я не знала, что мне делать, было так стыдно. Я поймала себя на мысли, что я для нее в другой город за книгой не поехала бы.
Ольга затихла, а потом произнесла:
— Я, наверное, тебя утомила.
— Нет, что ты, — возразил Олег, — очень интересно. А где еще ты была?
— Была в Париже, Брюсселе, Амстердаме, Гааге, Ницце, Люксембурге, Милане, Флоренции и даже в княжестве Монако. Я же больше года в Германии работала, вот и ездила на экскурсии. Хотелось мир повидать. Деньги мне копить было некуда, вот и тратила на поездки.
— Молодец, — похвалил Кривцов, — повезло тебе. Наверное, и языки знаешь?
— Английский достаточно прилично. Но я сама бы никогда не выучила, немцы в свое время условие поставили, чтобы выучили все. Учителей нам нанимали. Но без практики, конечно, ничего не вышло бы.
— А что и немцы говорят на английском?
— Конечно. Причем лучше меня, и, причем, все. И не только немцы, а и французы, и итальянцы, и голландцы, словом вся Европа.
Кривцов налил в фужеры еще коньяка. Он поймал себя на мысли, что в этом вопросе у него будут проблемы.
— Давай выпьем за то, чтобы и у нас когда-нибудь стало так же, как там, где ты была.
Они выпили. Ольга встала, подошла к окну:
— Боюсь, что твой тост не сбудется никогда.
— Почему?
— Понимаешь, Олег, мы ведь отстали не в производстве автомобилей, или сотовых телефонов или качестве жилья. Этому всему можно научиться у тех же немцев. Научили же они нас проектировать, ведь до их прихода я стояла возле кульмана с карандашом и линейкой. Сейчас даже вспоминать смешно, но это было, и многие были против немцев. Боялись, что они украдут у нас какие-то технологии, или еще что-то. Но, повторю, отстали мы не в этом. Подойди, посмотри в окно.
Кривцов с фужером в руках подошел к окну и посмотрел на улицу. Кругом стояли обшарпанные дома, по сильно разбитой дороге сновали грязные автомобили, редкие прохожие двигались темными пятнами по вытоптанной в снегу тропе тротуара. Было тускло и мрачно, несмотря на падающий снег. И главное, совсем не ощущалось, что завтра Новый Год. Причем, самое печальное, что подобная картина будет видна из любого окна, любого дома в этом городе.
— Вот где мы отстали, и боюсь, что навсегда. Во всяком случае, если мы не позовем китайцев, навести тут порядок, сами мы никогда не справимся. Ни с подъездами, ни с дорогами, ни с домами.
— Почему китайцев?
— Просто их много, и работать они умеют. Ты думаешь, нашего человека заставишь грязь убирать? Никогда, так как он житель великой державы и грязь убирать ему не пристало.
— Да ты философ.
— Нисколько. Я тоже циник, как и ты.
— Ну, тогда, за здоровый цинизм, — провозгласил тост Кривцов.
— Нам с тобой с такими темпами выпивки до Нового Года не хватит.
— Хватит, — махнул рукой Олег, — ну что, пошли спать.
Сам он уже с ног валился.