принципиальные борцы за высокое киноискусство.

     Резкий крик донесся снизу и тут же сдавленно  прекратился.  Скрываясь

от света резких фонарей в тени тротуарных деревьев, Виктор осторожно пошел

туда, откуда  донесся  крик.  Вот  они:  метрах  в  тридцати  от  него  на

неряшливом пустом пространстве, возникшем на месте снесенного  дома,  трое

деловито и умело били четвертого. Один из троих  держал,  зажав  ему  рот,

страдальца, а двое колотили в него, как в барабан. Некоторое,  достаточное

для троих время, Виктор любовался поучительным зрелищем и, наконец,  сочтя

экзекуцию достаточной, вскричал нервным, взволнованным, высоким голосом:

     - Что здесь происходит?!

     - Атас! - крикнул державший, уронил страдальца  на  землю,  и  троица

кинулась по улице вниз. К фаллосу.

     Виктор бегом преодолел тридцать метров, отделявших его  от  лежащего,

и, тревожно дыша, склонился над ним.

     - Что с вами?

     Диме Федорову некогда было отвечать: он,  раскинув  руки  по  поганой

земле и прикрыв глаза, стонал. Виктор  с  трудом  приподнял  его,  усадил.

Дима, как пьяный же, вяло обрадовался, произнеся невнятно:

     - Витя.

     - Димка! - вполне правдоподобно изумился Виктор. - Кто это  тебя?  За

что?

     - Помоги мне, Витя, - жалобно попросил Дима.

     Виктор крепко взял его за талию, и оба, кряхтя, встали в рост.

     - Руки, ноги целы? - спросил Виктор.

     - Не знаю. Я домой хочу. Доведи меня, Витя.

     Что и требовалось доказать. Виктор закинул Димину руку себе на плечо,

ухватистее взял за талию и осторожно повел его вверх  к  богатому  дому  с

уютными окнами. Ребята поработали добросовестно. Дима передвигался  весьма

неумело, каждый свой шаг отмечал легким постаныванием.

     В  квартирке-бомбоньерке  холостяка-греховодника  Виктор   постарался

привести страдальца в порядок: раздел, умыл, осмотрел подвергшееся  побоям

тельце, для понта смазал некоторые места йодом, вновь одел - в халат - и с

материнской нежностью усадил в мягкое креслице. Осведомился:

     - У тебя выпить есть что? Тебе выпить надо.

     - В холодильнике посмотри.

     Не холодильник  -  скатерть-самобранка:  и  водочка  трех  сортов,  и

колбаска - сервелат, и колбаса салями, и  окорок,  и  сыр  швейцарский,  и

огурчики, и помидорчики.

     - Меня паразит Юрка не кормил! - объявил Виктор. - Я жрать хочу.

     - Бери что хочешь, - томно разрешил Дима.

     На журнальном столике Виктор изобразил что надо. И выпить, и пожрать.

     Налил Диме в стакан, себе в большую рюмку.

     - Ты что, не на автомобиле? - спросил Дима,  поднимая  стакан  слабой

рукой.

     - Думал Юрка поднесет, поэтому и  гортранспортом  прибыл,  -  ответил

Виктор и посоветовал: - Ты сразу все махани. Поможет.

     Дима по бабьи сосал из стакана, а Виктор одним движением вылил  рюмку

в себя. И замер: прямо перед собой на стене увидел  большую  фотографию  в

тонкой раме, на которой хозяин дома в камуфлированной куртке  и  такой  же

каскетке восседал на лихом коне, а коня держал под уздцы сопливый витязь -

конюх.

     Виктор закашлялся и поставил рюмку на стол.

     - Ты закусывай, - оторвавшись от стакана, предложил Дима.

     - А ты пей, пей, - приказал Виктор.

     Дима,  наконец,  умучил  полторашку  и,  стараясь  не  колыхать  свой

поврежденный организм,  осторожно  откинулся  в  кресле.  Однако,  видимо,

потревожил в себе что-то, потому что горестно пожаловался:

     - Болит, Витя, все болит!

     - Тогда еще сотку,  -  решительно  определил  вторую  дозу  лекарства

Виктор и, отмеряя ее в Димин стакан, посоветовал: - Ты бы лучше не  трогал

местных девочек, Дима.

     - Да не трогал я никого! - со слабым отчаянием возразил Дима.

     - Ладно, что я тебя не знаю, что ли! Юбки же не пропустишь.  А  здесь

юные аборигены - народ суровый. Район-то какой - Грузины! Ну, будем!

     Он и себе налил рюмку. Выпили. Бодрее стал Дима, бодрее: сотка прошла

без пауз.

     - Это не из-за баб, Витя! - сказал он, запив сотку водичкой. -  И  не

местные пацаны меня избили, а бандиты, настоящие бандиты!

     - Когда тебя бьют, всегда кажется, что бьют тебя богатыри.  У  страха

глаза велики, Дима. А ты у нас хилый, интеллигент с пылким воображением. -

Сообщив это, Виктор деятельно приступил к поглощению дефицитных  колбас  и

сыров.  Дима  с  обидой  наблюдал  за  этим  процессом.  Собирался,  чтобы

ощетиниться. Собрался:

     - Меня сегодня били в первый и в последний раз в жизни.  И  тем,  кто

сделал это, еще сильно аукнется.

     - Ой, не замахивайся, Дима, ой, упадешь! Кто ты есть в наших  суровых

сегодняшних буднях? Фрей тонконогий, лох от стенки...

     - Почему от стенки? - перебил Дима. Стенка эта показалась чрезвычайно

оскорбительной.

     - Потому что у тебя, если ты за стенку  не  держишься,  тонкие  ножки

подкашиваются. Стой у стенки, Дима, и не двигайся.

     - А если стенка вместе со мной на них двинется? - загадочным вопросом

предположил Дима и высокомерно глянул на Виктора. Хорошо, хорошо поплыл  с

непривычных двухсот пятидесяти. Виктор нарочито паузил: оторвался от пищи,

отдышался, со вниманием приступил к очередному наполнению жидкостей.  Дима

гордо ждал ответа на свой вопрос.

     - Стенку твою по  доскам  разберут,  а  последней  дощечкой  тебя  по

голове, - лениво обрисовал перспективу Виктор и  поднял  рюмку:  -  Будем,

Дима!

     - Моя стена - стальная! -  возвестил  Дима.  -  Помнишь  про  легионы

Цезаря? Стена из сверкающих щитов надвигается мерно и неостановимо. И горе

тому, кто станет на ее пути!

     - Пожалуй, двести  пятьдесят  для  тебя  -  многовато!  -  озабоченно

заметил Виктор.

     - Ты... ты... - не находя слов, заспотыкался  на  личном  местоимении

Дима, непроизвольно набирая в больную грудь воздух. Набрал, выдохнул  и  в

свободно-презрительной манере плавно продолжил:

     - Что ты знаешь обо мне, бедный, несмышленый Витя? Да и что ты можешь

знать? А я знаю о тебе все. Я знаю, с кем ты спишь, я знаю, что ты  пьешь,

я знаю, сколько ты зарабатываешь, я знаю, о чем ты думаешь, я  знаю,  чего

ты хочешь. Я знаю про тебя все, потому что я лох от стенки.

     - И это тебе помогает жить? - спросил Виктор.

     - Что? - не понял Дима.

     - Что ты знаешь обо мне все.

     - Нет. Мне помогает жить, что я от стенки.

     - Не очень-то. Три пацана отвели тебя от твоей  стенки  и  без  суеты

пересчитали ребра.

     - Они горько пожалеют об этом.

     - Ты разыщешь этих пацанов и, держась за стенку,  со  страшной  силой

изметелишь их? Картинка заманчивая, но из области маниловских мечтаний.

     - Почему я? Их разыщут и накажут  другие.  У  нас  разделение  труда,

Витя.

     - У кого это у нас? - тихо поинтересовался Виктор.

     Ляпнул Димочка лишнее и спохватился.

     - У нас - это у нас. У тебя есть друзья, Витя, и у меня есть друзья.

     - У тебя не друзья - у тебя стенка, - напомнил Виктор.

     - Ну, это так, образ. Все мы за друзьями, как за каменной стеной.

     - Хорошие у тебя друзья. Они что, рэкетиры, что ли?

     - Почему рэкетиры? - обиделся Дима.

     - Ну, ты же  о  разделении  труда  говорил.  Ты,  естественное  дело,

интеллектуал, а они...

     - А они - друзья, просто друзья,  вовремя  приходящие  на  помощь,  -

перебил Дима и заговорил о другом: - Эти, как ты говоришь, пацаны  у  меня

из карманов все вытащили. Денег при себе у меня было мало, да и не  в  них