- Во имя всего святого, – простонал Эстальд, первым обретший дар речи. – Что это!?!?

- Началось, – прошептал только что пришедший в себя Таламанд. – Смаргелл идет!

Друзья ожидали увидеть чудовищного демона в одеянии из огня, с пылающим мечом и магической сферой, подобного известной им четверке, только в тысячу раз более грозного, каким изображали его на старинных гравюрах, но вместо этого их глазам предстало нечто совершенно иное.

Словно из ниоткуда ударили фонтаны чего-то черного. Какая-то жидкость? Дым? Одна из бесчисленных магических субстанций? Нет – сразу поняли собравшиеся – вокруг них били потоки подлинной овеществленной тьмы. Они обращались бесконечными извивающимися щупальцами. Тут и там по ним пробегали огненные сполохи, переплетаясь с ними подобно змеям. Целый лес этих ужасных текучих лап самой тьмы вырастал над крышами Инфероса, выше не только башен, но и даже пиков Проклятых гор, заполняя собой все свободное пространство.

Все перестали ощущать твердую землю под ногами, все глубже проваливаясь в это чернильное море. Одновременно с этим, в сердцах возникло совершенно ясное четкое осязаемое чувство конца. Не было даже страха, ведь пугает неизвестность, а тут собравшиеся, как один человек, разом поняли – все. Смерть перестала быть зловещим будущим, она сделалась данностью. Тысячи путей, пройденных теми, кто стоял сейчас на площади Инфероса, – людьми, гномами, эльфами, сходились в один и обрывались. Дальше не было ничего – ни «царства тьмы», предрекаемого многими пророками в случае победы Смаргелла, ни хаоса, ни даже пустоты. Лишь полное и абсолютное ничто.

Извивающаяся черная струя, вырвавшись из общего шевеления хлестнула над головами собравшихся, подобно исполинской плети. Ее раздвоившийся конец схватил Таламанда, все еще не поднявшегося на ноги, и потянул мага в пылающее море тьмы.

- Нет, ты не сможешь убить его как беспомощного ребенка! – воскликнул Кромфальд, делая шаг навстречу тьме. Два ярких огня вспыхнули в его поднятых руках, один он метнул во врага, другой послал в Таламанда, от чего тот пришел в себя и, оставаясь в путах демона, все же, произнес грозные слова заклятья.

Два волшебника ударили одновременно, посылая яркие молнии в самое сердце мрака. Из его глубин раздался вой, преисполненный боли и ярости, и чернильное море на миг будто стало чуть менее плотным. Потом беспощадный вихрь затянул обоих внутрь, и сквозь завесу мрака все различили два ярких сполоха, потухших через мгновение – то была последняя атака двух друзей-чародеев.

- АААРРР!!! – с этим криком, в котором не было уже ничего человеческого, друзья ринулись в атаку, даже не представляя, где находится то слабое место, куда они ударят противника, заполонившего собой все вокруг.

Навстречу им увенчанная огнями, словно пенным гребнем, выше самых небес поднялась волна мрака. Столкновение нескольких сотен отчаявшихся бойцов с первозданной тьмой родило грохот, словно все кузнецы на свете разом ударили молотами по наковальням. А потом вдруг наступила тишина. Вангерт видел, как в свете кровавых сполохов во все стороны разбрасывает, поднимает вверх, чудовищно закручивает и швыряет куда-то во тьму тела собратьев по оружию. Он видел, как Эстальд и Маглинус, что-то беззвучно крича, тонут в черных волнах, как силуэт Флиаманты, продержавшейся чуть дольше всех, вдруг становится странно размытым и исчезает, но не слышал ни звука. А потом все исчезло. Погасли даже адские огни. И он остался абсолютно один в кромешной тьме. И он услышал голос. Не злой, не страшный, а самый, что ни на есть обычный и спокойный, если бы ни одно но – говорило все пространство вокруг него.

- Я ждал тебя, Носитель. Как и говорилось в пророчестве, до конца дойдешь только ты. И только ты сможешь лицезреть истину. Как видишь, здесь ничего нет. Ни зла, ни добра. И эта та цель, с которой призвали меня Прародители – вернуть все к самому началу, когда ни того, ни другого не было. Это нормальный ход времени – все закончится именно тем, с чего и начиналось. Твоя борьба не имеет никакого смысла.

- Неправда, демон! – ответил Вангерт, поднимая щит и меч. – В пророчествах, о которых ты говоришь, меня называли «Пробуждающим дерево» и «Познавшим одиночество». И знаешь почему? Когда я был изгнан и проклят всеми, я осознал твою сущность. То, к чему ты стремишься – зло в чистом виде! Мир должен жить – для того чтобы в нем ненавидели, разрушали, предавали – и также любили, создавали, спасали! Должен! И я докажу тебе это! – с этими словами он рубанул окружающий его мрак Хьорендаллем.

- Что?! Как ты смог!? – взревел враг, и его голос вновь стал подобен реву чудовища; тьма выбросила исполинское огненное щупальце, но оно разбилось мириадами искр, ударившись в зеркально-гладкую поверхность Дерлфорста.

Вангерт ударил вновь, и тьма треснула, порвалась в клочья, а сквозь просветы он увидел разрушенную главную площадь Инфероса, усеянную телами друзей. Он сразу понял, что Таламанда и Кромфальда среди них не было. Тем временем сгустки огня и тьмы закружились в безумном танце и вскоре в нем начали прорисовываться очертания чудовищной исполинской фигуры. Мрак обращался плотью, тело покрывалось багровыми латами, и вскоре в одной лапе демона вспыхнул чудовищный огненный ятаган, а в другой – исчерченная зловещими рунами магическая сфера.

И тут площадь вдруг покрыли трещины, из которых вырывались столпы не то пламени, не то света. Мостовая растаяла, как дым, и Вангерт, его противник и сотни недвижных тел полетели в бездонную пропасть. Снизу их все сильнее обдавало жаром, но, несмотря на это, два врага бились прямо на лету, уже видя, что они летят в бушующее море лавы. Но тела раненных и убитых вдруг зависли над пузырящимися волнами расплавленного металла, а Вангерт и Смаргелл понеслись над ними дальше, окруженные сполохами, и вместе подобные какой-то безумной комете.

Впереди возник черный остров, на который каждое мгновение с яростью обрушивались ослепительные валы лавы, так что было неясно, почему он до сих пор не расплавился. На нем высились два исполинских столба, а между ними…

Да, это было Колесо Фортуны. С ободом и спицами, выточенными из цельного камня, все охваченное огнем, оно медленно поворачивалось на гигантской оси. Демон и человек, не переставая сражаться, взмыли на самую его вершину.

Клинок Смаргелла и брошенный им огненный шар обрушились на Дерлфорст. Щит, выкованный Ульменором Пресветлым, не выдержал и разлетелся на куски. Капли расплавленного металла попали Вангерту в лицо. Глаза невыносимо обожгло, и он понял, что ослеп. Неостанавливающееся вращение Колеса Фортуны грозило в следующие мгновения сбросить его вниз.

Лишенный зрения, Вангерт тем не менее ясно различил проносящиеся перед глазами картины всей его жизни. Далекие и дорогие лица родителей… Обучавший его старый мастер-столяр… Его первый дом… Приключения… Любовь… Добрые и отважные братья по оружию, погибшие на его глазах… И враг, сущность которого он понял, лишь пережив страшное одиночество, и который сейчас стоял перед ним.

Он метнул Хьорендалль вперед, отчего-то зная, что целится в самое сердце и ни за что не промахнется. Одновременно с этим он почувствовал, как черная сталь врага пронзает ему грудь. В тот же миг он услышал долгий рев. Каким-то вторым зрением Вангерт увидел, как из раны, куда вошел эльфийский меч, вырывается пламя, пожирающее плоть и броню демона, обращая его в прах и расплавляющее даже Хьорендалль. Одновременно с этим Вангерт понял, что невесомым пеплом становится и он сам. Окончательно прозрев в тот самый миг, когда душа отделяется от тела, Вангерт увидел то, что было его врагом, и то, что было им самим, оседает на поверхность бушующего озера лавы, и она превращается в воду.

«То, чего ты не увидишь», – вспомнилось ему толкование его загадочных снов. И на этом все закончилось.

Глава 17 Кто, если не мы?

Эстальд пришел в себя от того, что упал в ледяную воду, попавшую ему в уши, рот и нос. Вначале он подумал, что сейчас захлебнется, но вдруг волшебник ощутил, как все полученные в бою раны начинают затягиваться, а сковывающая тело усталость будто растворяется. Он быстро огляделся. В воде были все, кто уцелел после битвы на центральной площади Инфероса. Флиаманта, Маглинус, Бальдус, Элантор, Лангбард – редкий гном умеет плавать, но в этой необыкновенной воде он держался так легко и уверенно, словно вся его жизнь прошла где-нибудь на Янтарной косе.