— Черт его знает, что он там оставил. Разве эти, — она махнула рукой к двери, в которую удалились ее визитеры, — меня к чему-нибудь подпустят? Ну за каким лешим его к обрыву понесло? Ах, Тиночка, не сердись, я полчасика с человеком поговорю, в баре меня подожди, будь умничкой. Я полчаса жду, я час жду, полтора... Ну, как же, бизнес — это святое. И знаешь, что самое страшное? Я ведь вернулась, заглянула в комнаты, а везде пусто. Думала, по дороге разминулись... Ну почему я на полчаса раньше не вернулась? И какого черта ему надраться приспичило? Что ему этот кретин наговорил?

— Какой кретин?

— Да Вадим Стрельцов, есть тут один... Тоже, по делу он притащился. Неужели нельзя было дать человеку нормально отдохнуть? Послала бы его подальше, ничего бы не было. Но как же можно, старый друг, надо помочь.

— А Виктор много выпил?

— Надо думать, если ограды ухитрился не заметить. Разве они скажут, сколько? Ну, перцовки я ему сама предложила. Мы оба простыли малость, помнишь, он вчера все про больную голову шутил? А его сегодня еще и работать понесло. Приехал с во-от таким насморком, я на двоих и налила. По две стопки, ему побольше, себе поменьше. Потом Стрельцов пришел, наверное, с ним добавили. Хотя обычно Виктор за делами никогда не пил.

— А после ухода гостя? Если разговор был очень неприятный?

— Да черт его знает, с чего там быть неприятному? Это Стрельцову от Виктора что-то нужно было.

— Погоди... Ты вчера утром с этим самым Вадимом беседовала?

— С Вадимом? Когда? Вчера? — она поглядела на меня совершенно непонимающими глазами.

— С утра, на качелях. Крепкий такой...

— А-а... — она помолчала, удивленно глядя в стакан, допила минералку, налила еще. — Тьфу, не могу больше. Этот, — сколько же отвращения можно вложить в одно коротенькое слово. — Ах да ох, да срочное дело, да Тина посоветуй. Эх, надраться бы сейчас до полной отключки... Трезвая до омерзения. И на спиртное даже глядеть не могу.

5.

Если вы думаете, будто мужчинам трудно угодить, вы ошибаетесь. На самом деле это совершенно невозможно.

Жанна д'Арк

Следователя звали Сергей Львович. Маленький, полненький, бритый, безобидный такой, только вот взгляд нехороший. В общем, настоящий Порфирий Петрович.

— Вам бросилось в глаза что-то необычное?

— Я не так часто имею дело с трупами, чтобы делать выводы о том, что обычно, что нет.

— Действительно... — Он, похоже, совсем не рассердился. — Хорошо. Что вы заметили в первую очередь?

— Глаза и зубы. Я фонарик включила, а они блестят... ужасно. Мне теперь кошмары сниться будут.

— Вы сразу решили, что он мертв? Почему?

— Потому. У живого человека, когда прямо на него свет направляют, веки дрогнут или хотя бы зрачки, а тут полный ноль. Ну и пульса не было.

— Вы проверили пульс? — вот ведь дался им этот пульс, обязательно надо удивиться.

— Конечно, проверила, вдруг все-таки живой.

— Где?

— Как это — где? — опешила я. — Где живой?

— Где пульс щупали? — устало поинтересовался «Порфирий Петрович».

— На запястье. На сонную смелости не хватило.

— Тело не поворачивали?

Я поколебалась между возмущенным «вы с ума сошли» и более спокойным «разумеется, нет» и в результате сказала просто «нет». Очень все это было скучно. В книжках и кино беседа со следователем (инспектором полиции, частным сыщиком и т.п., нужное подчеркнуть) производит совсем другое впечатление. Если ты сыщик, так задавай какие-нибудь «хитрые» вопросы, а этот точно номер отбывает.

— Еще что-нибудь помните?

Я закрыла глаза, восстанавливая страшную картинку.

— Кажется, у него щека была оцарапана... Так... лежал он почти на левом боку... значит, правая.

— Зубы сильно оскалены?

— Нет, как будто улыбался... И запах мерзкий.

— Перегар?

— Черт его знает. Просто брр! Ах да, еще ключи.

— Какие?

— Вроде от машины. Лежали как раз у левой руки, до которой я дотрагивалась, такие, с монеткой. А что, там не было ключей?

— Да были, были. Вы их не трогали?

— Нет. Зачем?

— Ну, мало ли, из любопытства или показались знакомыми... Кстати, вы были знакомы с погибшим?

— Так, шапочно. В преферанс днем раньше играли.

— И тем не менее вы утверждаете, что его не узнали?

— И утверждаю, и не узнала… А что вы хотите? Я вообще не восприняла «это» как человека.

— В каком смысле?

— Ну вроде как видишь кадр из какого-то кошмарного фильма... не могу объяснить. Какое там узнать — ноги не держали, думала, сознание потеряю!

— Пульс тем не менее проверили и на зрачки внимание обратили, и ключи заметили, и даже царапину на щеке. Вы вообще наблюдательный человек? Хорошо владеющий собой?

— Да что вы! Чуть сама рядом не легла от впечатлений. Ключи... Зато я даже не помню, во что он был одет.

— Да-да, конечно. Вспомните, когда вы выходили из своего коттеджа, у соседей свет горел?

— На его половине да, в гостиной, а у супруги было темно, — я подумала и для большей точности добавила, — кажется.

— Во сколько это было?

— Без чего-то одиннадцать, без десяти, максимум без пяти. Самый край — в одиннадцать. Без четверти я телевизор выключила, переоделась, ну, пусть пять минут на одно, на другое...

— Вы часто гуляете по ночам?

— Так до полуночи еще вечер.

— И не страшно?

— Я в городе-то не боюсь вечером ходить, а уж здесь... Хотя теперь, наверное, буду бояться.

— А вообще в этот вечер вы своих соседей видели?

— Только в окно. И не совсем вечером. Я возвращалась с пляжа, ужасно голодная, и перед тем, как пойти перекусить, надо было переодеться. Проходила мимо их домика и видела обоих, живых-здоровых. Правда, недолго, секунду-другую.

— Что они делали?

— За столиком сидели, в гостиной.

— Разговаривали?

— Наверное. Сидели друг против друга, в такой ситуации люди редко молчат, если только не в ссоре. Но тогда зачем сидеть и любоваться? Картинка выглядела довольно-таки мирно. Ну, мне так показалось... а, вот еще почему — он был в свитере, в толстом таком, пушистом.

— То есть просто сидели?

— Не знаю, на столике бутылка стояла.

— Водка, вино, коньяк? Полная? Початая?

— Ну, знаете ли, этого уже через окно не разглядишь. Кажется, водочная и кажется, початая... Да и сколько успеешь увидеть за пару секунд, пока мимо проходишь?

— Больше в комнате никого не было? Только они двое?

— Не могу сказать, я видела едва ли полкомнаты.

— Хорошо. Во сколько это было?

— Точно не скажу. Уже смеркалось, у них торшер был зажжен, иначе я вообще ничего бы не разглядела. По-моему, около девяти, но это очень приблизительно, плюс-минус полчаса, если не больше.

— Около девяти вы шли с пляжа? — мой визави, кажется, удивился. Ну наконец-то! А я уже чуть не решила, что он просто робот. Хм-м. А в этом есть смысл. Толковых специалистов наверняка не хватает, значит, их надо беречь для всяких «хитрых» преступлений. Для такой скукотищи, как пьяный, потерявший дорогу, и робота достаточно будет, да? «Робот» меж тем терпеливо ждал разъяснений на предмет моего присутствия на пляже в неурочный час.

— Я же не загорала — так, побродить и окунуться перед ужином решила.

— Так. И вот еще что. Вы ведь журналист?

— Да.

— Что такое тайна следствия, надо объяснять?

— Нет.

— Не кидайтесь пока ничего писать, хорошо?

— Пока — это сколько?

— Ну, скажем, неделю. А то взбаламутите всех, придется опровержение давать, самим же неловко будет.

— А разве это не несчастный случай? Есть основания думать иначе?

— Вот видите, вы уже начинаете строить домыслы, хотя ничего подобного я не говорил.

— А можно я напишу исключительно о личных впечатлениях? Материал-то какой — исповедь нашедшего труп! И какой труп! Не бомж никчемный. А материал вам покажу, вы повычеркиваете все, что вам не понравится. Ладно? А то сейчас свежесть впечатлений уйдет, и будет уже совсем не то.