Кажется, мне удалось вполне достоверно изобразить восторженную идиотку.

— Ну, хорошо, — согласился Сергей Львович, хотя и с явной неохотой.

И все-таки — можно ли за час-полтора накушаться до такого нестояния, чтобы в обрыв влететь? Невзирая на кусты и ограду, а?

6.

Знание — сила.

Майк Тайсон

Дружный журналистский коллектив временами напоминает бодренького жизнерадостного щеночка. Он с восторгом скачет вокруг тебя, призывая к игре, с тем же дружелюбием напускает лужу в твои тапки, тут же прыгает на подвернувшийся кстати мячик — безграничная ласковость и такое же безграничное к тебе равнодушие. Привет! Куда пропала? В отпуске? А действительно посвежела, похорошела. Ну пока, отдыхай!

К счастью, в отделе экономики было пусто, наличествовал только необходимый мне Александр Иванович Сергиенко. Жутко неприятная личность, зато знает обо всех мало-мальски известных в городе людях все, что о них возможно знать, и даже то, чего они и сами, может быть, не знают. И все это с точной оценкой достоверности имеющихся сведений. Пишет, правда, отвратно, то есть просто скучно, а вынимать из него информацию — сущее мучение. Санечка очень любит выставить собеседника дураком, с мерзкой улыбочкой хорошо осведомленной личности заявив «ну, ты же сам прекрасно понимаешь». Спрашивающему остается только теряться в догадках, что же он должен «прекрасно понимать». Но, в конце концов, каждый имеет полное право на скверный характер.

— С чего бы это тебя вдруг деловые люди заинтересовали? К тому же покойники. И криминал — не твоя стихия. Да и нет там никакого криминала...

— Ну, Сашенька, ну, солнышко, любопытно же, я, можно сказать, лично присутствовала...

— Ах ты, черт побери! «Речной»? Ах да, «Прибрежный»! А ты у нас в отпуске, вон как за неделю загорела... Ясно... — при всей своей противности соображает Санечка молниеносно, этого не отнять. — Ладно уж, пользуйся моей добротой. Значит, так. Голубь тебя интересует?

— В первую очередь он.

— А во вторую? Ладно, давай по порядку. Он, говорят, перепил и с обрыва свалился?

— Вроде того.

— Так вот, он сделал это очень вовремя. Собственно, народ и полгода назад бы немало порадовался, но сейчас больше. Шуточки по поводу названия банка ты, конечно, слышала?

— Так, кое-что, я же в этих вопросах полный чайник, сам знаешь. Что-то такое от метеорологических хохм и «всех накроет «Градом» до «Град обреченный».

— В целом так. «Накроет «Градом» — конечно, преувеличение, банк, в общем, так себе. Но не такой уж и обреченный. Впрочем, тебя интересует не банк, а его управляющий. Что-то там не то было с кредитами. Не так давно, максимум с месяц даже пошли слухи, что Голубя скоро посадят. Ну… посадят — преувеличение, выносить сор из избы никто не стал бы, дали бы пинка под зад и все дела. Но тут вот какой фокус. Не вдаваясь в финансовые тонкости, дело обстоит так: будь Голубь жив, но уволен, некоторым людям пришлось бы в срочном порядке, как бы это попроще, отдавать некоторые деньги. Если бы он остался на своем месте — все в порядке. Ну и в качестве покойника он финансово безопасен.

— А людей не назовешь?

— Жирно тебе будет, не ровен час подавишься. Только одного и только потому что рядом. В этом твоем «Прибрежном» без Голубя не обошлось. Помнишь, когда он в Думу баллотировался?

— Ну.

— Тогда должна помнить, незадолго перед этим прошла мощная реклама «Прибрежного».

— Было такое, под девизом «Европа люкс!» Я лично участвовала. Дорогая была кампания, но дурацкая.

— Это деньги Голубя, причем, вероятно, по большей части собственные или как бы собственные. На каких условиях — тебя интересовать не должно, главное, что сейчас этих денег никто ни с кого не спросит. Более того. В реконструкции он тоже участвовал. «Прибрежный» ведь был убыточен и, кстати, очень может быть, что он и сейчас убыточен.

— То есть, от смерти Голубя Василий Данилович Бардин, безусловно, выигрывает.

— Выигрывает. Но, во-первых, по мелочи, во-вторых, ему-то как раз было довольно безразлично, когда. Эта лабуда могла тянуться до морковкина заговенья. А если «Прибрежный» до сих пор убыточен, так Бардин и вовсе проигрывает — лучше бы Голубь продолжал в него вкладываться. Там, возле банка, и без Бардина хватает народу, которым было и дороже, и срочнее. Но! Обрати внимание! Ты этой кухни не знаешь, а вот я — заметь, я! — думаю, что эта смерть — чистой воды случайность. Так бывает и, кстати, нередко. Зато могу совершенно бесплатно сказать, кто не выиграл ничегошеньки. Вдова. Можешь мне поверить, наследовать ей точно нечего. Не повезло девушке, — Санечка, осклабившись, потянулся на стуле. — Ну ничего, дама эффектная и с мозгами, выплывет. Она и сама кое-какие дела проворачивала, потому что Голубь, дурак, ей доверял. Думаю, какие-то деньги у нее быть должны. С голоду во всяком случае не помрет. Хотя поживи он еще, было бы наверняка больше. Кто тебя еще интересует, птичка моя?

— Вадим Стрельцов.

— Ну... — Сергиенко глядел на меня с явным изумлением. — Он-то каким боком тут замешался? Этого ты и сама должна помнить, из него же героя нашего времени сделали.

— В каком смысле? Погоди… У нас же на областном ТВ такая передачка была…

— Да ты что? Напрягись, ты сама в этой дохлятине участие принимала! Типа умные вопросы сочиняла…

— Вот дьявол, а я-то вспомнить пытаюсь, откуда мне его лицо знакомо. Напомни в двух словах, а?

— Ну разве что в двух. Стрельцов Вадим Алексеевич, родился, учился, защитился. Преподавал в педагогическом, надоело нищенское существование, организовал свою фирму. Запатентовал несколько изобретений, запустил их в производство, начинали они, по-моему, с автосигнализации, потом что-то такое мебельное и что-то такое с декоративными покрытиями. Раскрутился. Преподавать, кстати, не бросил, такой вот святой человек. Хотя женился на собственной студентке, был там небольшой скандальчик на тему морального облика.

— Кредиты?

— Само собой. Поговори со Стрельцовской бухгалтершей, может, и скажет. Вероятнее всего через того же Голубя. И очень может быть, что с участием мадам Голубь, они, кажись, старые приятели.

— Приятели? Или все-таки кажется?

— Ну, только на уровне слухов. Он как раз женился, после этого, — Санечка покачал головой, — ни в чем порочащем не замечен. Остепенился, должно быть.

— А как все это хронологически?

— Плюс-минус квадратный километр? Только порядок? Преподавал, довольно близко сошелся с Голубями, нет, пардон, сначала с мадам, она тогда еще не была замужем за Голубем... Женился, где-то в это же время мадам стала мадам Голубь, Стрельцов создал фирму, преуспел.

— А чья свадьба была раньше?

— Точно не помню, но по-моему, первым женился Стрельцов...

— Ну, Сашунечка, у тебя не голова, а справочник «Кто есть кто»!

— Ото ж! — он расплылся в довольной ухмылке. — А про Стрельцова мы что-то писали, — он оценивающе посмотрел на меня, — полистай подшивки, с народом побеседуй...

Вот ведь медуза ядовитая! Сама я, конечно, не в состоянии сообразить поискать в подшивке.

— Спасибо тебе громадное!

— Ладно уж... — он махнул на меня пухлой рученькой. — Разузнаешь что — расскажешь.

7.

Головы людей подобны желудкам: одни переваривают проглоченное, другие от него болеют.

Пособие для начинающего психиатра

В ожидании машины с «Прибрежного» я допивала уже третью чашку кофе, пытаясь собраться с мыслями и понять — с чего бы эта история меня так зацепила. Ну, перепил мужик, ну, погулял неаккуратно... Картинка расплывалась, никак не желая быть «в фокусе». Мешали два момента. То есть, даже три, хотя третий — вообще не «момент», а сущая ерунда.

Во-первых. Наш российский мужик выпивкой обыкновенно заливает всякие неприятности. Что такого неприятного мог Виктору Петровичу Голубю наговорить Вадим Стрельцов? Наоборот — легко представить. Давай, мол, мужик, расплачивайся, ни о каких отсрочках разговора не будет. Разве что Голубю срочно нужны были деньги, а тот ему — сейчас нету, хоть убей. Но тут, наверное, не напиваться, а что-то делать надо?