– Будем работать вместе. Вот завтра начнём! Работы много, очень много – всё строить надо. Мы хорошо живём, только работай!

Такое положение Николая вполне устраивало, равно как и никуда не едущих штабистов – командира, мастера, врача, комиссара и коменданта. К этому моменту вокруг собрались почти все, дружно кивая головами и улыбаясь энтузиазму южанина, оборачивавшегося то к одному, то к другому.

– Меня Усам зовут! – тем же радостным тоном сказал он Николаю, ещё раз обернувшись прямо к нему. – А тебя…

– Николай.

– Можно, значит, Коля?

– Можно и Коля…

Из штабистов, слава богу, никто ничего не хмыкнул. Да скорее всего, им до лампочки были все его детские комплексы с именами. Коля – значит Коля.

– Ну, а с остальными, я вижу, мы ещё познакомимся. Семён! – прибывший развернулся, коротко и высоко свистнул шофёру. – Тащи там это ребятам!

Шофёр, даже не кивнув, бросил себе под ноги окурок, сплюнул на него, вжал в землю и шустро заскочил в глубь автобуса. Автобус был старый, сильно побитый жизнью. Такие машины раньше назывались почему-то «Львовскими» и давно уже исчезли из больших городов и даже с пригородных маршрутов. Совхоз, пожалуй, был не такой богатый, как расписывал Усам командиру. А может, просто не стали выпендриваться ради бригады вахтовиков.

Семён, пошатываясь, вынес из автобусной двери высокую картонную коробку, покрытую по низу тёмными фруктовыми потёками. Сразу двое ребят подскочили к нему и, осторожно приняв её, согнувшись, дотащили до крыльца. Коробка была доверху наполнена абрикосами. – Э, там помогите тоже!

Усам, улыбаясь, показал на автобус, и несколько ребят, запрыгнули вглубь, и через секунду спустились, таща ещё пару ящиков – с помидорами. Ну, это уже было зря, помидоров вокруг было, как грязи. Зато Семён вышел, держа в каждой руке по белой пластиковой канистре умеренного размера – литров, наверное, по пять. Вокруг начали значительно подвывать, официально в отряде был установлен сухой закон, но штаба он обычно не касался.

– Так, ребята, всё, кроме вот этого, – в кухню. Кушать будете?

Командир, проявляя вежливость, повернулся к приехавшим нанимателям, делая рукой располагающий к движению в сторону столовой жест.

– Нет, я думаю, мы сначала о деле поговорим, а потом и кушать будем. Семён, ты колёса посмотри пока! А то проездим опять, да?

Вместе со штабными Усам начал подниматься в домик. Николай несколько секунд раздумывал, двигаться ли ему следом, но никто его не пригласил – и, пожав плечами, он так и остался внизу, с переговаривающимися бойцами.

– Все собрались уже?

– Все… – недружно ответили ему.

Ребята были уже в строевках, сиявших поверх защитной зелени материала яркими пятнами шелкографии – эмблема отряда, эмблема института, полоска «Зоны ССО», российский триколор на плече. Молодые в основном были со второго и третьего курса, половина уже ездила в Сестрорецк и теперь щеголяла значками на отвороте. У самого Коляна к этому выезду их набрался уже целый иконостас, гордо звякающий при каждом шаге. Самой же экзотической нашивкой он считал располагающийся под флагом герб Советского Союза – якобы символизирующий, что ездить в отряды он начал в те далёкие годы, когда Союз (хлюп-хлюп) ещё по крайней мере официально существовал. На самом деле лет ему было самую чуточку поменьше, а нашивка была присвоена с попущения старшей сестры, вполне заставшей те самые годы.

– Давайте подтягивайте рюкзаки потихоньку. Кто знает, как долго они там… Да и инструменты тоже. Алекс, Сер… и ты! Носилки можете уже затаскивать, наверное. Семён!

–А?

Шофёр, чего-то шаривший рукой под брызговиком, обернулся.

– Можно инструменты грузить уже?

– Можно, почему нет?

– Тогда давайте. Все вместе.

В корму автобуса через заднюю дверь начали затаскивать носилки, жестяные короба для керамзита и остальную мелочь типа шпателей и деревянных затирок. Последней вглубь полетела плотная пачка новеньких строительных рукавиц – мастер расщедрился напоследок. Плюс каждый вместе с комбезом тащил в рюкзаке ещё и свои бэ-у, лишними они никогда не бывают.

– Колян!

Обернувшись, Николай увидел, что ему машут из окна штабного домика.

– Чего ты стоишь? Мы тебя ждём!

Закинув в автобус свой собственный рюкзак, отличающийся от остальных пришитой на верхний клапан красно-жёлтой эмблемой ЛСО, он направился к штабу, размышляя над тем, что хорошего ему могут там сказать. Ждут они, видите ли. Если бы нужен был, так десять минут назад позвали бы.

Зайдя и прикрыв за собой дверь, он обнаружил, что штабисты с Усой уже употребляют аперитив – по четверти пластикового стаканчика. Натощак, да ещё при такой жаре, больше не влезало бы, наверное, даже в самые тренированные организмы.

– Наливаем бригадиру, наливаем!

Усам всё так же балагурил, видать характер такой.

– Да он не пьёт.

– Как не пьёт? Пьёт! Нехорошо!

– Не пью, – угрюмо сказал Николай, стараясь не морщиться совсем уж открыто. Пить такую дрянь на такой жаре не хотелось даже из вежливости. – Невкусно.

– Невкусно! – Захохотал Усам. – Во даёт! Штабисты заулыбались, но смеяться всё же никто не стал. Верность принципам: быть некурящим в отряде или, скажем, не пить, когда есть что, они уважали. Да и самим больше достанется.

– Ну ладно, мы ему в дороге нальём, чтобы ехать веселее было. Так мы обо всём договорились?

– Обо всём. Сейчас вот только…

Олег достал из стоящего под столом сейфа печать, открыл подушечку, прижал к лежащей на столе официального вида бумаге, перелистнул, прижал ещё раз, потом проштемпелевал ещё какой-то документ и протянул, наконец, Усаму.

– Ну вот, – он с щелчком закрыл печать, вкинул её в сейф и разогнулся, удовлетворённый. – Теперь всё. Пятнадцать дней, бригада из двенадцати человек, плюс повариха. Сейчас аванс, когда привозите ребят – остальное. КТУ (коэффициент трудового участия) они сами потом распределят. Всё?

– Всё, дарагой!

Акцент Усама стал совсем уж ярким, как в грузинских комедиях.

– Колян, вот тебе отдельно телефон правления, мне там всегда передадут, если что. Ну… Звони, если какие вопросы. Ребята там нормально?

Николай пожал плечами. Как ещё они могли быть. Конечно, нормально.

Поварихи, с час назад осознав, что уезжающая бригада останется и на ужин, расстарались, и ещё в столовой Николаю пришлось украдкой расстегнуть пуговицу на джинсах, прикрытую строевкой. Давно он так хорошо не наедался. После ужина все вместе курили на крыльце, ребята подкалывали остающихся, комиссар отряда, ездивший в БАМовские выезды девяностых, принёс гитару и исполнил нечасто вспоминаемую песню отъезжающей вахты «Я хочу в Бодайбо! Я так хочу в Бодайбо!…» Стало почему-то грустно.

– Ну что, Колян, давай прощаться…

Олег подошёл к нему и обнял за плечи, потом начал жать руки остальным отъезжающим.

– Ну, давайте тут тоже… Берегите почки.

– И простату.

– Свою береги. Не перенапрягай Ирочку. – Последняя фраза всё же была сказана вполголоса.

Вспышка жизнерадостного ржания заставила прощающегося с одногруппниками Руслана обернуться, но начала он не услышал, поэтому снова обернулся к своим.

– В автобус!!!

Командир изобразил регулирующего движение гаишника и, крутанув кистью руки, с коротким свистом указал на открытую переднюю дверь прибывшего за ними драндулета. Задняя была уже закрыто намертво, чтобы не вываливались напиханные вповалку в проходе рюкзаки.

– Пока, ребята!

– Бувайте.

– Доодза одаджи ни.

– Чего?

– В смысле, будьте здоровы.

Они расселись в автобусе, в котором полсалона ещё оставалось пустым, и сразу же начали открывать форточки и продухи на крыше, – в простоявшем три часа на солнцепёке жестяном гробу было непереносимо душно.

Последним в салон вошёл Усам, тоже прощавшийся позади со штабистами.

Семён уже щёлкал на приборной доске какими-то переключателями, покрутил рукой чуть ли не на метр торчащую из пола рукоятку переключения скоростей и вопросительно посмотрел на своё начальство.