Изменить стиль страницы

ВТОРОЙ АКТЕР. Шарковский.

Кудесов ходит по сцене и осматривается, заглядывает во все углы, заглядывает за расставленную здесь мебель.

КУДЕСОВ. Никого. Никого нет.

ТРАВЕСТИ. Смотри еще.

КУДЕСОВ. Вы меня разыгрываете. Здесь никого нет и не может быть.

ТРАВЕСТИ. Посмотри под кроватью.

Кудесов заглядывает под кровать.

КУДЕСОВ. Черт!.. Там кто-то есть. Кто там? Сережа!..

Пытается залезть туда, вскрикивает, отшатывается, но все-таки тащит кого-то из-под кровати.

Никак!.. (Актерам.) Помогите!..

Актеры Первый и Третий помогают Кудесову вытащить из-под кровати Сергея Арсеньевича Шарковского.

Сергей Арсеньевич, что с тобой?

Шарковский вырывается, отскакивает в сторону, хватает нож и размахивает им.

ТРАВЕСТИ. Он болен.

ТРЕТИЙ АКТЕР. Мания преследования.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он опасен.

Кудесов медленно подходит к Сергею Арсеньевичу. Актеры свободно перемещаются по сцене, уходят и возвращаются. Шарковский тревожно следит за их перемещениями.

ШАРКОВСКИЙ (Кудесову). Не подходи.

КУДЕСОВ. Ты меня узнаешь? Неужели ты кого-нибудь из нас сможешь зарезать?

ШАРКОВСКИЙ. Афанасий… Бессмертный…

КУДЕСОВ. Да, это я. Сколько мы с тобой не виделись? Как ты? Как твои дела?

ШАРКОВСКИЙ. Если жив — значит, уже плохо.

КУДЕСОВ. Ты остроумен по обыкновению.

ШАРКОВСКИЙ. Нужно обладать большим бесстыдством, чтобы называть агонию остроумием.

Шарковский отбрасывает нож в сторону, но смотрит недоверчиво. Кудесов пытается подойти ближе, Шарковский отскакивает.

ШАРКОВСКИЙ (кричит). Нельзя!

КУДЕСОВ. Что с тобой?

ШАРКОВСКИЙ. Хочешь меня удавить. Руками меня теперь удавить ты!.. Давно думал об этом. Дружков подговорил своих!..

КУДЕСОВ. Хорошо. Если ты не хочешь, я не стану к тебе подходить.

ШАРКОВСКИЙ. Дерьмо. Давно ты с ними? Привел их, чтобы убили меня. Ты опоздал. Я уже мертв.

КУДЕСОВ. Ты один?

ШАРКОВСКИЙ. Я не бываю один. Я умоляю всех оставить меня, но они сговорились.

КУДЕСОВ. Ты не хочешь ничьей помощи?

ШАРКОВСКИЙ. Ты пришел помогать?

КУДЕСОВ. Возможно, пришел и для того, чтобы ты помог мне.

ШАРКОВСКИЙ. Нет меня. Я не могу тебе помочь. (Кричит.) Что тебе? Логики здесь нет, истины я не знаю. Спасайся сам. Мне не дают запереться, от меня прячут ключи. Нож — бутафория. Меня все уговаривают, меня все успокаивают!..

Третий актер подходит к Шарковскому, Сергей Арсеньевич сжимается в комок.

ТРЕТИЙ АКТЕР. Сергей Арсеньевич, вы меня не помните? Кирилл Ракин, актер. Нас как-то представили друг другу.

ШАРКОВСКИЙ (Кудесову). Не пускай его! (Третьему актеру, угрожающе.) Ты! Не держи руки за спиной! Вытащи руки из карманов! Я знаю, что у тебя там спрятано.

ТРЕТИЙ АКТЕР. Извините. Я только хотел представиться. Больше мне ничего не надо. (Отходит.)

ШАРКОВСКИЙ (Кудесову). Я сознаю, что мои страхи надуманны, но ничего не могу с собой поделать.

Появляется Травести в одеянии медицинской сестры, со шприцем в руке.

ТРАВЕСТИ. Сергей Арсеньевич, пора делать укол. Прошу вас, закатайте рукав.

ШАРКОВСКИЙ. Опять! Ты хочешь меня убить, ты впустишь мне воздух в вену!.. Кудесов, убери их!

ТРАВЕСТИ. Не волнуйтесь, Сергей Арсеньевич, один укол — и вам сразу же станет лучше.

КУДЕСОВ (Травести). Ты уверена, что это необходимо?

ШАРКОВСКИЙ. Не подходи!

ТРАВЕСТИ (актерам). Помогите!..

Первый и Третий актеры бросаются к Шарковскому, валят его и помогают Травести сделать укол.

ШАРКОВСКИЙ. Воздух!.. Воздух!.. Смерть! Дерьмо!.. Прекратить!..

КУДЕСОВ. Этот человек гениален, но сейчас он не в лучшей форме.

ШАРКОВСКИЙ. Воздух!.. Нельзя!..

ТРАВЕСТИ. Вам сразу же станет лучше.

ТРЕТИЙ АКТЕР. Спокойнее, Сергей Арсеньевич, спокойнее!..

ПЕРВЫЙ АКТЕР. Мы всегда преклонялись перед вашим уникальным искусством.

ТРЕТИЙ АКТЕР. Когда-то вы специально изучали наши стремления и увидели, что в них нет смысла.

ШАРКОВСКИЙ (Кудесову). Ты позволил им это.

КУДЕСОВ. Возможно, они были правы.

ШАРКОВСКИЙ. Мерзость!.. Дерьмо!.. Слабость!.. Голова кружится…

Шарковского отпускают, он бессильно валится в кресло и тяжело дышит.

ТРАВЕСТИ (Кудесову). Говори же с ним, говори.

КУДЕСОВ (Шарковскому). Я пришел к тебе… Помнишь наш успех в Канне? Эту свою последнюю вещь ты сделал как-то особенно трепетно.

ШАРКОВСКИЙ (мрачно). Я потратил на нее четыре года жизни. Я ее ненавижу.

ТРЕТИЙ АКТЕР. Такой успех!..

КУДЕСОВ. Ты, с твоим иссушающим талантом, рассказывал нам о девальвации человека. Ты изучал существование человека, смертельно опасного для мироздания.

ШАРКОВСКИЙ. Смертельно безвредного.

КУДЕСОВ. Возможно. Я слегка проверял тебя. Извини.

ШАРКОВСКИЙ. Я постарался все забыть. Хорошо ли у нас с тобой получалась наша работа или не слишком — большего мы сделать не могли. Мне следовало бы давно быть покойником, но я жив еще только из-за прочности сердца. Мне нужно отдохнуть, возможно, заснуть. Нет, не уходи, я не буду спать. Я хочу знать, что вы подле меня. Прежде я боялся вдруг дорваться до жизни, теперь же я одинаково боюсь и выйти из этого положения, и оставаться в нем дальше. Мне нужно говорить. Если я выхожу на улицу и вижу одиноко стоящую машину, меня иногда охватывает ужас. Вдруг она заминирована, думаю я. Когда я перехожу дорогу, мне вдруг кажется, что меня кто-то может толкнуть под колеса. Все это вздор, убеждаю я себя, но попробовали бы вы с этим жить. Кудесов, а чем ты был занят эти несколько лет?

КУДЕСОВ. Не знаю. Старел и проигрывал. Пытался работать через силу. Тоже боялся. Старался забыться.

ШАРКОВСКИЙ. Выходило?

КУДЕСОВ. Нет.

ТРЕТИЙ АКТЕР (Первому актеру). Пойди и ты. Представься ему.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. Как это?

ТРЕТИЙ АКТЕР. Просто назови себя.

КУДЕСОВ (Шарковскому). Я хочу написать какую-либо большую вещь о презрении к сентиментальности и невыносимости трезвого взгляда.

ШАРКОВСКИЙ. Не советую. Оставь лучше себе убежище на то время, когда станешь немощным.

КУДЕСОВ. Всякий возраст имеет свои запросы, и я не уверен, что сейчас не прав, даже если когда-либо стану осуждать себя теперешнего.

Первый актер подходит к Шарковскому.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. Позвольте представиться. Жан Беризна. Актер. Временно безработный.

ШАРКОВСКИЙ. Да-да, хорошо. Я вас запомню. И в гроб сходя, благословлю.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. Благодарю. (Отходит.)

КУДЕСОВ. Оглушенный бесполезностью будней, я порой испытывал сомнения и в самой жизни. Я искал, как мне из жизни просочиться в смерть, хотя без особенной жалости, без лишних потрясений; именно так: без всяких потрясений. Я не ставлю перед собой задач неразрешимых, но уж и легких — никогда.

ШАРКОВСКИЙ. По-твоему, Кудесов, и в наши годы возможно удивляться миру и писать свое удивление в изощренных художествах?

КУДЕСОВ. Нелегко. А может, и невозможно без нарочитого забвения прожитого и своей состоявшейся жизни.

ШАРКОВСКИЙ. В последнее время о тебе ходили разные слухи. Говорили, что ты был в больнице, что ты пытался покончить с собой. Что тебе отказано в визе, что против тебя фабрикуется дело.