Этот первый договор оказался в полном порядке. К нему нельзя было придраться. Он возлагал все обязанности, всю ответственность, все расходы на меня, как и следовало.

Уэбстер и его юрист являли собой счастливое сочетание. Количество вещей, о которых оба они ровно ничего не знали, было столь непомерно велико, что я приходил в ужас и цепенел: мне легче было бы видеть крушение всего Млечного Пути, рассыпавшегося на мелкие осколки по всему небесному своду. Что касается мужества, морального и физического, то у них оно вовсе отсутствовало. В делах Уэбстер не решался ступить и шагу, не получив уверений от юриста, что за это не посадят в тюрьму. С юристом советовались беспрестанно, так что он стал почти штатным сотрудником наравне с девицей и агентом по подписке. Но поскольку ни он, ни Уэбстер не имели личного опыта в обращении с деньгами, услуги юриста обходились вовсе не так дорого, как он воображал.

В начале осени я уехал на четыре месяца с Джорджем В. Кейблом на восток и на запад читать свои произведения с эстрады: тогда мне думалось, что это последние мои чтения в Америке. Я решил, что никогда больше не стану грабить публику с эстрады, если только меня к этому не принудят денежные затруднения. Через одиннадцать лет денежные затруднения возникли вновь, и я опять стал читать лекции, разъезжая по всему земному шару.

С тех пор прошло десять лет, и за все это время я читал только с благотворительной целью, бесплатно. 19-го числа прошлого месяца я официально распростился с публикой и с эстрадой, чего раньше никогда не делал, на лекции о Роберте Фултоне{263}, сбор с которой поступил в фонд для сооружения ему памятника.

Я, кажется, довольно далеко отошел от Уэбстера и Уитфорда, но это не важно. Это один из тех случаев, когда расстояние скрашивает перспективу. Уэбстеру повезло с "Гекльберри Финном", и через год он вручил мне издательский чек на пятьдесят четыре тысячи пятьсот долларов, куда входил и капитал в пятнадцать тысяч долларов, который я ему передал.

Еще один раз я точно родился заново. Думаю, что я рождался чаще, чем кто бы то ни было, за исключением Кришны{263}.

2 июня 1906 г.

[БАНКРОТСТВО ИЗДАТЕЛЯ]

В те давние дни, когда подбирались генеральные агенты, Уэбстер поручил одно из лучших западных агентств бывшему проповеднику и профессиональному поборнику обновления веры, которого господь наслал на Айову за какие-то неблагочиния, сотворенные этим штатам. Все остальные кандидаты в агенты предупреждали Уэбстера, чтобы он держался подальше от лап этого человека, заверяя его, что никакие мудрые меры Уитфорда или кого-нибудь еще не смогут пресечь прирожденную склонность этого поборника обновления религии к воровству. Их уговоры ни к чему не привели. Уэбстер отдал это агентство бывшему проповеднику. Мы снабдили его книгами. Дело шло превосходно. Он получил внушительную прибыль - 36000 долларов, из которых Уэбстеру не досталось ни цента.

Меня удивляет не то, что миссис Грант получила за книгу своего мужа около полумиллиона долларов{263}. Чудо в том, что она не запуталась из-за нее в долгах. К счастью для миссис Грант, у нас был только один Уэбстер. То, что я не выискал второго, объясняется какой-то противоестественной рассеянностью с моей стороны.

Позвольте мне рассказать об этом неприятном деле как можно короче. Дни и ночи Уэбстера больше всего были отравлены тем жгучим обстоятельством, что, хотя он, Чарльз Л. Уэбстер, был издателем - величайшим из всех издателей, - а мое имя даже не значилось среди членов фирмы, общественное мнение упорно считало меня истинным главой издательства, а Уэбстера только тенью. Все желавшие издать книгу обращались ко мне, а не к Уэбстеру. Я принял к изданию несколько прекрасных книг, но Уэбстер отклонил их все до единой, - а хозяином был он. Когда же кто-нибудь предлагал книгу ему, это лестное признание приводило его в такой восторг, что он брался издавать ее, даже не ознакомившись с ней. Однако ему ни разу не удалось получить книгу, которая отработала хотя бы затраты на ее выпуск.

Джо Джефферсон{264} написал мне, что он закончил свою автобиографию и хотел бы, чтобы его издателем был я. Конечно, я ухватился за это предложение обеими руками. Я переслал письмо Уэбстеру и попросил его заняться этой книгой. Уэбстер не стал от нее отказываться. Он попросту не заметил ее и постарался поскорей о ней забыть. Вместо нее он принял и опубликовал две-три книги о войне, которые не принесли никакой прибыли. Он принял еще одну книгу, заключил на нее договор с агентствами, назначил цену (три с половиной доллара в коленкоровом переплете) и, кроме того, обязался выпустить ее к определенному сроку - месяца через два или три. Как-то, приехав в Нью-Йорк, я зашел в контору и попросил показать мне эту книгу. Я спросил Уэбстера, сколько в ней тысяч слов. Он сказал, что не знает. Я попросил его подсчитать слова хотя бы примерно. Он подсчитал. Я сказал: "В ней слов хватит только на одну пятую цены и объема. Вам придется подбить ее кирпичом. Нам следует завести кирпичную фабрику - и притом немедленно, потому что гораздо дешевле изготовлять кирпичи самим, чем покупать их на стороне".

Это привело его в ярость. Он всегда приходил в ярость от любой подобной мелочи. Должен сказать, что мне не случалось видеть существа более чувствительного, - если учитывать материал, из которого он был сделан.

В то время у него на руках было несколько книг - никчемных книг, которые он принял, потому что их предложили ему, а не мне, - и я обнаружил, что он не потрудился подсчитать слова ни в одной из них. Он принял их к изданию, не ознакомившись с ними. Уэбстер был хорошим агентом, но он совсем не разбирался в издательском деле и не был способен хоть чему-нибудь в нем научиться. Затем я узнал, что он согласился воскресить "Жизнь Христа" Генри Уорда Бичера. Я заметил, что ему следовало бы взяться за Лазаря{265}, потому что за него один раз уже брались, и мы знаем, что это вполне осуществимо. Он снова вышел из себя. Несомненно, он был чувствительнейшим из всех существ его покроя. Кроме того, он выплатил мистеру Бичеру, который находился тогда в стесненных обстоятельствах, пять тысяч долларов в счет будущего гонорара. Мистер Бичер обязался переработать книгу - или, вернее, закончить ее. Если не ошибаюсь, он как раз выпустил первый из двух предполагавшихся томов, когда разразился пресловутый скандал, положивший конец всей затее. Кажется, второй том вообще не был написан, и теперь мистер Бичер обязался его написать. В случае невыполнения своего обязательства в указанный срок он должен был вернуть деньги. Выполнить это обязательство ему не удалось, и в конце концов деньги были возвращены.

Уэбстер всячески затягивал выпуск моей книги "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура", а потом издал ее настолько втихомолку, что ее существование было обнаружено только через два-три года. Он так долго тянул со сборником "Библиотека юмора", составленным Гоуэлсом и мной, и в конце концов выпустил его столь секретным образом, что вряд ли хоть кто-нибудь в Америке когда-либо узнал о его существовании.

Уильям Лаффен{265} сообщил мне, что мистер Уолтере из Балтимора готовит замечательную книгу - подробнейшее описание своей царственной коллекции произведений искусства; что он намерен выписать лучших художников из Парижа, чтобы проиллюстрировать ее; что он намерен лично следить за изданием этой книги, чтобы она была сделана по его вкусу; что он намерен истратить на нее четверть миллиона долларов; что он хочет, чтобы она продавалась по высокой цене, соответствующей ее великолепию, и что он отказывается от всякого гонорара. Издателю нужно будет только распространить эту книгу и получить всю прибыль.

Лаффен сказал: "Так что, Марк, вы можете с ее помощью разбогатеть без всяких хлопот, без всякого риска или расходов".

Я сказал, что немедленно пошлю Уэбстера в Балтимор. Я и пытался его послать, но тщетно. Уэбстер не пожелал иметь к этому делу никакого отношения. Если бы мистер Уолтере хотел издать подержанную собаку, ему нужно было бы только обратиться к Уэбстеру. Уэбстер сломал бы себе шею, лишь бы добраться до Балтимора и завладеть этой собакой. Но мистер Уолтере обратился не к тому человеку. Гордость Уэбстера была задета, и он не снизошел бы даже до того, чтобы бросить взгляд на книгу мистера Уолтерса. У Уэбстера была огромная гордость, но другими талантами он не отличался.